– Снято! Снято! Снято! – воскликнул Толстяк Майк, снимая бейсболку и почесывая голову похожими на сосиски пальцами. – Эхолокация, профессор? Это еще что за зверь?
– Принято считать, что русалы – это социальный вид, как мы, поэтому эхолокация необходима для общения под водой. Для этого им нужен выпуклый лоб, там помещается жировая ткань, так называемая акустическая линза…
– Линза? – Толстяк Майк покачал головой. – Нет, док, извините. Линзы, мать их, в нашем фильме ни к чему. Вы видели запись. У той твари, которую выбросило на берег, никакой гребаной линзы во лбу не было. Лоб у нее был точно такой же, как у нас с вами.
– Точно сказать нельзя, Майк. На видео лицо русала видно не очень четко, а лоб скрыт волосами.
– Да, да, но я сомневаюсь, что зрители поймут эту хрень про эхолокацию и линзу.
– У нас есть подлинные кадры, Майк. Мы же никому не морочим голову.
– Понимаю вас, приятель. Правда. Да, у нас есть подлинные кадры, но сомневающиеся всегда найдутся. Поэтому не стоит слишком вдаваться в подробности. Знаете что, давайте пока эхолокацию придержим. А голубую кожу объяснить можете?
Марти пожал плечами.
– Возможно, это форма камуфляжа. Когда они плавают у поверхности, хищникам труднее увидеть их снизу.
– Ага, блин! Вот о чем надо говорить! Это легко усвоить. Тут много думать не надо. А что у них с глазами? Почему они желтые?
– Почему желтые глаза – не знаю, Майк.
– А что известно про волосы? У того русала грива почище львиной.
– Про это тоже ничего сказать не могу. Всегда исходил из гипотезы, что они – лысые.
– Черт вас дери, профессор! – воскликнул Толстяк Майк. – Это те самые вопросы, на которые нужны ответы. Именно это нужно публике. Тогда нам поверят. Придумайте что-нибудь, если не знаете. Только на хрен всю эту технологию. Эхолокация, телекинез, прочий научпоп. Держитесь основ, ближе к реальности, чтобы было смачно, тогда и получится конфетка. – Он глянул на свой инкрустированный бриллиантами «Ролекс». – Ладно, на сегодня сворачиваемся. Вечерком еще раз гляньте материал. Прикиньте, как объяснить то, что людям интересно. Цвет глаз, волосы, откуда берется вся эта хрень. А завтра с утра всех жду здесь, чтобы были свеженькие как огурчики.
Марти внезапно проснулся, смущенный до крайности, весь в поту, сердце бешено колотилось.
Я покажу всем вам, козлы, скептики чертовы, всем вам покажу…
Глава 15. Эльза
Эльза лежала в постели в темноте и смотрела на исчерченный тенями потолок. Она взглянула на светящиеся цифровые часы на прикроватной тумбочке. Четырнадцать минут второго. Последний раз она смотрела на часы тридцать минут назад. Обычно, когда не спится, она думала о еде. Она увлекалась кулинарией и вечерами чаще всего готовила небольшие, но изысканные блюда. Вчера – баклажаны под пармезаном. Позавчера – креветки в бурбоновом соусе, а перед тем… либо лосось с лимонно-чесночной подливкой, либо бефстроганов с грибами. Точно не вспомнить. С годами граница между днями как-то стиралась.
Она начала планировать меню на предстоящую неделю, но, дойдя до второго пункта, обнаружила, что думает о докторе Расселе и его завтрашней экспедиции. Примкнуть к их компании она ведь не может? Нет, она уже отказалась. Кроме того, они чокнутые, все трое. Доктор Рассел блестящий ученый, но он в плену у своих фантазий, а две дамы… Как их охарактеризовать? Они тоже в плену своих фантазий? Неужели они и правда верят в русалок? Или только притворяются, что принимают теорию доктора Рассела?
Мотив Жаклин понятен: она хочет написать сенсационный материал. Напишет – и выйдет сухой из воды. Она ведь не ученая, а журналистка, просто сообщает новости. Не создает их, ничего не доказывает – просто сообщает. Эта публикация почти наверняка вызовет негативный резонанс, но терять Жаклин нечего, а приобрести она может многое.
А Рэдика? Она зачем поддерживает нелепые идеи доктора Рассела? У нее с ним отношения. Значит, из чувства преданности? Или она ему чем-то обязана? Доктор Рассел стоит много миллионов долларов. Не исключен и финансовый мотив.
Но что до всего этого Эльзе? Ничего, но все же… Чем-то теория доктора Рассела ее зацепила. Да, полная нелепость. По крайней мере, так считала рациональная, здравая часть ее сознания. Но есть и другая часть, с которой она знакома хуже, – юная и восторженная, готовая верить, что не все в мире открыто взгляду, что в мире еще остаются чудесные тайны, которые не охватить разумом, не постичь ощущениями.
Что же ей делать? Сидеть и изучать китовый кал, пока доктор Рассел и компания отправятся в плавание на поиски приключений, хоть и обреченное на провал, но, весьма вероятно, очень увлекательное? Или спуститься с пьедестала, расслабиться, впервые за долгое время, – и присоединиться к ним?
Казалось бы, решение напрашивалось само собой. Три года на Шри-Ланке интересными никак не назовешь. Новыми друзьями она не обзавелась. Романтических встреч тоже не было. Работа хоть и важная, но ничем не примечательная и не приносящая признания со стороны ученой братии, как в США.
