Ледяная боль внезапно пронизывает подреберье. Яркий искусственный свет сжигает кровь в пепел…
— Вставай, Паршивец, хватит дрыхнуть! — свой ор Ботинок сопроводил вторым ударом в бок.
— Оставь его. Мы своих не трогаем, время есть, — осадил Седой, староста отряда мусорщиков К987.
— Не трогаем, пока они нас не трогают, — Ботинок сплюнул. — Из-за него уже на прошлой неделе все получили. Не может заставить себя подняться, все снит себе чего-то.
— Не тронь, сказал, — тяжелый взгляд старшего не сулил длинноногому мусорщику с огромными ступнями ничего хорошего.
Ботинок плюнул в очередной раз и врезал по голени стоящему рядом Щуплому. Худое лицо невысокого молодого парня отозвалось виноватой улыбкой. Щуплый, как и каждое утро, склонился над тяжело приходящим в себя Паршивцем. Тело насильно вырванного из кошмарного сна мужчины не слушалось: холодные руки словно принадлежали другому человеку, ног он не чувствовал вовсе. Щуплый растер до боли худыми узловатыми пальцами уши и щеки друга, помял кисти и присел в ногах Паршивца, когда тот, ещё не получив полный контроль над своим телом, неловко брыкнул в его сторону и, срываясь, заплетающимся языком предложил убраться куда подальше.
— Да ладно, это не твоя вина, — очень тихо ответил на грубость вечно виноватый Щуплый. По-детски широко раскрытые глаза подчеркивали уродливость асимметричного лица с не по возрасту изрытой морщинами кожей.
— Отстань ты от меня, — с трудом поднимаясь, бурчал второй. Идеально ровная поверхность пола сбивала с толку ещё пару секунд назад нёсшийся по каменным улицам сна разум — ноги разъезжались.
— Всегда ты так, — обиделся Щуплый. — А что, если отстану? А что, если все?
— Что все? — отгавкивался Паршивец. Оперевшись о стену, он пытался устоять на все ещё ватных ногах.
— А что, если я возьму и умру. И все! — Щуплый расправил плечи, выпятил грудь вперёд. Все в комнате напряглись. Высокий сгорбившийся Паршивец нависал над расхрабрившимся Щуплым, как раненая хищная птица над загнанной мышью, и не мог ничего ответить на выпад обычно незаметного парня.
— Да ты не Щуплый, а Дебил, — вмешался Ботинок, в третий раз за это время обходивший небольшую лишенную предметов комнату. — Если б ты собрался сдохнуть, тебя бы уже психи давно учуяли и забрали. Единственная польза от этих тварей, что не приходится видеть, как вы все корчитесь перед смертью.
— А я и не собирался корчиться, — не унимался первый.
— Заткнитесь уже, — прервал Седой, передернулся, получив мысленный приказ, и продолжил, — стройтесь по одному, сначала тест.
— Опять тест! Третий за неделю! Психи совсем с ума посходили, — плюясь, сорвался на крик Ботинок.
Одиннадцать мужчин отряда К987 выстроились в колонну перед едва видимой щелью двери. Одиннадцать серых силуэтов прочертили линию от стены до выхода, разделив белую комнату на две равные части. Яркое освещение, исходящее от идеально выверенных стен и пола, ослабевало. Люди в незаметных униформах мусорщиков слились с серостью комнаты. Щель, пропускающая свет лифта, горела на ставшей темной стене.
— Наши врата ада, — гоготнул Беззубый.
Старый мусорщик лишился передних зубов в первые годы работы в отряде. Несчастные случаи на разнарядках происходили ежедневно. Горбатый Шрам рассек себе лицо. Хмурый лишился уха. Утильщики и мусорщики не имели ценности для общества. Безопасность гарантировалась высшим отрядам: профессионалам, интеллектуалам, психам, решателям.
«Оставаться на месте до лично адресованной команды!» — прозвучало в голове каждого.
«К987-11 на выход», — первый мужчина сделал шаг вперёд. Двери лифта открылись и закрылись сразу после пересечения Хмурым порога.
«Продвинуться на шаг. Оставаться на месте. К987-10», — Щуплый подошёл к лифту, обернулся, нашёл глазами Паршивца, зачем-то помахал рукой и слился с ярким светом открывшегося проема.
— Ну и дебил, — почувствовал затылком шёпот Ботинка Паршивец, сделал один шаг.
Через пять яркий свет заставил зажмуриться. Готовый причинить невыносимую боль голос внутри головы велел отправляться в пятую тестовую. Лифт. Безлюдный туннель отличался от комнаты размерами — никто из отряда не проходил ни один из проходов от начала до конца и не мог оценить их протяженности. Другим было и освещение: в туннелях подсвечивался пол. Ещё лифт. Два туннеля. Паршивец шёл среди сгорбленных от тяжелой работы утильщиков, таких же, как он сам, мусорщиков, спешащих на специальные задания профессионалов и чёрных распределителей, готовых в любой момент вмешаться, если кто-то выйдет из-под внутреннего контроля психов. Лифт. Переход. Каждый из туннелей на пути к тестовым ближе к поверхности. Паршивец проходит мимо словно расставленных на шахматной доске распределителей. Психи, они же сверхчувствительные, время от времени перебегают из комнаты в комнату. Пятая тестовая. «Ждать». «Войти». В небольшом помещении два стула напротив друг друга. На дальнем сидит псих. «Сесть». Паршивец нарочно громко рухнул на стул. Сверхчувствительный, казалось, не обратил внимания, продолжая тыкать толстыми пальцами в небольшой планшет. «Ожидать сканирования». «Приступаем».
