Кто не рискует, тот не пьёт сладкое бухло с пузыриками!
Велес рванул вперёд со скоростью участкового района Туманов (народное название района), однажды залезшего в садовый участок пенсионера Павлющенко…, забавный кстати, человек. Ветеран КГБ и бывший военный советник во Вьетнаме, седой, невероятно старый, но крепкий ещё и свято веривший, что ЦРУ пасёт его денно и нощно (потому в Чернобыль и переехал — прятался). Помнится, внучка пенсионера к нему приходила…, Людочка? Томочка? Что-то в этом роде. Павлющенко на пенсии увлекался только двумя важными делами — растил пышный сад и каждую ночь сидел в кустах с ружьём, потому как был уверен, вот-вот агенты ЦРУ придут к нему. Яблоки воровать будут, для маскировки. А потом, усыпив бдительность, поймают его и будут ужасно пытать, что бы он выдал государственную тайну. На ночное бдение выходил Павлющенко с охотничьей двустволкой, заряженной солью — внучка постаралась. Если б не она, пенсионер разнёс бы череп вдупель пьяному прапорщику, имевшему почётную должность участкового. Трудоголик был прапорщик тот — непосредственное участие в жизни населения принимал. Бывает вот даже спать не ложился — идёт, шатается (от усталости, конечно же), икает (от холода) и бдительно смотрит, где чего не так лежит…, в смысле происходит. Бывало в сад к кому-нибудь зайдёт — вдруг там хулиганы прячутся? Или в подъезде сторожит, да и уснёт там совсем. Очень трудолюбивый был мужик. За людей очень переживал. И везучий ведь был — только скальп попортил ему пенсионер Павлющенко, да вторым зарядом испортил штаны несчастного в районе седалищной части.
— Вы ебанулись? — Артамонов, сие услышав, покраснел, скорее от ярости, чем от стыда. А должен был от стыда. Нехорошо. Хмурый мэр покосился на дежурного, с автоматом в сильных руках и ехидной улыбкой на лице. Повернулся к сопровождавшему его господину, безразмерных габаритов, шутки ради, затянутого в элегантный костюм с галстуком. — Пупс, дверь держи.
— Руки за го… — Героически заорал дежурный милиционер. Удара не увидел — мир закрыло необъятной фигурой из мышц и спустя мгновение, мир этот померк, да и исчез.
— Что вы себе позволяете! — Возмутился милицейский чин. Однако ни с кресла не встал, ни сделал попытки вытащить пистолет из кобуры. В отличие от сослуживца, недавно переведённого сюда из Киева (в качестве жестокого наказание за усердный допрос подследственного, приведший к острой сердечной недостаточности оного), Артамонов не рисковал связываться с мэром, за которым стоят могучие силы и в России и тут, на Украине.
— Извините, я ужасно раскаиваюсь в содеянном. — Прорычал мэр, послав яростный взгляд Пупсу. Тот пожал плечами — шибко шустрый мент оказался, успел заорать, прежде чем уснул. — Баран. — Похвалил он Пупса за расторопность и вновь повернулся к Артамонову. — Слушайте, старик этот гэбэшник бывший. У него наград как у дурака фантиков. Он для страны столько сделал, что…
— Мы не в России. — Гордо заявил милиционерский чин. — Для моей страны он ничего не…
— Мозг мне не еби, расстроюсь и захочу, что бы на твоём посту был другой человек.
— Не выйдет. — Пискнул побледневший господин в погонах. Потерять такое хлебное место, для бедняги сие было равносильно смерти.
— Спорим? — Ухмыльнулся мэр. Достал купюру в сто долларов и положил на стол Артамонова. — Сотку ставлю, что завтра тебе придёт строгий выговор, потом ещё один, а уже через месяц тебя потребуют освободить кабинет и с позором хуйнут и с должности и из органов.
Милиционер слегка пропотел, но промолчал.
— Быстро вылечился. Чудеса! — Убирая деньги, рёк мэр. — В общем так, Россию ты уважаешь, любишь и ценишь. Её героев, почитаешь как своих ближайших родственников.
— Нет! Нет у меня денег! — Немедленно завопил Артамонов.
— Да я не в том смысле. — Сердито отмахнулся мэр. — В общем, с мужиком по совести. Дело закрываете…, Пупс, прикинь — они старого маразматика под статью о нападении на сотрудника при исполнении подводят! — Пупс вежливо хохотнул, могучим плечом подпирая дверь в кабинет. — Отпускайте старика. Накажите, да, но учитывайте что прапор этот…, - мэр нахмурился и хмуро продолжил, — кстати, если этот гондон штопанный ещё раз обоссыт лестничную клетку в доме по Никифоровке, на озеро в водолазов играть поедет. Понял? Люди жалуются. — Артамонов кивнул. В этот раз (что Велеса несказанно удивило), покраснев именно от стыда за позорное поведение одного из людей в форме. Что интересно, этого прапорщика, Артамонов лично уволил через пару месяцев, за что получил благодарность мэра и даже был приглашён на приличный ужин в общество чиновничье. Но потом снова вызвал недовольство мэра и вновь оказался в опале.
Он тогда минут десять ещё в кабинете находился — объяснял Артамонову, какие обстоятельства должен учитывать суд, прокурор и все прочие. Собственно ничего нового он милиционеру не рассказал, просто описал, как должно всё проходить по закону и совести в деле Павлющенко. Назначил Артамонова лично ответственным, за исполнение законности. Так оно до суда и не дошло.
