В «информационной» теории Кордюма новую информацию, необходимую для эволюции, не только не производят сами организмы, но даже и их собственные гены, как это признано в других геноцентрических теориях. Новая информация, необходимая для крупных эволюционных изменений производится вне организмов и затем привносится извне различными микроорганизмами. Эволюция представляется чем-то вроде инфекции или заразной болезни, понимается по аналогии с эпидемией. «В рамках развиваемых представлений, – признает это курьезное понимание Кордюм, – логичным становится и параллелизм развития – перенос информации – даже в наше время, как было показано выше, может носить эпидемиологический характер и при невысокой специфичности охватит многие (особенно близкие) виды» (Там же, с. 204).
Понятно, что при подобном способе информационного обеспечения эволюции привнесение, или попадание в геном чуждой информации будет совершенно случайным и такими же случайными будут формируемые посредством этой информации морфологические свойства фенотипов. В этом отношении «информационные» монстры Кордюма ничем не отличаются от «перспективных» монстров Р. Гольдшмидта, которые тоже возникают внезапно путем крупных скачкообразных и совершенно случайных генетических изменений, а уже затем начинают приспосабливаться к окружающей среде и отыскивают себе подходящую экологическую нишу.
Если результаты «системных мутаций» Гольдшмидта нуждаются в дальнейшей адаптации к условиям, соответствующим их новой организации, то результаты потребления «чужой» генетической информации по Кордюму нуждаются в дальнейшей «доработке» на соответствие условиям среды. В обоих случаях авторы сальтационистских концепций не могут обойтись без использования дарвиновской теории отбора, которую они пытались опровергнуть и объявить устаревшей.
А что касается Кордюма, то он в сам термин «доработка» вкладывает свое, хотя и весьма своеобразное, понимание того, что эволюционные преобразования не могут обойтись без биологической работы самих организмов, а не только происходить по воле случая путем включения в геномы «большой порции чужеродной информации», при котором «не приходится говорить о степени совершенства кодируемых ею признаков» (Там же, с. 146).
Но «доработка» по Кордюму начинается тогда, когда основные эволюционные события уже свершились. А свершаются они следующим образом. В обыденной жизни видов многоклеточных организмов их геномы прочно заизолированы от включения чужеродной генетической информации.
«Относительно много известно, – констатирует В. Кордюм, – о выключении экзогенной информации. Данный процесс может осуществляться на всех уровнях… При появлении ненужной или вредной информации транслокация терминатора приводит к выключению нежелательных последовательностей… Но даже если не произойдет вставки терминатора или инсерционной инактивации экзогенного материала, его считывание столкнется с весьма совершенным у эукариотов трансляционным контролем, который может рассматриваться как второй эшелон регуляции… Нет сомнения, что со временем будут обнаружены и другие формы контроля, пресекающие экспрессию экзогенной информации» (Там же, с. 151).
Итак, защита геномов от проникновения чуждых последовательностей ДНК и их экспрессии в организмы является многоуровневой, многополосной и вполне надежной. Ведь если бы это было не так, само существование видов, строго охраняемое консерватизмом наследственности, сделалось бы невозможным, поскольку в раннем онтогенезе изменились бы условия поставки необходимых для эмбрионов белков и возникли бы необратимые нарушения в развитии, делающие невозможным существование организмов в дикой природе.
В этом и состоит коренной недостаток всех салтационистских теорий от макромутаций Гольдшмидта Шиндевольфа и Далька и до «включений больших порций чужеродной информации» Кордюма: они ищут болезненные, случайные, уродующие организмы пути эволюции, не учитывая, что такие пути не просто изменили бы ход онтогенеза, а просто запутали бы и сломали тонкие механизмы развития.
Не случайный и происходящий как попало под действием хаотических генетических изменений, а направляемый биологической работой и отбором ход трансформации норм реакции генотипов приводит к регулируемом изменению порядка в развитии организмов и, соответственно, к видообразовательным процессам. Эволюционные инновации могут быть только результатом последовательной работы организмов, а не результатом заражения чуждой и неспецифической для данного вида организмов генетической информацией.
Сам механизм подобного заражения В. Кордюм вынужден представлять по аналогии с эпидемическими заболеваниями. Для того, чтобы зараза эволюции проникла сквозь защитные барьеры, охраняющие постоянство генома, организмы, подвергшиеся генетической инфекции, должны быть ослаблены, а их жизненные силы подорваны изменением условий существования.
