Вторая группа затруднений связывается с сомнениями в самой возможности подобных качественных трансформаций живых организмов. «Возможно ли, – повторяет Дарвин часто задаваемый ему вопрос, – чтобы животное, например, с образом жизни и строением летучей мыши, могло образоваться путём изменения другого животного с совершенно иным образом жизни и строением?» (Там же, с. 167).
Противники взглядов, защищаемых Дарвином, объявляли бессмыслицей и беспочвенной фантазией представления о том, что при переходе из одной среды в другую одни животные или растения могли превращаться в другие, с совершенно иным строением, с иными органами и привычками. Этим оппонентам дарвиновского учения совсем не казалось невероятным существование могущественных существ, способных словесными велениями создать этот мир, планеты и звёзды, виды животных и растений, творить чудеса, воскрешать мёртвых и т. д. Но превращения одних живых существ в другие им представлялись фантазёрством, поскольку они совершались естественным путём, а не существами, наделенными сверхъестественным могуществом.
Дарвин демонстрирует саму возможность естественных превращений на множестве примеров разнообразия ныне существующих видов. Разве не разнообразны виды летучих мышей и не приспособлены они, насколько возможно, к условиям своего обитания? А насекомоядный летучий лемур, так похожий на летучих мышей, что натуралисты принимали его за один из их видов, разве у него не выработались в сходных условиях посредством естественного отбора сходные приспособления? Но лемур – родственник четвероногих обезьян. На его примере Дарвин отслеживает историю вида четвероногих зверьков, за время жизни большого множества поколений нарастивших пригодные для полёта крылья. То же самое происходило и у летучих мышей, у которых летательный аппарат отличается лишь большей длиной пальцев и предплечий.
Ещё более наглядно переходы от одних форм и приспособлений к другим просматриваются, по Дарвину, на примере семейства белок. Различные типы приспособлений для перебрасывания тела с ветки на ветку и с дерева на дерево характеризуют разные виды от белок со сплющенными хвостами и до так называемые летающих белок, у которых широкая складка кожи служит естественным парашютом, позволяющим парить, преодолевая весьма значительные расстояния. К возможности парения по воздуху привело развитие боковых перепонок, которые у длиннохвостых белок только намечались.
«Потому-то я и не вижу затруднения в том, – подводит итог Дарвин, – чтобы, особенно при меняющихся жизненных условиях, постоянно сохранялись особи всё с более развитыми боковыми перепонками, так как каждое изменение в этом направлении полезно и передавалось бы до тех пор, пока – путём накопления результатов этого процесса естественным отбором – не получилась бы вполне совершенная так называемая летучая белка» (Там же, с. 174).
Здесь всё учтено: и меняющиеся жизненные условия, и сохранение полезных изменений, и их накопление действием отбора. Не учтена и осталась неопознанной только постоянная биологическая работа многих поколений по преодолению расстояния между деревьями, которая и выработала «парашют» летающей белки путём растягивания боковых перепонок.
Почему такие перепонки и столь очевидные преимущества летающих белок по преодолению на большой высоте «пропастей» между ветками не выработались у других белок? Потому, что у них была другая направленность биологической работа. Например, при совершении прыжков они использовали длинные мохнатые хвосты. Отбор же способствовал выживанию и оставлению потомства не просто наиболее длиннохвостыми белками, а главным образом теми белками, которые в постоянных прыжках лучше использовании свои хвосты.
Многие антидарвинисты выдвигали протии теории эволюции возражение, заключающееся в том, что при смене среды, например, переходе из водной в воздушную или из воздушной в водную животные не могли бы существовать в некоем переходном состоянии, а только в приспособленном к существованию в одной из этих сред.
Опровергая подобные умозаключения, Дарвин указывает на существование животных, образ жизни которых связан с периодическими переходами из одной среды в другую и обратно. Так, североамериканский хорёк похож на выдру, имеет перепонки между пальцами и другие характеристики строения, отличающие водное животное. Он питается рыбой, но зимой, когда лёд покрывает замёрзшие водоёмы, он «вспоминает» прошлое своего вида и, как и другие виды хорьков, охотится на мышей и других сухопутных животных (Там же, с. 173).
Много примеров, чрезвычайно важных для придания очевидной доказательности его теории, Дарвин приводит, описывая разнообразие образов жизни и их перемены у особей одного вида, а также случаи, когда строение животных данного вида не соответствует их нынешнему образу жизни. Речь идёт о переселенцах в иные среды, относительно которых, как замечает Дарвин, «трудно решить, да для нас и несущественно, изменяются ли сначала привычки, а затем строение органов, или наоборот, лёгкие изменения в строения вызывают изменения в привычках; и то, и другое, по всей вероятности, часто совершается почти одновременно» (Там же. С. 176).
