сидевших на них людей сопровождался также изменениями в положении всех неполноправных членов рипуарского общества, в т. ч. вольноотпущенников.
Так, в Lex Ribvaria в качестве одинаковых по статусу персон упомянуты и лит, и трибутарий: за обоих полагалось в случае убийства платить 36 сол.[935] Несколько отличались от них т. н. «римские граждане» (cives Romani) и либерты (собственно вольноотпущенники): они освобождались, как пишет источник, «по римскому закону» (т. е. с предоставлением грамоты, нередко — в присутствии свидетелей и на территории церкви или перед алтарём) и обладали вергельдом уже в 100 сол.[936]
Логично было бы предположить, что в данном контексте рипуарские лит и трибутарий имели сходный с салическими литом и трибутарием статус, а либерт и «римский гражданин» представляли собой прослойку более высоких по статусу людей, остававшихся под властью и покровительством своих бывших хозяев, но приблизившихся к homo ecclesiasticus. Также сведения относительно судебной ответственности категорий libertus и cives Romanus, согласно которым они отвечали за проступки «по римскому праву», давали бы исследователям возможность видеть в них потомков галло-римских рабов и колонов, обитавших в римских виллах до прихода рипуарских франков (соответственно, в литах и либертах — потомков германских рабов[937]).
Однако это лишь начальное впечатление. В действительности, те и другие не могут быть дифференцированы на галло-римских и германских рабов и вольноотпущенников, поскольку уже в момент покорения Галлии и среднего течения Рейна франками в V ― начале VI в. границы между рабами двух этнических массивов (но не между податным населением или крупными землевладельцами) были в значительной мере размыты. В данном случае, следует видеть во всех четырёх категориях только две ступени вольноотпущенников, различавшихся по вире за лишение жизни (36 и 100 сол.) и каким-то отдельным правам и обязанностям в отношении своего патрона, безотносительно к их этническому происхождению[938]. Кроме того, церковный раб не мог сделаться либертом, если на то не было воли служителя церкви[939], а это выступало довольно серьёзным ограничителем для отпуска на волю церковного либерта в последующем (в отличие от либерта светского землевладельца).
То, что в действительности статусы либертов и «римских граждан», с одной стороны, и литов и трибутариев — с другой, постепенно сливались воедино и образовывали базис для формирования более широкого слоя поземельно зависимого населения духовных и светских поместий (обозначенного как homo Romanus, homo regius aut ecclesiasticus), подтверждается возможностью их полного отпуска на волю перед автразийским королём через «вышибание» денария[940]. Поскольку только в этом случае вольноотпущенник мог стать полностью свободным (что выражается в вергельде в 200 сол.)[941], это означает то, что в рамках любого из указанных выше статусов (cives Romanus, litus, libertus, tributarius) он оставался зависимым от своего патрона[942].
Скудость сведений Рипуарской правды о социально-правовом статусе литов, трибутариев и «римских граждан», полностью освобождённых перед королём через «вышибание» денария, немного может быть восполнена теми сведениями, которые имеются о проведении судебной процедуры в отношении отпущенных per denarium категории либертов. Так, из текста титулов 64 (61) — 65 (62) становится известно о том, что освобождение рабов инициировал их господин; видимо, только он обладал таким законным правом[943]. Однако, как свидетельствует текст титула 60 (57), целиком и полностью посвящённый отпуску либерта на волю перед королём, только актом отпуска дело ограничивалось далеко не всегда.
В этом титуле мы ещё раз сталкиваемся с условностью разделения различных способов отпуска на волю, а именно — per denarium и per cartam. После «вышибания» денария перед королём могла быть составлена грамота об отпуске на волю[944]; такая практика не была отмечена у салических франков в VI в., однако достаточно пространное описание самого юридического казуса в Lex Ribvaria может навести на мысль о том, что эта «смешанная», «романо-германская» форма отпуска существовала и до фиксации Дагобертом австразийского законодательства в начале VII в.
Однако сам факт отпуска раба на волю в присутствии короля мог быть подвергнут сомнению или оспорен третьей стороной. Человек, выступивший таким образом против бывшего раба и его патрона, должен был либо доказать свою правоту (тогда либерт и его господин платили 200 сол. в пользу казны и 45 сол. заявителю), либо сам выплатить тот же штраф. Со своей стороны, либерт был обязан участвовать с оружием в судебном поединке или прислать своего представителя (возможно, что последнего направлял патрон либерта с целью обезопасить своего бывшего раба от сражения на мечах, т. е. auctor выступал не в роли «адвоката», а как наёмный воин)[945].