«В критические периоды жизни популяции, – полагает В. Кордюм, – при состояниях крайнего стресса, истощения, охлаждения и т. д. предельно ослабевают все защитные функции, в том числе и те, которые отвечают за регуляцию поступление и степень блокирования экзогенного генетического материала. С одной стороны, это должно привести к открытию информационных каналов и широкому потоку из биосферы вещества наследственности в такие объекты, а с другой – к частичному ослаблению систем надзора, обеспечивающего молчание чужеродной ДНК» (Там же, с. 151).
Вся эта конструкция чрезвычайно фантастична и далека от реальности. Животные и растения с ослабленными организмами встречаются сплошь и рядом, но заболевают они не эволюцией, а обычными эпидемическими и неинфекционными заболеваниями. Животных с сильно измененными вследствие попадания чужеродной ДНК геномами никто никогда не видел, как никто не видел системных мутаций и других порождений изобретательного человеческого ума, которые берут начало из геноцентрического способа восприятия эволюционных процессов.
Это не означает, конечно, что чужеродная ДНК не попадает в генетические структуры различных видов организмов из ранее перечисленных источников. Но для того, чтобы быть включенной в геномы даже в качестве «молчащих» генетических структур, она должна пройти длительную ассимиляцию в биологической работе организмов и быть поддержана отбором. Тем более значительную проверку биологической работой должна пройти внесенная случайно генетическая информация, чтобы быть использованной в эволюционных процессах.
Чаще всего, по-видимому, привнесенная генетическая информация откладывается в геномах только при том условии, что она остается незамеченной системами репарации. Но происходить это может только вследствие того, что она никак не влияет на экспрессию генов, на производство нужной для жизнедеятельности клеток белковой продукции. Это именно «молчащая» ДНК. При серьезном изменении жизненных обстоятельств, требующих соответствующего изменения мобилизационных структур организмов и производимой ими биологической работы эта «молчащая» ДНК действительно может «заговорить».
Могут «заговорить» и накопленные в гетерозиготном состоянии мелкие мутационные изменения в духе СТЭ, и некоторые адаптивные сдвиги норм реакции регуляторных генов, ранее никак не проявлявшие себя, но преадаптированные к дальнейшим изменениям. Но все это может случиться не раньше, чем будет подготовлено изменением характера и содержания биологической работы, осуществляемой организмами в их повседневной жизни. Только тогда может стать возможным системное преобразование геномов, позволяющее согласованно изменять различные составляющие хода раннего онтогенеза, повторяя в общих чертах биологическую работу, осуществляемую в предшествующей истории вида и не нарушающую при этом тех тонких механизмов согласованного развития клеток, которые делают возможным нормальное протекание онтогенеза.
Что же касается построения теории эволюции на случайном и безвредном для хода онтогенеза попадании в геном больших массивов хаотически напластованной информации – то это не более чем очередной геноцентрический миф, столь же несостоятельный, как системные мутации, типострофы и прочие попытки «слепить» эволюцию из чисто генетического материала. Эволюцией невозможно заразиться, ее невозможно получить из чисто генетических манипуляций, ее можно только выработать.
Поскольку в «информационной» теории эволюции Кордюма источником эволюции выступают посторонние генетические структуры, он приходит к отрицанию возможности самостоятельных эволюционных изменений видов и популяций. Ни популяции, как в СТЭ, ни виды, как в классическом дарвинизме, по Кордюму, не могут быть элементарными эволюционными сообществами. «Согласно информационной концепции, – пишет Кордюм, – элементарной эволюционной структурой может быть только ценоз» (Там же, с. 190).
В конечном же счете эволюция, – именуемая Кордюмом наборной, протекает через набор всего генетического материала планеты и главным субъектом эволюции выступает вся биосфера в целом. «В контексте наборной эволюции, – определяет он, – под биосферой понимается вся живая материя планеты плюс вся информация, которая временно находится вне организмов в виде нуклеиновых кислот почвы, воды и других субстратов, вирусов, носящихся в воздухе или адсорбированных на поверхностях, информационных макромолекул органических остатков любого биогенного происхождения и т. д. В настоящее время уже высказывают мнение, что эволюцию надо рассматривать только в тесной связи с биосферой в целом» (Там же, с. 200).
Такое рассмотрение подводит автора теории к весьма странному предсказанию. «Вследствие резко возросшего антропогенного воздействия на биосферу, – пишет он, – появились (буквально в последние несколько десятилетий) и непрерывно увеличиваются не только локальные, но уже глобальные изменения окружающей среды. Поэтому уже сегодня можно ожидать начала достаточно массового видообразования. И поскольку, согласно настоящей концепции, видообразование чаще всего должно происходить скачкообразно, то этот процесс должен начать проявляться. Мы стоим у истоков очередного бурного этапа эволюции и при внимательном наблюдении должны его заметить. Надо только хорошо искать» (Там же, с. 214).