Отбор «творит» и направляет эволюционные изменения посредством создания («творения») большей вероятности выживания и продолжения рода организмов, обладающих конкурентными преимуществами. Но сами эти преимущества формируются отбором лишь частично, за счёт большей вероятности поощрения им того, что лучше сопротивляется его элиминирующему давлению, что может само за себя постоять. Возникают эти преимущества частично из действия отбора, поскольку, как правильно подчёркивают те же авторы, «признаки (адаптации) никогда не возникают в готовом виде», а «отбор ответствен за суммирование мелких отклонений» (Там же). Но главным источником создания («творения») этих преимуществ является не суммирование непосредственно отбором случайных наследственных изменений, а биологическая работа каждого организма (и внутри него), направленная на выживание и оптимизацию жизнедеятельности в ежедневной борьбе за существование.
Ограничение «творческой» деятельности отбора дифференциальным размножением мелких и случайных наследственных изменений составляет главную ошибку геноцентризма, обусловленную абсолютизацией достижений генетики. Живые существа в геноцентрической картине эволюции как бы и не живут, а только воплощают наследственные особенности. На самом деле любые особенности организмов, и случайные, обусловленные мутациями и комбинированием генов, и неслучайные, приобретенные в суровой борьбе за существование, формируются в жизненном процессе, в котором исходные наследственные данные и идущие от генов импульсы к развитию преобразуются неустанной биологической работой применительно к конкретным условиям существования каждого организма.
Отбор стихиен и нецеленаправлен, он «творит» спонтанно в зависимости от обстоятельств. Эта сторона действия отбора напоминает интуитивную сторону творческой деятельности человека. Но есть и другая, рациональная сторона человеческого творчества, аналогом которой является направленность отбора на поддержание жизненных достижений борющихся за существование организмов.
Поддержание отбором результатов достаточно эффективной биологической работы организмов и переживания конкурентоспособных мобилизационных структур есть закон функционирования отбора, тенденция, которая пробивает себе путь через массу разнообразных случайностей и преобразует вероятностное действие отбора в направленное, обеспечивает его динамику. Во взаимодействии с собственной мобилизационной активностью борющихся за выживание и работающих для оптимизации своей жизнедеятельности организмов созидательное функционирование отбора приобретает черты целесообразности.
Возникает вопрос: насколько правомерно проецировать на дикую природу понятие целесообразности, которое связано с представлениями о целях как импульсах сознательной деятельности человека? Не является ли сама постановка этого вопроса возвратом к мифологической телеологии и отходом от научного мировоззрения? И не возникает ли при этом неоправданного перенесения представлений о человеческих целях на бессловесные и не обладающие сознанием живые организмы?
Ответы на эти вопросы связаны с пониманием фундаментальных различий и целесообразности в живой природе и целесообразной деятельности в человеческой цивилизации. Целесообразность строения живых организмов и целесообразность «творческого» действия отбора безусловно связаны с целесообразностью биологической работы, направляемой и регулируемой всеобщей устремлённостью всего живого к выживанию, нормализации и оптимизации жизнедеятельности. Как и всякая работа, направленная на достижение определённых результатов, биологическая работа несёт в себе черты целесообразности, или, если угодно, стремлениесообразности.
«Творческая» составляющая отбора напрямую связана с этой устремлённостью, стремлениесообразностью. Но наряду с этой «творческой» составляющей отбору присуща и абсолютно нетворческая составляющая, тенденция к стихийности, нецелесообразности, ненаправленности. Отбор в дикой природе крайне жесток, безразличен к отбираемым им индивидам, пролагает дорогу к прогрессу через горы трупов, через вымирания всех, кто не успевает приспособиться. Крайне упрощённым и ограниченным является и геноцентрическое понимание роли отбора в адаптациогенезе – процессе образования и совершенствования адаптаций. Адаптации рассматриваются исключительно как результат действия отбора на случайно возникающие неадаптивные наследственные изменения. При этом категорически отрицается возможность адаптации генов к действию работы организмов на протяжении жизни многих поколений. Геоцентристская идеология, господствующая в синтетической теории эволюции оказывает сильнейшее давление на умы исследователей, мешает им воспринимать реальное положение вещей, раскрываемое натуралистической биологией.