— Дедушка вам очень благодарен. — Говорила Любочка, а может Томочка, спустя месяц, сидя в его кабинете. Она была бледна, измучена и чуть не плача продолжила. — Он просил передать, что Родина вас не забудет и что он очень рад, что контора его не забыла и в городе есть действующие агенты управления. Он обещал лично поговорить с Андроповым, о внеочередном присвоении вам нового звания… — Она всё-таки заплакала. Велес тогда сильно смутился (кто такой Андропов он понятия не имел), решил извлечь из шкафа для одежды бутылку вина, как-то успокоить девушку. Но в шкафу, почему-то, была только водка. Пришлось тогда Танечку спешно угонять в ближайший магазин. Что-то там ещё было потом…, что? О, почему это из коридора собака тявкает? Танечка решила зверушку завести, да прям в здании мэрии? Что за безобразие!
Велес шагнул вперёд, намереваясь накрутить хвоста ответственному за появление в красивом помещении, блохастого, где попало гадящего животного.
— Ррррваф! — Снова сказал кто-то, и видение заколебалось, потускнело, а потом вовсе пропало.
— Рут, прости, само как-то вышло. — Извинился он, обнаружив, что едва не отдавил Руту лапу.
Осмотрелся. Опасная полоса местности осталась далеко позади. Кут под безлистым кустом вылизывает хвост — пока его разум пребывал в плену, ранее недоступных, видений прошлого, тело двигалось по выбранному курсу. Он не помнил, как пробежал этот участок. Зато видел следы, его пересекающие. Тут присвистнул — он нигде не провалился. Все следы едва заметны, будто там бежала Лира, а не сталкер в девяносто кг весом, а вместе с поклажей все сто. Выходит, на автопилоте он куда быстрее, увереннее и лучше двигается? Обидно. Впрочем, так и должно быть. Разум лишь мешает рефлексам, инстинктам, мешает телу делать то, что оно помнит.
Он повернулся к той местности, к которой и стремился сегодня. Впечатляющее открылось его взору зрелище. Безлистые заросли невысокого кустарника, покрывавшие огромный участок низменности, в центре которой располагался заброшенный бункер учёных, тянули кривые острые сучья вверх — словно пальцы неведомых мистических тварей, лишённые плоти. При каждом порыве ветра, ветки бьются друг о друга, и сходство с костями становится полным — ветки обледенели, стали твёрдыми как камень, стук глухой, резкий. Мрачно поднимается из зарослей округлая серая крыша бункера. Кое-где торчат бетонные плиты забора. Не все ровно, да и немного их торчит. Довольно унылое зрелище. Но стоит поднять взгляд выше, на бывший завод и начинаешь понимать, что бункер-то как раз выглядит даже жизнерадостно и приветливо. Грязно коричневый забор завода, зияет проломами, в некоторых и отсюда видно иссохшие тела, толи зомби лежат, толи просто высохшие трупы. За забором торчат здания, с вывернутыми в разные стороны металлическими конструкциями. Стоявший во дворе козловой кран, рухнул и упал на ветки тополей, росших по забору рядком. Ветки смягчили падение, и забор от удара лишь растрескался, но не упал. Теперь из листьев торчит исковерканная конструкция. Ничего вроде ужасного. Просто разруха. Однако на этой конструкции, словно мясо на шампур, надето человеческое тело. Мёртвое, определённо — металл пробил грудину, живот, кишки висят аж до земли. Но руки шевелятся, гнилой рот открывается и закрывается, голова медленно вертится, белесые глаза смотрят на мир, полные неутолимым голодом и из мёртвой глотки несётся тихий печальный хрип.
— Жуть какая… — Пробормотал Велес, с трудом отведя взгляд от мрачных картин.
— Ррр. — Неуверенно заявил Рут, усаживаясь рядом с его ногами.
— Не знаю, не знаю. — Ответил в тон псу, сталкер. — Я уже не считаю, что мы поступили верно. Тут несколько мрачновато. Кут, ты как считаешь?
Пёс не ответил, проворчал чего-то непонятное, и яростно сверкая глазами, стал кусать себя за бока. Блоху, наверное, ловит…, и откуда они их цепляют? Радиация везде, а у них регулярно появляются блохи! Это всё от бескультурья личной гигиены. Определённо.
— Посмотрим чего там в бункере? — Рут снова зарычал. Только теперь немного другим тоном. И смотрел он не на бункер, куда-то в кусты. Велес принюхался и удивлённо вскинул бровь — запах крови. Свежий. Кровь человеческая. — Бункер отменяется, глянем, кто прячется в кустах.
Опрометчиво, конечно. Раненный сталкер, стреляет, вообще не разбираясь где чего и как. Но дыхания Велес не слышал, только запах свежей крови. Скорее всего, там лежит свежий покойник. А мимо таких вещей, ни один сталкер просто так не пройдёт.
Тщательный обыск зарослей не потребовался — сквозь частую сеть чёрных веток, видно достаточно далеко и хорошо. Это летом, когда все ветки листьями покрыты, тут можно армию спрятать и в упор её не видно. А сейчас за десяток метров от мертвеца, его прекрасно видно.
Бедняга сталкер, лежал на снегу, лицом вверх. Глаза открыты, лицо очень спокойное, чуточку печальное. На груди дробовик и пальцы всё ещё сжимают оружие. Он умер ночью или вчера днём.