Мы удивляемся инстинкту паучихи, которая сразу по завершении полового акта откусывает голову самцу. А посмотрите на многие пары человеческих самцов и самок, которые в приливах нежности целуются и милуются, а через несколько минут готовы загрызть друг друга в бесплодных и пустяковых конфликтах. Животная война таится за тонкой плёнкой человеческой цивилизованности.
Геноцентрическая трактовка борьбы за существование нередко сводится к представлению о различии между геометрической прогрессией размножения и сопротивлением со стороны биотических и абиотических факторов среды, препятствующих выживанию и образующих дифференцированное умерщвление (элиминацию) генетически неудачных особей. Люди, называющие себя неодарвинистами, исчерпывают этим заимствованным у Мальтуса тезисом дарвиновскую концепцию борьбы за существование, не замечая, что они не столько осовременивают, сколько состаривают и примитивизируют эту концепцию.
Нередко сам термин «борьба за существование» заменяют понятием элиминации, введенным в употребление Т. Морганом на заре развития генетики XX века. Но понятие элиминации значительно сужает дарвиновские представления о борьбе за существование. Оно, конечно, полезно при характеристике результатов борьбы за существование, но нередко связывается с представлением об организмах как пассивных объектах элиминации, тогда как у Дарвина они рассматриваются как активные субъекты эволюции, сталкивающиеся в борьбе за жизнь.
Достаточно обратить внимание на те места в «Происхождении видов», где Дарвин пишет о людях, которые умиляются пению птиц, рассуждая о мирной гармонии в природе, тогда как эти птицы ежеминутно подвергаются опасности нападения хищников, что приводит к их гибели и немедленному поеданию. Активное избегание опасностей и поиск удовлетворения жизненных потребностей выступают, по Дарвину, в качестве неотъемлемого фактора эволюции в животном мире.
«Военная» сторона борьбы за существование в дикой природе приводит к «гонке вооружений» между естественными приспособлениями организмов, являющейся аналогом гонки вооружений технического характера между военно-мобилизационными структурами человеческого общества. И для конкуренции естественных вооружений в животном мире характерно такое же соревнование «снаряда и брони», защитных и наступательных приспособлений, какое присуще конкуренции искусственных вооружений в военных действиях человеческих сообществ.
В истории жизни защитное вооружение жертв укреплялось и совершенствовалось в ответ на появление мобилизационных инноваций в наступательном вооружении хищников, а это последнее формировалось и совершенствовалось в ответ на вызовы и трудности в добывании пищи, обусловленные прогрессом в защитном вооружении и поведении жертв. Случайными наследственными изменениями, фильтруемым отбором, невозможно без натяжек объяснить тонкую подстройку «брони» под «снаряд» и «снаряда» под «броню».
Если бы жертвы не вырабатывали ежедневно, повсеместно своими усилиями, напряжениями, избеганиями, маскировкой, спрятыванием, огрызанием, другими поведенческими реакциями сопротивления отбору как избирательному умерщвлению, отбор действовал бы слепо, а защитные вооружения и способы защиты не успели бы сложиться, поскольку слабее защищённые виды уничтожались бы хищниками и некому было бы совершенствовать защищённость.
Главной защитой любого вида животных является его поведение, и полагать, что поведенчески обусловленные защитные модификации, повторяющиеся из поколения в поколение, не имеют существенного значения для выработки усовершенствованных защитных приспособлений, по меньшей мере безосновательно.
«Военная» сторона борьбы за существование направлена против естественных врагов – поедаемых против поедателей и поедателей против поедаемых, а также против конкурентов, занимающих ту же экологическую нишу и претендующих на те же ограниченные ресурсы.
Мирная сторона заключается в биологической работе по обустройству жизни, причём естественные органы и приспособления, используемые в созидательной работе по оптимизации жизнедеятельности легко переключаются на удовлетворение потребностей в защите или нападении. Военная сторона борьбы за существование имеет свою историю, весьма напоминающую военную историю борьбы социально организованных человеческих сообществ. Как и в сражении искусственно вооружённых отрядов, борьба за выживание каждого организма требует максимальной мобилизации сил и средств, использования всех возможностей для защиты или нападения, которые представляют имеющиеся вооружения, в данном случае естественные.
С переходом животного мира в первобытном океане от первичной мягкотелости к образованию твёрдых скелетов «военная» составляющая борьбы за существование выражается в столкновении между постоянно укрепляющимися панцирями потенциальных жертв и постоянно усиливающимися челюстями хищников. Наивысший прогресс панцирного вооружения был достигнут у панцирных рыб.
Недостатки сплошных панцирей были во многом аналогичны недостаткам панцирей воинов древних цивилизаций. Они сковывали движения, не могли покрывать многие уязвимые участки тела, а главное, не были достаточно прочными и давали трещины. У таких эволюционно продвинутых обитателей древних океанов, как рыбы, переход от сплошных панцирей к чешуе во многом напоминает изобретение кольчуги. Одновременно с появлением чешуйчатого покрытия у наиболее прогрессивных рыб развиваются позвоночники.
