Gokhman et al., 2019.
Получившаяся реконструкция особенностей скелета денисовского человека сильно напоминает некоторые спорные находки из Китая. Особенно много “денисовских” признаков у двух описанных в 2017 году черепов из Сюйчана возрастом от 100 до 130 тыс. лет (Li et al., 2017). Для тех частей черепа, которые сохранились у экземпляров из Сюйчана, по метилому предсказано семь отличий денисовцев от сапиенсов. Все эти семь отличительных особенностей (включая ширину теменной области, большую, чем у сапиенсов и неандертальцев) наличествуют у черепов из Сюйчана. Так что эти черепа с большой вероятностью принадлежат денисовцам.
Существенным ограничением предложенного метода реконструкции фенотипа по метилому является то, что он дает только качественные, но не количественные предсказания: можно предсказать, что какой-то признак будет выражен сильнее или слабее, но нельзя сказать насколько. Кроме того, во многих случаях даже направленность различий не удается предсказать, потому что метилирование разных генов, влияющих на один и тот же признак, направляет изменения в разные стороны – и никто не знает, какой из эффектов сильнее. Ничего нельзя сказать и о тех признаках, для которых пока нет данных о связи с какими-либо конкретными генами.
Что касается достоверности реконструкции денисовской морфологии, нужно помнить, что данные по метилому есть пока только для одного денисовца. Поэтому нельзя сказать наверняка, какие из реконструированных особенностей скелета характеризуют только девочку Denisova 3, а какие – всю денисовскую популяцию. Но все же есть основания полагать, что кое-какие предсказания справедливы для всех денисовцев. Во-первых, известно, что если мы возьмем случайно выбранного неандертальца и найдем у него какой-нибудь признак, по которому он отличается от всех сапиенсов, то в большинстве случаев этот признак позволит отличить от сапиенсов и всех остальных неандертальцев. Во-вторых, анализ был основан на участках генома, уровень метилирования которых в костях современных людей практически не зависит от возраста, пола, состояния здоровья и внешних воздействий и примерно одинаков у всех сапиенсов. Поэтому мы вправе надеяться, что степень метилирования этих участков у денисовцев тоже не зависела от всего перечисленного и что у других денисовцев она была примерно такой же, как у Denisova 3.
Еще одно интересное наблюдение состоит в том, что среди генов, чьи мутации связаны с известными наследственными болезнями человека, обнаруживается неожиданно много таких, которые как-то влияют на фенотипические признаки, недавно подвергавшиеся эволюционным изменениям. Показательно, что для морфологических отличий сапиенсов от неандертальцев в медицинских базах данных удалось найти “подходящие” гены в 70 % случаев (для 75 признаков из 107), тогда как для отличий человека от шимпанзе – только в 41 % случаев (для 83 признаков из 201). Возможно, это значит, что сбои в работе генов, недавно подвергавшихся действию отбора, с большей вероятностью приводят к медицинским проблемам по сравнению с генами, которые давно не подвергались эволюционным изменениям. Это согласуется с идеей о том, что стабилизирующему отбору нужно время, чтобы обеспечить устойчивость работы систем, подвергшихся действию движущего отбора. Те наши части и свойства, что развились недавно, – самые хрупкие.
Глава 5Тем временем в Африке
Две предыдущие главы мы посвятили неандертальцам и денисовцам – древним обитателям Евразии, нашим дальним-предальним кузенам. Пора нам вернуться на родину человечества, в Африку, где тем временем происходили события, для нас еще более важные: там шло становление нашего вида, Homo sapiens. Уже 300 тыс. лет назад наши африканские предки напоминали нас внешне и проявляли признаки символического мышления. Их мозг, как и мозг неандертальцев, увеличивался в размерах, однако его развитие пошло в другом направлении. Если у ранних сапиенсов мозг сохранял удлиненную форму, свойственную общим предкам, то у поздних сапиенсов он округлился за счет роста теменных долей и мозжечка, а у неандертальцев тем временем удлинялась затылочная часть. Эволюционные пути африканского и евразийского человечества разошлись. При этом культурное развитие у сапиенсов, похоже, шло чуть быстрее. Неандертальцы были, наверное, выносливыми и холодоустойчивыми охотниками, а сапиенсы, вероятно, быстрее оттачивали социальные навыки и художественный вкус. Неандертальцы ни 300, ни 100 тыс. лет назад, насколько мы знаем, еще не помышляли ни о музыке, ни о красках: знаменитая неандертальская “дудочка” из Дивье-Бабе, которая, возможно, все-таки дудочка (Turk et al., 2020), появляется позже, как и первые признаки использования красок. Африканские сапиенсы использовали охру и обменивались ценными предметами уже 300 тыс. лет назад, а 100 тыс. лет назад открывали мастерские по производству красок. Одновременно с ранними сапиенсами, мало отличавшимися от нас сегодняшних, по Африке бродили племена совсем других, странных людей с архаичными чертами – Homo naledi с мозгом, как у хабилиса, и родичи родезийского человека, по морфологии тоже годящегося нам с неандертальцами в далекие предки.