Конечно, она и приехала в эту страну в поисках аскетизма и анонимности. Ее устраивала заурядная жизнь, потому что она считала, что не заслуживает лучшего.
Она лишилась этой привилегии, когда убила своего мужа.
Большую часть взрослой жизни Эльза ныряла с аквалангом в океанах – это была ее стихия, и, естественно, в конце концов ей захотелось попробовать пещерный дайвинг в нетронутой подводной среде. С 2010 года она участвовала во многих проектах по исследованию и изучению пещер по всей Америке, и ее работа оказалась востребованной множеством государственных учреждений, университетов, музеев и географических обществ. В 2015 году она приняла участие в грандиозной международной дайвинг-экспедиции по составлению карты неисследованных зон пещерной системы Уаутла в Мексике, которую недавно признали самой глубокой пещерой в Западном полушарии.
Ее муж, Рон, был морским биологом и первоклассным аквалангистом, но проекты жены никогда его не привлекали. Однажды он сказал ей: «Когда ныряешь с аквалангом в открытой воде, ты всегда знаешь: плыви вверх, и выплывешь на поверхность. А когда погружаешься в пещеру, даже если знаешь, где верх, – это не имеет значения. Так что спасибо, дорогая, но нет». Тем не менее экспедиция в Мексику должна была занять несколько недель, и Эльзе хотелось, чтобы Рон был рядом, поэтому она изо всех сил уговаривала его присоединиться к экспедиции, и в конце концов он согласился. С ее стороны это был эгоистичный поступок. Пещерный дайвинг – штука сложная и опасная даже в самых простых условиях, а Уаутла место далеко не простое, там предполагались погружения с декомпрессией в неизведанные глубины.
На третий день работы ее команды на глубине Эльза и Рон начали роковое для Рона погружение, спустившись на семьдесят пять футов по шахте шириной пять футов. На дне Эльза вела группу по горизонтальному туннелю, ей пришлось ползти на локтях и коленях, и вскоре тоннель вышел в огромный зал, где повсюду были колонны и сталактиты. Но когда в кромешной тьме она повернулась, чтобы разделить благоговейный момент с Роном, оказалось, что сзади его нет. Она вернулась по горизонтальному туннелю и обнаружила, что он застрял в самой узкой части, запутавшись в связывавшем их тросике. Она начала распутывать петли, но он быстро задышал, что привело к перегрузке его дыхательного аппарата углекислым газом. Менять загубники на глубине было крайне рискованно, но Эльза не видела другого выхода и дала ему баллон с газом, чтобы снизить концентрацию углекислого газа в крови. Во время переключения Рон запаниковал, глотнул слишком много воды и через несколько секунд умер прямо у нее на глазах. Она не сомневалась, что сама виновата в его смерти, и с тех пор жила с этим чувством вины. Ее преследовала жуткая картина: полные ужаса глаза Рона в последние мгновения его жизни.
– Ах, Рон… – пробормотала она, глядя на одинокую пустую комнату. Снова взглянула на часы. Тридцать семь минут второго.
Она закрыла глаза и продолжила составлять меню на неделю.
Глава 16. Марти
Пип отправилась в почтовое отделение Мириссы, чтобы отослать образцы кости в разные лаборатории Великобритании, а Марти, Рэд и Джеки пошли по магазинам – закупать продукты и все необходимое для предстоящей экскурсии на «Оаннесе». В 10 утра они уже собирались отплыть, и тут Марти заметил Эльзу, которая спешила к судну по пирсу.
– Привет! – Он махнул ей с палубы рукой. – Пришли нас проводить?
Она остановилась у подножия трапа.
– Доброе утро, доктор Рассел. – Она слегка запыхалась. – Вообще-то, я пересмотрела ваше предложение. И решила его принять, если оно еще в силе.
– Конечно, в силе! – воскликнул он, довольный тем, что она передумала. Он заметил на ней рюкзак средних размеров. – Вижу, вы налегке?
– У меня скромные потребности.
– Что ж, поднимайтесь на борт. Покажу вам вашу каюту.
Какое-то время Марти провел на мостике с Пип, рассчитывая курс судна. Потом спустился в салон и сел за компьютер. Как выяснилось, остров Демонов был одним из восемнадцати национальных парков Шри-Ланки. Но, в отличие от других, в 1964 году получил статус заповедника и был закрыт для туристов. Мало того, из-за охватившей страну гражданской войны за последние два десятилетия научные исследования на острове почти не проводились. В итоге информации о нем – по крайней мере, на английском языке – было крайне мало. Все же Марти наткнулся на одну любопытную историю, – если она правдива, в ней кроется объяснение отталкивающего прозвища острова. Дело было в 1703 году, когда Шри-Ланка была голландской колонией. Остров тогда назывался Вормервер, в честь города на севере Голландии. Голландский солдат по имени Иероним Пелгром, находившийся на материке, был осужден за содомию и приговорен к тому, чтобы провести остаток своих дней на острове Демонов. Ему оставили палатку, воду, семена, табак, одежду, Библию и письменные принадлежности. Ожидалось, что он не проживет и полгода. Когда солдаты вернулись забрать его труп, оказалось, что он хоть и здорово исхудал, но живехонек – питался морскими черепахами и птицами, а жажду утолял дождевой водой. При этом он был в стельку пьян. Винокур в прошлом, он научился гнать самогон из корней местного растения. Пелгром заявил: остров проклят Богом, здесь куражатся злые духи, и умолял солдат забрать его назад, на материк. Но они этого не сделали, и изгоя больше не видели – ни живым, ни мертвым.