качестве примера большого разнообразия бакулюма достаточно сказать, что у многих беличьих его конец расширен, уплощен и окаймлен острыми зубчиками, слегка напоминая миниатюрную ложку для спагетти.
Териологи придумали мнемоническое правило для запоминания отрядов млекопитающих с развитым бакулюмом: PRICC[261]. Эта аббревиатура, похожая по звучанию на английское жаргонное название пениса (prick), означает приматов (Primates), грызунов (Rodentia), насекомоядных (Insectivora), хищных (Carnivora) и рукокрылых (Chiroptera). Лишь немногие читатели будут удивлены, узнав, что у человека в пенисе нет кости, хотя некоторые, возможно, и огорчатся при известии, что человек – один из очень немногих видов приматов, наряду с паукообразными обезьянами, которые в ходе эволюции лишились бакулюма. Наличие бакулюма у других приматов означает, что эрекция у них гарантирована. В то же время есть и много других млекопитающих, не считая человека, которые лишены этого твердого образования, – от опоссумов до лошадей, слонов и китов, отлично справляющихся с эрекцией и без него. Итак, мы предполагаем, что бакулюм должен выполнять еще какие-то функции, помимо просто участия в процессе введения члена во влагалище, хотя нам пока и неизвестно, в чем они заключаются. Знаем мы лишь то, что помимо обеспечения эрекции бакулюм участвуют во втягивании члена между эрекциями. Что же касается других его назначений, то они пока неясны.
Разнообразие бакулюмов у самцов млекопитающих. Вверху – бакулюм моржа (Odobenus rosmarus). Внизу слева – бакулюм енота-полоскуна (Procyon lotor). Внизу справа – бакулюм пятнистого суслика (Xerospermophilus spilosoma)
Однако в контексте текущей дискуссии меня интересует не столько то, почему у некоторых млекопитающих есть бакулюм, сколько то, почему человек его утратил. Хотя, возможно, это не такая уж новая интеллектуальная загадка. Попытки объяснить данный удивительный факт относятся еще ко временам появления основополагающих текстов иудеохристианской культуры – я имею в виду историю сотворения Евы, упомянутую в Книге Бытия. В 2001 году двое весьма уважаемых ученых – специалист в области биологии развития Скотт Гилберт из Суортмор-колледжа и исследователь библейских текстов Зиони Зевит из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе – объединили свои усилия и написали статью под названием «Врожденное отсутствие бакулюма у человека: генеративная кость из Книги Бытия 2: 21–23», которая была опубликована в журнале American Journal of Medical Genetics. Через двадцать пять столетий после того, как была написана всемирно известная история сотворения мира, Гилберт и Зевит высказали догадку, что на самом деле Бог создал Еву не из ребра Адама, а из его бакулюма. Они утверждают, что «миф о ребре» был бы немедленно развенчан любым древним иудеем на основе простейшего наблюдения, что число ребер у мужчин и женщин совершенно одинаково. (В самом деле, я помню, как сам пересчитывал собственные ребра и задавался тем же вопросом еще в детском саду на занятиях воскресной школы.) Далее Гилберт и Зевит отзываются об истории с Адамовым ребром как о повествовательно бездарной, поскольку ребра «не обладают никакой генеративной способностью». По-видимому, Величайшая История Всех Времен требует более захватывающей сюжетной линии, чем та, что дошла до нас в переводе короля Якова[262]. Гилберт и Зевит предоставляют также впечатляющие лингвистические доказательства их радикальной гипотезы:
«Древнееврейское существительное, переведенное как “ребро”, tzela (цади, ламед, аин), действительно может обозначать ребро. Кроме того, этим словом называют отрог холма (2 Самуила 16: 13), или боковые комнаты (охватывающие храм наподобие ребер, как в 1 Царств 6: 5, 6), или поддерживающие колонны из деревьев, таких как кедры или пихты, или доски строений или дверей (1 Царств 6: 15, 16). То есть это слово может быть использовано для обозначения любой структурной опорной балки».
«Структурная опорная балка» – это, конечно, очень лаконичное описание бакулюма. Затем Гилберт и Зевит обнаруживают в еврейском Священном Писании неожиданно ясную морфологическую улику, раскрывающую эту эволюционно-библейскую тайну:
«Книга Бытия 2: 21 содержит[263] и другую этиологическую подробность: “Господь Бог закрыл то место плотью”. Данное уточнение может объяснить характерный признак, заметный на половом члене и мошонке мужчины, – шов (raphe). На мужском половом члене и мошонке края урогенитальных складок соединяются над мочеполовым синусом с образованием шва. ‹…› Происхождение этого шва на наружных половых органах и “объясняется” историей о смыкании плоти Адама».
