Таким образом, жизнь в большом коллективе коррелирует с умственным развитием. Чтобы доказать, что речь идет о причинно-следственной связи, а не просто о корреляции, опосредованной каким-то третьим фактором, нужно ставить дополнительные эксперименты – например, искусственно менять численность групп и смотреть, как это скажется на умственном развитии птенцов. Этого исследователи не сделали. Зато они проверили несколько альтернативных возможностей. Например, предположили, что в больших группах птицы вырастают более умными, потому что их лучше кормят. Эта гипотеза не подтвердилась: птенцы в больших и маленьких группах получают примерно одинаковое количество пищи. Сообразительность не коррелирует ни с размером птицы, ни с тем, как ее кормили, когда она была птенцом. Еще одна интересная возможность: вороны объединяются в группы по сходству умственных способностей, то есть умные пристраиваются к умным, а глупые – к глупым. Также можно предположить, что в больших группах оказывается больше умных индивидов чисто случайно, просто потому, что группы большие. Но эти гипотезы плохо согласуются с количественным распределением умных и глупых особей, которое оказалось разным в больших и малых группах. В малых группах присутствуют особи с самыми разными способностями, а в больших – почти исключительно умные.
Рис. 10.1. Зависимость когнитивных способностей ворон от размера группы. Проводились тесты на тормозной контроль (а), на ассоциативное обучение (б), на переучивание (в) и на пространственную память (г). Каждая точка соответствует результату, показанному одной птицей в одном тесте. По горизонтальной оси – размер группы, к которой принадлежит исследуемая ворона. По вертикальной – число обучающих попыток, сделанных птицей до того, как она наконец справилась с задачей (а—в), или число обследованных лунок (г). Таким образом, во всех четырех случаях результат тем лучше, чем меньше значение по вертикальной оси. Видно, что успешность птиц во всех тестах положительно коррелирует с размером группы. По рисунку из Ashton et al., 2018.
Самое правдоподобное объяснение полученных результатов состоит в том, что жизнь в большой группе ставит перед воронами сложные когнитивные задачи, связанные в том числе и с социальными отношениями. А это способствует интеллектуальному развитию. Наверняка важную роль здесь играет и социальное обучение (см. главы 11 и 12): в больших коллективах есть чему и у кого поучиться. Большее количество выученных навыков, в свою очередь, повышает шансы на успешное решение новых задач.
Практически все признаки зависят отчасти от среды, отчасти от генов, и интеллект – не исключение. В больших группах вороны в среднем быстрее набираются ума, чем в малых, но при этом во всех группах, особенно в маленьких, сохраняется изменчивость по интеллекту. Это значит, что в одной и той же среде кто-то развивает свой интеллект быстрее, кто-то медленнее. Это наверняка в какой-то степени зависит от генов, что делает возможной эволюцию умственных способностей под действием отбора (книга 2, глава 3).
Чтобы выяснить, подвергается ли отбору вороний интеллект, исследователи сопоставили сообразительность самок с их приспособленностью (репродуктивным успехом). Самцов с этой точки зрения не изучали, потому что у австралийских ворон-свистунов семейные отношения достаточно сложны, самцы часто заводят птенцов на стороне, спариваясь с самками из других групп, и поэтому измерить репродуктивный успех самок намного проще, чем самцов.
В качестве меры репродуктивного успеха самок использовали два показателя: среднее число высиженных кладок и среднее число выживших (то есть доживших до перехода к самостоятельной жизни) птенцов за год. Как выяснилось, оба показателя положительно коррелируют с сообразительностью самки. Эти эффекты не зависят от размера группы. Иначе говоря, умные самки лучше размножаются.
Механизм положительного влияния когнитивных способностей на репродуктивный успех самок ворон пока неясен. Удалось лишь показать, что интеллект самки не коррелирует с количеством пищи, которую она приносит своим птенцам. Впрочем, не исключено, что он коррелирует с ее качеством: возможно, умные самки таскают детям более полезную, питательную или разнообразную еду. Или, может быть, умные самки выращивают больше птенцов, потому что обеспечивают им лучшие условия для развития, в том числе путем налаживания хороших отношений с сородичами. Еще одна возможность состоит в том, что птенцам умных самок помогает выжить их собственная сообразительность, унаследованная от матерей (или навыки, приобретенные от матери в результате социального обучения).