Сюда относятся и североамериканский чёрный медведь, плавающий в реках для ловли водных насекомых, и дятел, живущий в долине Ла-Платы, где отсутствуют лесные заросли, что привело к необходимости строить гнёзда в норах по берегам рек, и буревестник, обитающий в спокойных проливах Огненной Земли и в результате существенного изменения организации ставший похожим на гагару.
По этому поводу в русской литературе имеется изумительно красочное описание различий в поведении между гагарами и буревестниками. В стихотворении в прозе А.М. Горького, пророчившем неизбежность русской революции, сказано: «И гагары тоже стонут, стонут, мечутся над морем, им, гагарам недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает. Только гордый буревестник смело реет между молний, то кричит пророк победы: буря, скоро грянет буря!». И вот, прожив в спокойных водах довольно значительное число поколений этот предвестник потрясений становится похожим на очень не любящую природных революций гагару. Образ жизни, по Дарвину, изменяет поведение, а устойчивое изменение поведения приводит к изменению организации.
Отсюда следует знаменитый вывод Дарвина, направленный против всех видов и доводов креационизма:
«Тот, кто верит в отдельные и бесчисленные акты творения, может сказать, что в этих случаях Творцу угодно было, чтобы существо известного типа заняло место существа другого типа, но мне кажется, что это было простым повторением факта, только более высоким слогом» (Там же, с. 178).
Здесь выражена самая сущность креационистской методологии сопротивления эволюционизму и толкования фактов, открытых наукой. Любой факт лишь повторяется, но научное объяснение подменяется деянием Творца, исходя не из реальной природы, а из творческой природы самого человека.
Третья группа затруднений связана с происхождением сложных органов и сохранением органов, несущественных для выживания. К числу излюбленных доводов креационистов, выраженных, как правило, высокопарным слогом, являлся и до сих пор является тезис о невозможности естественного формирования сложных органов, особенно такого «чуда природы», как глаз.
Дарвин опровергает претензию на достоверность этого довода следующими контраргументами:
– существуют и выявлены наукой многочисленные переходные ступени от простого и несовершенного глаза к наиболее сложно устроенному и совершенному;
– каждая ступень развития зрения полезна для её обладателей;
– глаза подвержены изменениям, и эти изменения наследственны;
– в борьбе за существование и в результате естественного отбора выживают и оставляют потомство те особи и виды животных существ, которые способны лучше других ориентироваться в ситуациях и обстоятельствах окружающей действительности благодаря более совершенному устройству биологического механизма, обеспечивающего зрение.
К этому объяснению, с нашей точки зрения, следует добавить процесс выработки органических структур глазного аппарата их мобилизацией мозгом на наилучшие способы отражения действительности путём постоянной биологической работы по всматриванию в постоянно изменяющиеся обстоятельства внешней среды. Ибо выживают и оставляют потомство не просто наследственные обладатели наиболее удачно устроенных глаз, а прежде всего те обладатели по-разному устроенных глаз, которые лучше пользуются своими органами зрения, вырабатывая тем самым оптимальную связь глаза с мозгом.
Упорядочивающее действие мобилизационных структур в процессе биологической работы способствует усовершенствованию деятельности глаз и оказывает влияние на строение глаз в онтогенезе, в каждом конкурирующем за жизнь поколении. Естественный отбор лишь закрепляет достигнутые таким образом преимущества. В последующих поколениях выживают и обзаводятся потомством главным образом те, кто обладает наследственной предрасположенностью к подобной тренировке органов и развивает эту предрасположенность ежедневной биологической работой в течение всех жизни. Так статистический процесс выживания наиболее работоспособных и комбинаций наследственных признаков резюмируется в динамическом процессе направленности эволюции и усовершенствования системы органов.
Ещё более сложным для объяснения с точки зрения дарвиновской теории, чем образование сложных органов, является формирование простых органов, не имеющих существенного значения для выживания и оставления потомства. Дарвин посвящает действию естественного отбора на органы, кажущиеся несущественными, отдельный раздел. Он пишет:
«Так как естественный отбор действует через посредство жизни и смерти, – через переживание наиболее приспособленных особей и истребление менее приспособленных, – то я иногда испытывал серьёзное затруднение в том, как объяснить происхождение или образование частей организма, имеющих небольшое значение; затруднение это, хотя совершенно иного рода, но почти так же велико, как и в отношении более совершенных и сложных органов» (Там же, с. 193).