Мастерски подойдя к вопросу с междисциплинарных позиций, Гилберт и Зевит по-новому взглянули на древний миф и пришли к революционно новому пониманию иудеохристианской истории сотворения человека. По каким-то необъяснимым причинам эта статья не вызвала бурной реакции, которой она заслуживает. Лично мне кажется, что все, от Ватикана до идеологов феминизма, желали бы знать об этой теории и поучаствовать в ее обсуждении. Но почему-то за истекшие пятнадцать лет статья удостоилась лишь трех цитирований. Быть может, среди представителей нашей фрагментированной интеллектуальной культуры ни у кого не нашлось времени поразмыслить над этим вопросом? Неужели людям нет дела до того, что Бог иудеев создал Еву из кости, взятой из пениса Адама? По-моему, пытливые умы должны бы этим заинтересоваться.
Если Книга Бытия повествует об утрате Адамом бакулюма как об акте божественного вмешательства, то как же объясняют этот феномен эволюционисты? Хотя в научной литературе содержится не так уж много эволюционных рассуждений о человеческом пенисе в целом и утрате им бакулюма в частности, все же нашелся один отважный биолог, который взялся за эту задачу с примечательным пылом. Ричард Докинз выдвинул гипотезу, что мужской пенис эволюционировал по пути утраты бакулюма для того, чтобы служить – ага, вот оно! – честным индикатором здоровья и генетической доброкачественности:
«Самка, способная выступить в роли хорошего врача-диагноста и выбрать себе в брачные партнеры только самого здорового самца, заработает для своих детей здоровые гены. ‹…› Нельзя считать неправдоподобным, что, совершенствуя под действием естественного отбора свои диагностические способности, самки могут собирать по крупицам всевозможные данные о состоянии здоровья самца и судят о его способности справляться со стрессовыми ситуациями по напряженности и положению его пениса. Однако наличие кости помешало бы этому! Не нужно быть особенно сильным или выносливым, чтобы иметь кость в пенисе; это доступно всякому. Таким образом, селективное давление со стороны женщин привело к утрате мужчинами бакулюма, потому что только по-настоящему здоровые и сильные мужчины способны на действительно стойкую эрекцию, позволяющую женщинам поставить без помех правильный диагноз. ‹…› Из моей гипотезы о пенисе логически вытекает, что утрата бакулюма создает помехи самцам, а эта утрата не просто случайна. Реклама, основанная на гидравлическом давлении, эффективна именно потому, что эрекция иногда терпит неудачу»[264].
Впрочем, Докинз сам признает: к этой гипотезе «не следует относиться слишком серьезно»; он предложил ее лишь для того, чтобы перейти к принципу гандикапа Захави и связать с хорошими генами. Тем не менее, когда Докинз говорит, что эта идея «скорее занимательна, нежели правдоподобна», он невольно дает вполне точное определение всей концепции адаптивного выбора полового партнера.
Сказочка Докинза о «женщине-диагносте» скорее обнаруживает, насколько ему самому приятна гипотеза о том, что мужская эрекция является исключительным эволюционным символом мужского генетического и физического превосходства. В предложенном им сценарии экстатическое ощущение набухания детородного органа приобретает значение научно обоснованного эволюционного показателя индивидуального мужского превосходства. Подростковые грезы об эректильном всемогуществе предстали в качестве формирующей силы человеческой эволюции. В этом смысле докинзовская сказка о «женщине-диагносте» может рассматриваться как шедевр фаллоцентрической эволюционной биологии.
Однако, следуя замечанию Докинза, данный сценарий не выглядит «правдоподобным». По всей видимости, основная причина заключается в том, что для среднего мужчины детородного возраста эрекция – даже «действительно стойкая» – является не более высоким показателем некоего превосходства в здоровье, нежели наличие косточки в пенисе у наших родичей-приматов. Более или менее каждый мужчина, по крайней мере в определенных возрастных пределах, способен на эрекцию – «для этого не нужно быть особенно сильным или выносливым». Чисто сосудистая, гидростатическая эрекция – отнюдь не тяжкий вызов для половозрелых мужчин практически при любом состоянии здоровья. Наибольшая часть эректильных дисфункций у мужчин связана с процессами старения, а в африканских саваннах плейстоценовой эпохи, где проходило наше эволюционное прошлое, большинство представителей рода Homo едва ли доживали до возраста, в котором у них могли бы начаться старческие нарушения половой функции. К тому же – несмотря на вездесущую рекламу разнообразных средств для усиления эрекции, которую ведут фармацевтические компании и которая вынуждает заподозрить небывалую эпидемию мужской половой слабости, – никаких реальных данных об ухудшении эрекции у мужчин в современном мире нет. Так насколько же избирательной должна быть каждая женщина, если, следуя сценарию Докинза, она должна уметь использовать эректильную состоятельность мужчины в качестве критерия выбора партнера? При таком отборе могут элиминироваться разве что немногие престарелые потенциальные партнеры (по иронии, вместе с их «хорошими генами» долгожительства). Таким образом, маловероятно, что утрата бакулюма явилась эволюционным ответом на потребность женщин оценивать качество и здоровье партнера. И все же, вопреки советам самого Докинза, психологи-эволюционисты восприняли его гипотезу утраты мужчинами бакулюма как гандикап