Кроме остатков гоминид, в Леседи найдены кости нескольких видов мелких млекопитающих. В основном это грызуны и землеройки. Есть также собачий зуб и остатки дикого кота – это самые крупные представители местной ископаемой фауны. Скорее всего, это связано с труднодоступностью камер Диналеди и Леседи. Судя по всему, в древности пробраться туда было не проще, чем сегодня.
По числу костных остатков, их концентрации и сохранности это местонахождение уникально. За прошедшие века захоронение не потревожили ни звери, ни птицы, ни туристы, и оно сохранилось в своем первоначальном состоянии, покрываясь постепенно тонкими наносами глинистой пыли.
Теперь Ли Бергеру и его коллегам нужно было понять, чьи эти кости, как они туда попали и из какого они времени.
Ответ на первый вопрос такой: все кости бесспорно принадлежат гоминидам одного вида, и это новый вид людей, получивший наименование Homo naledi (илл. VI на цветной вклейке). Отнесение к роду Homo основано на анализе морфологических признаков скелета и сравнении со всеми известными гоминидами и другими человекообразными обезьянами. Благо материала для сравнения было предостаточно – и он был тщательно изучен и педантично описан.
Люди из Диналеди имели небольшой рост (144–148 см) и вес (около 39–45 кг), некрупные зубы, не исключая и маленькие клыки. Жевательные поверхности коренных зубов относительно простые. Ходили эти люди на двух ногах, уже вполне человеческих, если не считать небольшого плоскостопия. На таких ногах, более длинных, чем у австралопитеков, можно было совершать дальние походы. Кисти рук у них тоже были больше похожи на человеческие – с удлиненным большим пальцем и подвижным запястьем, правда, пальцы были кривоваты. Удивительно при этом, что их ребра и плечи соответствуют австралопитековой морфологии, то есть годятся для лазанья. Искривленные фаланги пальцев тоже напоминают пальцы австралопитеков. Крепления бедер и вся тазовая часть также скорее напоминают австралопитеков. Так что перед нами вид гоминид, сочетающий черты людей и австралопитеков. Примерно такая же история была и с Australopithecus sediba, которого Бергер и его коллеги описали ранее, но тогда по “сумме баллов” черты австралопитеков перевесили человеческие.
Самая ценная находка из Леседи – неплохо сохранившийся череп крупной особи, к которому прилагается значительная часть посткраниального скелета. Данный индивид получил условное имя LES1. Объем его мозговой коробки составлял 610 см3, что заметно больше, чем у двух черепов из Диналеди, для которых ранее удалось реконструировать объем мозга (465 и 560 см3). Таким образом, самый мозговитый из трех представителей H. naledi решительно превосходит по данному показателю грацильных австралопитеков и хоббитов с Флореса, приближаясь к средним значениям, характерным для H. habilis (рис. 2.3).
Рис. 2.3. Объем эндокрана Homo naledi по сравнению с другими гоминидами. По рисунку из Hawks et al., 2017.
При скромном размере мозга, сопоставимом с размером мозга хабилисов, у H. naledi оказались совсем небольшие зубы, какие характерны для людей современного типа. Раньше считалось, что тенденция к увеличению мозга тесно связана с уменьшением челюстей и зубов. Предполагалась примерно такая причинно-следственная связь: улучшенное питание (рост доли мяса в рационе, приготовление пищи на огне) → редукция жевательного аппарата → ослабление ограничений на рост мозга, накладываемых наличием могучих челюстей, зубов и жевательной мускулатуры. H. naledi не слишком хорошо укладывается в эту схему, как, впрочем, и A. sediba и H. floresiensis.
Ни детальный анализ морфологии, ни сравнение с другими видами ископаемых гоминид не позволили ученым сделать однозначного вывода о положении H. naledi на эволюционном дереве. Одни признаки сближают людей из пещеры Райзинг-Стар с ранними Homo (особенно с H. habilis) или с австралопитеками (особенно с A. sediba), другие – с эректусами, третьи своеобразны и могут свидетельствовать об “особом эволюционном пути”, четвертые (включая некоторые особенности зубов, кистей и стоп) напоминают поздних Homo. Но в целом H. naledi явно ближе по своей морфологии к ранним Homo с маленьким мозгом, чем к поздним большеголовым представителям рода. Хотя ко времени жизни людей из Диналеди первые давно вымерли, а вторые процветали (датировку образцов из Диналеди мы обсудим чуть позже).
Люди из Диналеди имели руки, способные к мелким и точным манипуляциям, стопы, приспособленные для двуногого хождения, а также небольшие зубы – признак, эволюционное формирование которого иногда связывают с пониженной внутригрупповой агрессией (книга 1, глава 1, раздел “Семейные отношения – ключ к пониманию нашей эволюции”). Но при этом мозг у H. naledi оставался маленьким. Означает ли это, что весь “человеческий комплекс” – двуногость, трудовая деятельность, социальная конформность – не требует большого мозга? И зачем тогда людям большой мозг?