Знакомые и неизвестные предметы, сооружения, люди, живые и не очень существа вспыхивали, горели, гасли, влетали, врезались, медленно проявлялись в сознании Паршивца. Играющие дети сменились картинкой с мертвым животным. За свои тридцать с небольшим лет Паршивец лишь несколько раз встречал детей и ни разу животных, но просто знал, что они существуют. Разукрашенный человек с бешеным оскалом. Дом. Дом на воде. Дом среди растений. Живой зверь. Мертвый. Мужчина. Мертвая женщина. При каждом сканировании Паршивец пытался оценить вызываемые картинками эмоции и с некоторым огорчением понимал, что не чувствует ничего, кроме раздражения от навязывания чужим разумом образов. Тест продолжался. «Обозначьте ваше чувство словом». «Опишите ощущения». «Расслабьтесь». «Разозлитесь». «Закройте глаза». «Смотрите на меня».
Светло-серые грязно-водянистые глаза психа вызывали у Паршивца отвращение. Сидящий напротив мужчина средних лет вряд ли за всю свою жизнь сделает по отношению к нему что-нибудь более низкое, чем то, что приходилось терпеть каждый день от Ботинка. Но К987-3 был своим, а обладающий одним из сверхразвитых чувств конкретный псих стоял намного выше по социальной лестнице и являлся чужим в доску.
Паршивец привык к тестам. В детстве проходил по несколько в день. С возрастом стало очевидным, что никакими способностями для получения профессии он не обладает, его семья, если и была таковая, не принадлежала к отряду решателей, да и сверхчувствительностью он не отличался, поэтому и тестов становилось меньше. В конце концов остались стандартные проверки низших слоёв на уровень личностной опасности для общества, проводимые несколько раз в месяц, а в последнее время вновь практически ежедневно.
Каждый вечер перед отбоем мусорщики перетирали тему сканирования.
— Лишь бы в утильщики не засунули, не хочу перетаскивать дохляков, — как всегда плюясь, ворчал Ботинок.
— А я каждый раз надеюсь, что во мне что-нибудь да найдут, может, я ещё чему- нибудь научусь или смогу делить сон с другими, как психосомы, — мечтал Щуплый.
— Ты дебил, — гоготал Беззубый, — ну иди покачайся посреди улицы, и чтобы каждый урод смог копаться в твоих мозгах.
— Да хрен они дадут нам выбраться из мусорщиков. Скорее в утиль свалят, как Седого в мусор запнули, — ехидничал Ботинок.
— А что Седой? — Щуплый, как и вчерашним вечером, и каждый раз до этого, сделал вид, что не знает истории старшего, желая вновь услышать его рассказ.
— Седой, Седой. Достали вы меня уже. Псих я был. Хороший. Сколько себя помню. Смерть чужую чувствовал, задолго. А потом заболел. Психов то ещё ценят, лечат. Вот и вылечили… До мусорщика, — К987-1 махнул рукой и отвернулся к стене.
— Так видел кто седых психов? Не видел? Да потому что нет таких, — умничал Ботинок. — В мусор их.
— А теперь что чувствуешь? — не отставал Щуплый.
— Чувствует, что ты, Щуплый, дебил, — за Седого ответил ржанием Беззубый.
— Не зря тебе, Беззубый, труба в рожу прилетела, — по-своему заступился за парня Паршивец. — Намекала, чтоб рот свой пореже раскрывал.
Одиннадцать мужчин смеялись друг над другом и над собой. Несколько минут до сна сидели, полулежали молча. Не имеющие права на имя, личное пространство, собственность, выбор пищи и работы мусорщики смирились с жизнью по команде. Подъем. Получить разнарядку. Сон. Быть благодарными. Не отвлекаться.
— … не отвлекайтесь, — обращаясь к Паршивцу, монотонно продолжил псих в пятой тестовой. — Ответьте на заданный вопрос вслух.
— Раздражённый.
— Ответьте на вопрос мысленно, снятся ли вам сны?
«Мне снится, как ты медленно поднимаешься на своих тонких корявых ногах, подходишь к стене и долбишься башкой, пока не сдохнешь».
— Тест окончен. Ничего нового, К987– 4. Покиньте помещение и ждите разнарядку.
«Первичная сортировка мусора. Отсек номер сто двенадцать. Прибыть к одиннадцати тридцати восьми. Доступен выбор пути. Выбор будет сделан? Ответьте вслух».
— Да.
«Туннель четыреста двенадцать. Туннель двести десять. Ваши баллы позволяют частичное перемещение по поверхности. Выбор!»
— Поверхность.
«Отправляйтесь. Обратный путь в комнату через туннель четыреста двенадцать».
— Да пофигу, — Паршивец знал, что психи контролируют каждый шаг и попасть на отличающийся от проложенного ими маршрута невозможно. В случае сбоя поджарят мозги или подключатся распределители.
Спешащие на разнарядки рабочие среднего уровня, болтающиеся по большей части без дела выходники, собравшиеся в группы психосомы не обращали внимания на ссутулившегося взлохмаченного мусорщика. Тяжелым взглядом провожал Паршивец идущих навстречу и теряющихся позади прохожих. Обходя психосомов, К987-4 чувствовал гул мыслей бледных раскачивающихся людей. От едва ощутимой вибрации, исходящей от них, по коже Паршивца пробегали мурашки.