Достаточно отчётливо видно в этом титуле то, что плата в пользу королевского фиска представляла собой «заменитель смертной казни» — вергельд свободного человека. Вполне возможно, что вольноотпущенник просто не имел таких средств, чтобы возместить свой проигрыш по делу, и должен был прибегать к помощи своего патрона. Логика взимания столь высокого штрафа понятна: самовольно присваивая себе статус свободного, которого отпустил на волю сам король, либерт посягал на общественный порядок и потому должен был нести столь суровое наказание. В определённой степени, в качестве аналогии можно привести порабощение свободных франков, которые женились на рабынях или рабах. Кроме того, либерт лишался всего своего имущества, которое было дано ему господином (очевидно, часть могла быть передана истцу для возмещения судебных издержек).
Тем не менее, все перечисленные способы неполного и полного (per denarium, per cartam) отпуска на волю должны были играть очень важную роль в обществе рипуарских франков VII ― начала VIII в., поскольку они резко способствовали социальной мобильности в рамках Австразийского королевства. Пусть и достаточно небольшая, но ощутимая часть рабов смогла освободиться от рабства и полностью стать свободными, а возможно, даже перейти в более высокий статус. На последний момент указывает аналогия в тексте Pact. leg. Sal. 60, 2–3: подобно тому, как у салических франков имущество отказавшихся от родства богатых людей должно было отходить после смерти не его бывшему клану, но королевской казне, такая же практика распространилась и на рипуарских homo denariatus[946]. Это помогало избежать претензий на раздел имущества раба, с которым он выходил на волю, со стороны его бывшего господина.
Ещё одной ключевой категорией, которой полностью посвящён титул 61 (57), являлись табулярии. Этот слой, как уже было отмечено, нельзя полностью идентифицировать с homo ecclesiasticus в той части Lex Ribvaria, которая относится к правлению Дагоберта. Первым и главным их отличием было то, что табулярий не рассматривался в начале VII в. в качестве социальной категории, которая могла судиться за пределами своей церкви: если в отношении homo ecclesiasticus были предусмотрены исключения, которые были оговорены выше, то в отношении табулярия — нет[947]. У нас нет свидетельств и о том, что табулярии могли судиться с другими зависимыми людьми в пределах церкви. В этом отношении их положение отличалось от положения homo ecclesiasticus, описанного выше.
Источником пополнения прослойки табуляриев было освобождение рабов светских землевладельцев «по римскому закону»[948]. Примечательно то, что нигде в титуле не говорилось об обращении этой категории в личную зависимость по типу homo ecclesiasticus — напротив, неоднократно подчёркивалось то, что они сами и их потомки находятся в полностью свободном состоянии.
Тем не менее, свобода этих людей была фикцией уже в начале VII в.: они были обязаны передавать все свои доходы на благо церкви, от которой получили свою «свободу», в обмен на покровительство епископа и церковного клира. Факт передачи или завещания вольноотпущенника церкви сильно сужал возможности его дальнейшего социального роста: церковные иерархи и клир в VII в. зорко следили за тем, чтобы подвластное население духовных поместий не могло уйти из-под их контроля. С этой целью табуляриев было запрещено отпускать на волю перед королём (per denarium); такое деяние так же, как и неправомерное оспаривание свободы либерта, каралось выплатой 200 сол. Тем самым, юридически в Австразии начала VII в. путь для табуляриев на свободу был закрыт. Всё их имущество с момента передачи под покровительство духовной власти считалось частью церковной утвари[949].
Несмотря на достаточную правовую защищённость церковного имущества, нередки были и случаи судебного разбирательства относительно принадлежности того или иного табулярия. Очевидно, это было связано с возрастанием экспансии римской церкви в Северной Галлии и на Среднем Рейне в VII–VIII вв., в ходе которой всё бóльшие и бóльшие земельные массивы и их обитатели переходили в распоряжение иерархов церкви. Процедура подтверждения отпуска раба на волю и его превращения в табулярия предполагала участие большого количества свидетелей: начиная от короля и епископа и вплоть до тех, кто скреплял своими подписями carta ingenuitatis