Это исключительно важный вопрос, к которому мы вернемся в заключительных главах. А пока лишь заметим, что у флоресских хоббитов тоже маленький мозг (скорее всего, вторично уменьшившийся), но хоббиты при этом сохранили и кое-какие охотничьи навыки, и примитивную каменную индустрию, и даже огонь. Так что в целом понятно, что для подобной деятельности мозг не обязательно должен быть большим. Улучшить функциональность мозга, очевидно, можно не только путем простого наращивания его массы и числа кортикальных нейронов, но и путем структурной оптимизации. Другое дело, что увеличение объема мозга, возможно, является самым “простым” (высоковероятным с эволюционной точки зрения) способом этого добиться. Можно даже предположить, что быстрый рост мозга у наших предков в течение последних двух миллионов лет был своего рода “несчастным случаем”: отбор на улучшение когнитивных способностей был настолько сильным, что у эволюции попросту не хватало времени на тонкие структурные перестройки, и поэтому она пошла самым простым путем – безудержного разрастания, невзирая на все издержки (см. главу 12).
Но вернемся в пещеру Райзинг-Стар. Одна из главных загадок – как попали все эти люди в глубокую и труднодоступную пещеру. Геологи утверждают, что других входов в пещеру и следов обвалов нет. Это означает, что в древности, как и сегодня, во внутренние камеры пещеры попасть было нелегко. Тем не менее все признаки указывают на то, что останки (или еще живые люди) были доставлены в пещеру целиком, а не по частям. Так что версию с хищниками, таскавшими в укромное место свою трапезу, можно отбросить. Также пришлось оставить и гипотезу о лавинах и потоках, ставших причиной смерти и смывших мертвые тела в глубины пещеры. В таком случае на костях остались бы характерные следы.
Версия о том, что пещера была местом ритуальных захоронений, встречает серьезное возражение: в этом случае нужно было бы ожидать большую долю захоронений пожилых людей. Но среди умерших пожилым можно считать только одного человека. Остальные были моложе: трое детей, четверо подростков и четверо взрослых. Однако Бергер и его коллеги не исключают гипотезу о намеренном захоронении и даже всячески ее пропагандируют. Ведь детская смертность, напоминают они, во все времена была исключительно высока. Впрочем, всерьез обсуждать эту гипотезу явно преждевременно – экстраординарные утверждения требуют экстраординарных доказательств, а их пока нет.
Открытие Homo naledi стало громкой сенсацией в палеоантропологии, однако по-настоящему оценить значимость открытия было невозможно до тех пор, пока оставалось неизвестным чуть ли не самое главное – возраст находок.
Как мы помним, в морфологии H. naledi примитивные “австралопитековые” признаки сочетаются с продвинутыми “человеческими”. Если бы эволюция наших предков была линейной, как многие думали еще лет 30–40 назад, то есть представляла собой непрерывное прогрессивное развитие от австралопитеков до Homo sapiens, то H. naledi логично было бы поместить где-нибудь рядом с хабилисами. В таком случае ожидаемый возраст H. naledi составлял бы порядка полутора-двух миллионов лет.
Впрочем, на сегодняшний день твердо установлено, что эволюция гоминид вовсе не была линейной. На той ветви эволюционного дерева, что включает формы, более близкие к современному человеку, чем к шимпанзе (представителей этой ветви мы как раз и называем гоминидами, хотя многие авторы пользуются термином “гоминины”, что, на наш взгляд, менее благозвучно), было множество развилок и тупиковых веточек. Направления специализации в разных линиях могли сильно различаться, а “эволюционно продвинутые” (сильно отличающиеся от общего предка) виды нередко сосуществовали с “примитивными” (сохранившими больше предковых черт).
Из этого следует, что определить реальный возраст того или иного вида гоминид только по его морфологии просто-напросто невозможно. H. naledi мог оказаться древним представителем одной из веточек ранней радиации рода Homo. Он мог даже оказаться прямым предком эректусов и сапиенсов, хотя по комбинации признаков H. habilis лучше подходит на эту роль. С тем же успехом он мог оказаться тупиковой ветвью или архаичным потомком, сохранившим примитивные черты в те времена, когда другие представители человеческого рода уже далеко продвинулись по пути увеличения мозга и усложнения поведения. Подобные примеры были известны и ранее. Самый яркий из них – конечно, хоббиты с острова Флорес, имевшие мозг обезьяньего размера, но жившие относительно недавно, 90–60 тыс. лет назад (см. раздел “Новые данные о хоббитах с острова Флорес” выше).
Поэтому антропологи с нетерпением ждали, когда же появятся хоть какие-то датировки H. naledi – если, конечно, эти кости, найденные в необычном геологическом контексте, вообще удастся датировать. И вот наконец в мае 2017 года в журнале