Приведём выдержки из книги белорусского учёного А. Константинова, которые наилучшим образом характеризуют ситуацию:
«Выживание большинства особей в существенно изменившихся условиях происходит и за счёт модификационной изменчивости, в связи с чем последняя приобретает важное значение для эволюции. Потенциальные возможности для адаптивных модификаций у различных организмов чрезвычайно варьируют и особенно в больших пределах у растений. Хорошо известны случаи разнообразных модификаций всех вегетативных органов их при изменении температуры, влажности, освещенности, почвенного питания и т. д. При наличии такого модификационного полиморфизма особи популяций оказываются вполне подготовленными к быстрой перестройке в изменённых условиях и форма, которая прежде не имела особого значения для жизнедеятельности, в новой среде может стать решающим фактором для выживания. Так, амфибиотические растения при снижении влажности водоёмов могут превратиться в наземные, а растения, перенесенные в высокогорные условия, образуют горную модификацию и т. д.» (Константинов А.В. Основы эволюционной теории – Мн.: Высш. школа, 1979 – 400 с., с. 181–182).
На примере растений автор признаёт и принципиальную возможность перехода модификационных, т. е. приобретенных, наработанных организмами в определённых условиях развития, направленных изменений в наследственные. Он пишет:
«Модификационные изменения могут в конечном итоге смениться генотипическими. Например, растения, недавно ставшие ксерофитными, на основе модификационной изменчивости в процессе эволюции иногда приобретают и наследственные изменения, определяющие развитие признаков, снижающих потерю воды» (Там же, с. 182).
Тот же А. Константинов, опираясь на работы классика российской эволюционной биологии И. Шмальгауена, приводит целый перечень примеров, которые убедительно демонстрируют закрепление результатов биологической работы в генетических структурах при длительном приспособлении к факторам окружающей среды достаточно значительного числа поколений.
Мы воспроизводит примеры, содержащиеся в книге А. Константинова и сведённые в таблицу (Там же, с. 182–183). Приводя эти примеры по тексту этого автора, мы снабдим их собственными комментариями.
1. «В холодном климате севера или высоких горах многие растения приобретают карликовый рост. В тундре и горах местная растительность характеризуется карликовым ростом, который нередко сохраняется и при культивировании в тёплом климате долин». Карликовый рост выгоден для растений, произрастающих в холодном климате, поскольку предохраняет растения от вымерзания. Под действием холода на ранние побеги растений у них происходит изменение биологической работы, выражающееся в торможении роста. Это изменение модификационное, она укладывается в норму реакции (норму выработки признаков, или норму функционирования генов) и потомству не передаётся. Но если семена таких растений высадить в тёплом климате, из них вырастут растения, отличающиеся от долинных форм. Это свидетельствует о наследственном сдвиге норм реакции по мере усвоения новых форм биологической работы, поддержанной отбором.
Приобретенные признаки в одном или ограниченном числе поколений потомству не передаются благодаря консерватизму генетических структур, призванных обеспечивать полноценное воспроизведение потомства путём сохранения этих структур в обновлённых организмах. Этот консерватизм позволяет сберечь обновлённые организмы от воспроизведения результатов негативных и разрушающих воздействий, которым могли подвергаться их родительские организмы.
Такой консерватизм генов при смене поколений способствует обновлению фенотипов. Но если растения произрастают в течение многих поколений в холодном климате, отбор покровительствует только тем фенотипам, которые приобрели полезные модификации, изменив применительно воздействию низких температур свою биологическую работу. Высокорослые растения в холодом климате не выживают, и происходит развитие только тех генотипов, которые способны к выработке признаков, способствующих выживанию в холодном климате. Сохраняются отбором только генотипы с суженной нормой реакции. В результате исчезает способность генов воспроизводить широкие нормы реакции (нормы выработки признаков) при произрастании в условиях тёплого климата.
2. «При засухе многие растения сбрасывают листья и ассимилируют зелёными тканями черешков и стеблей. Ксерофитные растения часто лишены листьев и ассимилируют стеблями, филлодиями или филлокадиями, которые развиваются и при культивировании их во влажной среде». Это аналогичный пример сужения нормы реакции (нормы выработки признаков) под действием отбора, поощряющего сохранение фенотипов, хорошо работающих в условиях засухи и тем самым устраняющего из воспроизведения генотипы, обладающие широкой нормой функционирования генов. Сужение нормы реакции обеспечивает приспособившимся к засухе организмам преимущества в борьбе за существование, поскольку не требует дополнительных затрат энергии, которой и так недостаёт в засушливых регионах, на усилия по приспособительной работе фенотипов.
3. «Растение яровой рыжик среди посевов льна принимает общий вид льняного рыжика. Растение льняной рыжик произошло от ярового рыжика, произраставшего среди побегов льна. Его признаки устойчивы». Произрастая среди побегов льна, яровой ры