Положительная связь между сообразительностью самки и ее репродуктивным успехом в принципе могла бы быть причиной того, что в больших группах вороны умнее. Может быть, дело просто в том, что группы, где много умных особей, производят больше потомков и поэтому быстрее наращивают свою численность. По мнению исследователей, это маловероятно в силу двух обстоятельств. Во-первых, численность каждой группы остается практически неизменной из года в год. Большие группы, где много умных особей, производят больше потомков, но “лишняя” молодежь разлетается. Во-вторых, самцы постоянно заводят романы на стороне, обеспечивая эффективное перемешивание групповых генофондов, и поэтому между группами не должно быть существенных генетических различий, в том числе и по “генам интеллекта”. Скорее всего, птицы из маленьких групп глупее не из-за генов, а из-за среды, то есть из-за отсутствия подходящих социальных условий для интеллектуального роста.
Конечно, для глобальных и окончательных выводов о связи социальности с интеллектом имеющихся данных пока недостаточно. Нужно провести еще много подобных исследований. Но все же полученные результаты – веский аргумент в пользу того, что жизнь в больших коллективах способствует интеллектуальному развитию по крайней мере у некоторых птиц. Кроме того, это один из немногих случаев, когда удалось четко показать положительную связь между когнитивными способностями и репродуктивным успехом в природной популяции животных. Почему таких данных мало? Вряд ли из-за того, что интеллект на самом деле не очень-то коррелирует с приспособленностью. Просто у диких животных в природных условиях измерить одновременно и сообразительность, и репродуктивный успех весьма и весьма непросто (Morand-Ferron et al., 2016).
Но если интеллект поддерживается отбором, то возникает естественный вопрос: почему вороны (и другие животные) не становятся постепенно все более разумными?
Во-первых, очень может быть, что становятся, хоть и не быстро. С этим согласуется общая тенденция к увеличению мозга, прослеживающаяся, судя по палеонтологическим данным, во многих линиях наземных позвоночных. Во-вторых, интеллект – дорогое удовольствие: трудно стать умнее, не увеличивая мозг, а нервная ткань потребляет много калорий. У птиц к этому добавляются ограничения, связанные с массой тела, ведь любые лишние граммы затрудняют полет. В-третьих, достаточно сильный отбор в пользу более умных особей, по-видимому, возможен лишь при соблюдении определенных условий (одним из которых, но не единственным, является высокоразвитая социальность). Мы поговорим об этом подробнее в главе 12, где постараемся понять, почему именно у наших предков, плейстоценовых Homo, так сильно усложнилось поведение и увеличился мозг.
А у ос – наоборот!
На самом деле, конечно, “все сложнее и не так однозначно”, как любят писать комментаторы в соцсетях под любыми сообщениями о результатах научных исследований, ошибочно полагая, что высказывают что-то умное и оригинальное. В действительности связь между когнитивными способностями, размером мозга и социальным поведением вовсе не обязана всегда быть положительной. Иногда она может оказаться отрицательной, и это тоже будет вполне логично. Например, легко себе представить, что в развитом обществе, где все функции поделены, жизненные ситуации предсказуемы, а решения большинства возникающих задач заранее известны, у индивидов появляется возможность сэкономить на мозгах. Это, кстати, тоже подкрепляется кое-какими “птичьими” данными: например, у дятлов жизнь в стабильных социальных группах коррелирует с уменьшенным объемом мозга (Fedorova et al., 2017).
Что-то похожее, по-видимому, наблюдается у некоторых общественных насекомых.
В 2015 году биологи из Дрексельского университета (Филадельфия, США) сравнили относительные размеры частей центральной нервной системы[48] у видов двух близких групп настоящих ос (семейство Vespidae): у бумажных ос, Polistinae, и одиночных ос, Eumeninae (O’Donnell et al., 2015). К первым относятся общественные виды, а вторые, как следует из названия, живут поодиночке. Сравнение должно было показать, имеется ли корреляция между общественным образом жизни и размерами каких-то частей осиного мозга.
Ученые взяли 180 самок из 29 видов. Шесть видов представляли одиночных ос, остальные – общественных. Общественных видов взяли больше, потому что нужно было изучить изменчивость мозга в зависимости от параметров общественной организации. Один из таких параметров – кастовость. Она может выражаться неодинаково: у одних видов это различия только в размерах и физиологии, у других – в морфологии и поведении, а у третьих касты вообще не выражены, хотя живут такие осы семьями. Кроме того, важно было оценить влияние численности колоний на размер мозга. Все это вместе потребовало более обширной информации по общественным видам, чем по одиночным.
Для каждой особи были сделаны срезы мозга (последовательные серии, позволяющие оценить его объем и структуру), подсчитаны суммарный объем мозга и размеры отдельных его частей: грибовидных тел, оптических и медуллярных пластинок (вместе составляющих оптические доли) и дейтоцеребрума, заключающего в себе обонятельные области.