Люди из Джебель-Ирхуд – ранние представители эволюционной линии Homo sapiens
Местонахождение Джебель-Ирхуд в Марокко было открыто случайно при проведении горных работ. В 1961 году там нашли хорошо сохранившийся череп Ирхуд-1, сочетающий современные (сапиентные) черты с рядом архаичных признаков (илл. X на цветной вклейке). Так, форма мозговой коробки у него удлиненная, низкая – скорее как у неандертальцев и других древних людей, чем как у сапиенсов. Но в лицевой части признаки строения черепа, наоборот, скорее сапиентные, да и картина роста зубов такая же, как у сапиенсов, – с более медленным, чем у других Homo, темпом. В ходе последующих раскопок был найден неполный череп Ирхуд-2, пара нижних челюстей, фрагменты посткраниального скелета и каменные орудия, характерные для африканского среднего каменного века. Напомним, что средний каменный век в Африке – это аналог среднего палеолита в Евразии (книга 1, глава 3, раздел “«Анатомически современные люди»”).
Точно определить возраст находок долго не удавалось. Предположительные оценки варьировали от 40 до 160–170 тыс. лет. Между тем он имеет ключевое значение для интерпретации находок. Возраст 40 тыс. лет указывал бы на архаичную, “отсталую” популяцию – скорее всего, тупиковую реликтовую ветвь вроде Homo naledi. Однако сопутствующая фауна все же свидетельствовала о более древнем, среднеплейстоценовом времени. Возраст порядка 100–170 тыс. лет поставил бы образцы из Джебель-Ирхуд в один ряд с такими находками, как черепа Омо-1 и Херто, чьи обладатели многими антропологами трактуются как древнейшие из надежно датированных “анатомически современных людей” (книга 1, глава 3). Другие специалисты считают, что черепа из Херто и Омо правильнее относить не к Homo sapiens, а к отдельным видам или подвидам (Homo helmei, Homo sapiens idaltu), промежуточным между гейдельбергскими людьми и настоящими сапиенсами. Например, Станислав Дробышевский на сайте “Антропогенез. ру” относит и людей из Омо, и людей из Джебель-Ирхуд к виду H. helmei.
Впрочем, по ряду признаков люди из Джебель-Ирхуд выглядели архаичнее, чем предположительно одновозрастные или даже более древние Омо и Херто, поэтому их иногда интерпретировали как гибридов древних сапиенсов с неандертальцами либо как архаичную, “пережившую свое время” североафриканскую ветвь ранних сапиенсов.
Исследование большого международного коллектива антропологов, результаты которого были опубликованы в 2017 году в журнале Nature, представило людей из Джебель-Ирхуд в принципиально ином свете (Hublin et al., 2017; Richter et al., 2017). Главное достижение состояло в надежном определении возраста находок. Это удалось сделать благодаря новым раскопкам, в ходе которых был обнаружен дополнительный костный материал, находящийся в неповрежденном археологическом слое и включающий еще один фрагментарный череп, почти целую нижнюю челюсть, верхнюю челюсть, несколько костей посткраниального скелета и многочисленные зубы. В том же слое найдены обгорелые кремневые орудия (люди из Джебель-Ирхуд, несомненно, владели огнем), которые удалось датировать термолюминесцентным методом (он позволяет понять, как давно образец в последний раз подвергался сильному нагреву). Возраст орудий получился равным 315 ± 34 тыс. лет. Похожий результат (286 ± 32 тыс. лет) дал комбинированный метод урановых серий и электронного спинового резонанса, который удалось применить к одному из зубов (что несколько менее надежно, чем термолюминесцентное датирование множества кремневых орудий).
Таким образом, люди из Джебель-Ирхуд оказались намного старше, чем считалось. Это придает совершенно другой смысл как их современным чертам, так и архаичным. Теперь эти люди выглядят уже не рядовыми (или скорее слегка отсталыми) современниками других древних сапиенсов или “пресапиенсов”, а самыми древними из надежно датированных представителей сапиентной эволюционной линии. В генеалогии неандертальцев такую же позицию занимают люди из Сима-де-лос-Уэсос (см. разделы “Пращуры неандертальцев из Ямы Костей” и “Люди из Ямы Костей в свете палеогенетики” в главе 3).
Этот вывод подтверждается морфологическим анализом костей из Джебель-Ирхуд с учетом новых находок. Анализ подтвердил мнение о мозаичности их морфологии, в которой примитивные признаки перемешаны с продвинутыми (сапиентными). По строению лицевой части черепа люди из Джебель-Ирхуд полностью попадают в диапазон изменчивости современных людей и сильно отличаются от неандертальцев и гейдельбергских людей, чьи лица были значительно крупнее. Что касается формы мозга (о которой судят по эндокранам), то она у людей из Джебель-Ирхуд довольно архаична и напоминает скорее гейдельбергских людей и эректусов: их мозг удлинен в передне-заднем направлении и не имеет выраженной округлой (глобулярной) формы, характерной для сапиенсов (см. раздел “Важен не только размер мозга, но и его форма” ниже). Получается, что в ходе эволюции наши предки сначала приобрели современные черты лица, а лишь затем – современную форму мозга.