Возникновение позвоночных животных – костных рыб – стало вершиной эволюции океанической фауны. Дальше здесь эволюция продвинуться не могла. Позвоночники не только обеспечивали гибкость движений, но и были мощным защитным вооружением вследствие своего игольчатого построения. Острые иглы рыбьих костей вонзались в мягкие ткани ртов хищников, в том числе и более крупных рыб. Соответственно челюсти хищников перестраивались для преодоления этих затруднений.
Выход первобытных позвоночных на сушу обусловил замену игольчатого позвоночника пластинчатым, способным выдерживать гравитационные нагрузки в воздушной среде. В эпоху динозавров военная сторона борьбы за существование становится определяющим фактором биологического прогресса.
Прогрессивное развитие рептилий на протяжении около 180 млн. лет их безусловного доминирования в земной природе шло по линии наращивания боевых качеств. Это выражалось в последовательном росте массы и длины тел или их пригодных для защиты и нападения участков, в увеличении количества, длины и проникающей силы зубов, расширении площадки челюстей и укреплении приводящих их в действие мышц, увеличении длины и повышении остроты когтей.
Многие виды динозавров первыми на этой планете «изобрели» двуногое передвижение, но не для того, чтобы пользоваться искусственными орудиями, а для того, чтобы сделать более эффективным своё естественное вооружение. Растительноядные динозавры благодаря этому смогли обгладывать высоко растущие ветви деревьев, а плотоядные получили более перспективные положения для атаки сверху на спины своих огромных врагов – четвероногих растительноядных динозавров.
В свою очередь эти последние нарастили невероятно длинные шеи и хвосты, которые использовали как чудовищной мощи оборонительное оружие. Удар хвоста, оснащённого шипами, достигал, вероятно, мощности не менее тонны, а гибкая и чрезвычайно длинная шея позволяла широкой пасти, защищая спину, впиться зубами в уязвимые части тела агрессора. Спины этих динозавров были защищены и прочными пластинками разнообразной формы, а также колючками и шипами.
В 1971 г. в Монголии палеонтологи обнаружили останки двух могучих динозавров, сцепившихся друг с другом в смертельной схватке. Это были хищный велоцираптор и отражавший его нападение травоядный протоцератопс. Хищник пробил жертве живот своими огромными и острыми, как кинжалы, когтями, а жертва ударом головой вонзила хищнику в грудь свой шиповидный рог. Они убили друг друга и пролежали миллионы лет в земле, прежде чем их историческое сражение стало достоянием человеческой науки.
Исход этого сражения можно считать достаточно закономерным. Хищники и их жертвы, растительноядные динозавры были сравнимы по своей вооружённости и боевым качествам. Потенциальные жертвы, как правило, превосходили хищников в росте и в весовой категории, что немаловажно при любых боевых поединках. Именно наращивание размеров и массы тела у растительноядных динозавров, как признают специалисты, вызвало адекватное наращивание тела плотоядными ящерами, которое происходило как бы вдогонку и всё же уступало потенциальным жертвам вследствие открытости для них неисчерпаемых количеств пищевых ресурсов в виде зелёной массы растительности.
Типичным примером мощи растительноядных рептилий являются цераптопсы – рогатые динозавры, различные виды и разновидности которых процветали по всей планете и эволюционировали в сторону разрастания величины рогов от простых колючек до громадных копьеподобных орудий на головах. На лбах у трицератопсов было уже не два, а три огромных рога, что и обусловило их название, переводимое как «трижды рогатые».
При приближении хищников цератопсы выстаивались туловище к туловищу, наклонив головы и выставив навстречу врагам громадные рога. Они образовывали, таким образом, некое подобие фаланги. Трицератопсы могли действовать против хищников и в одиночку благодаря лишнему копьеобразному рогу, находившемуся у них возле носа. Сдержать одиночного трицератопса одиночному хищнику было невозможно, приходилось спасаться бегством.
Многие растительноядные динозавры использовали как средство самозащиты именно свой огромный рост и вес тела. Динозавры поменьше, например анкилозавры, весившие не более двух тонн, были оснащены шипастыми панцирями от шеи через всю спину и хвост, а на конце хвоста имели своеобразную булаву, удар которой мог расколоть череп хищника или во всяком случае оглушить его. Сплошные шипы защищали и спины стегозавров.
Однако растительноядные динозавры явно уступали плотоядным по строению зубов. Их зубы имели клинообразную или пластинчатую форму, были очень большими и крепкими и росли на протяжении всей жизни. Но на концах они были, как правило, притуплены, что соответствовало типу питания, направленного на отрывание и пережёвывание жёстких растительных волокон.