Таким образом, необходимо отметить тот факт, что исторических данных о категории лэтов и отпущенников (lieseng) в захваченных скандинавами землях Нортумбрии и Восточной Англии недостаточно для однозначных выводах об их правовом статусе и конкретном месте в англосаксонском обществе[1350].
Однако в законах Этельстана всё же встречался очень необычный фрагмент, который позволял говорить о сохранении в Англии начала — середины X в. категории, подобной континентальным литам и альдиям и, возможно, отдалённо напоминавшей лэтов начала VII в. Совершенно необычный казус, встречавшийся в Iudicia civitatis Lundoniae — наличие у зависимых людей (þeowe menn) неких работников, в свою очередь зависимых от них[1351]. В случае с установлениями Этельстана слово þeow, как правило, указывало на рабский статус человека (в Quadripartitus такой человек прямо назван servus noster); следовательно, он сам должен был подчиняться кому-то. Этот господин, которому подчинялся þeow mann, в данном титуле обозначен в первом лице мн. ч. (we); такое обращение могли применять по отношению к себе упомянутые в прологе король и его приближённые (светская и духовная власть). Следовательно, «рабы» вместе с их зависимыми людьми в равной степени были зависимы от богатых землевладельцев.
Как мы уже отмечали в переводе, возмещение за кражу или бегство зависимого от такого «раба» причиталось как владельцу «раба», так и самому «рабу». Для категории рабов (esne, þeow) и даже для многих лично зависимых от глафорда людей, ранее бывших свободными (вспомним категории RSP), такое положение дел не было характерно ни при одном короле ни до, ни после Этельстана: во всех законах человек либо обладал ограниченными правами на владение имуществом и получение возмещения, либо штраф за преступление против личности такого человека полностью отходил его глафорду. Кроме того, более нигде в англо-саксонских правовых источниках не встречалась категория рабов-þeow, у которых были бы зависимые работники.
Здесь кажется уместным вспомнить о континентальных литах и альдиях, которые также могли обладать рабами (обозначенными в варварских правдах как servi или mancipia). При этом неполная свобода литов (из-за которой они получили в немецкой историографии XIX в. неточное обозначение «полусвободных») предполагала наличие у них ограниченной правоспособности (право судебного представительства, сбора поручителей; наличие вергельда, меньшего, чем у свободных; право участвовать в походе; распоряжение некоторым имуществом и право владеть рабами) при сохранении личной зависимости от господина. При совершении преступления против раба, принадлежавшего литу, провинившийся нёс ответственность перед последним; о его ответственности перед господином лита нет сведений. Поэтому представленная аналогия между литами и «рабами» (þeow mann) из VI As. 6,1 весьма условна и не даёт оснований приравнять одних к другим.
После правления Альфреда первым королём, который требовал отпуска на волю ежегодно от каждого своего подданного хотя бы по одному рабу, был также король Этельстан. В своём «Предписании по выплате милостыни» (925–940) он требовал освобождать бывших преступников, которые были обращены в рабский статус в наказание за свои деяния, руководствуясь «божественным милосердием и христианской любовью». Роль церкви как посредника в процессе освобождения также подчёркивалась тем, что для отпуска на волю было необходимо присутствие епископа[1352]. Тот же Этельстан предполагал запретить казни воров в случае, если они крали до 12 пенсов и не пытались уйти от правосудия[1353].
В ряде документов, относившихся к концу IX ― началу XI в., также говорилось о порядке отпуска на волю рабов[1354]. Д. Пелтрэ указывает на то, что в обществе середины IX в. впервые проявилась мысль о том, что раб мог самостоятельно выкупить свою свободу у господина (в т. ч. у церкви или у церковного служителя). Такой случай был зафиксирован в церкви св. Хада (диоцез Личфилд, на границе с Уэльсом): валлийский документ об отпуске на волю был составлен около 840 г. и включён в рукопись Евангелия св. Хада. Автор не исключает и того, что впоследствии на основании этого примера началось включение англо-саксонскими писцами документов об отпуске на волю рабов именно в кодексы, содержавшие в себе списки Евангелий (поскольку «святость книги освящала запись [об отпуске на волю] и тем самым подтверждала её достоверность»); правда, его вывод о том, что в Уэссекское королевство эта традиция пришла вместе с Ассером, валлийцем по происхождению, носит скорее спекулятивный характер[1355]. Гипотеза Пелтрэ о том, что титул 43 законов Альфреда связан с предоставлением рабам права накапливать средства на выкуп своей личности у господина[1356], напротив, кажется вполне обоснованной: уже в кентском и уэссекском обществе ряд лично зависимых категорий обладали определённым имуществом, а к середине — концу X в. количество таких категорий (только по материалам RSP) заметно увеличилось.
Отчасти под влиянием континентальных германских обычаев, отчасти — при посредничестве церкви, в англо-саксонском обществе к X–XI вв. сформировалось несколько способов отпуска на волю[1357]. Одной из главных форм отпуска на волю в документах этого времени был отпуск перед алтарём или же в других святых местах (в частности, перед мощами или могилами святых), а также во время церковных праздников (например, в день св. Михаила или канун рождественского поста, как в nn. 3.13 и 3.30 по классификации Пелтрэ). Такие акты милосердия со стороны церкви обязательно сопровождались угрозой религиозной санкции за нарушение распоряжения того, кто отпускал человека на волю[1358].
Один из документов (n. 3.25) предписывал отпустить зависимого человека на некоем дворе (on tune; Пелтрэ предполагает, что на перекрёстке двух дорог), отсылая к форме отпуска на волю «in quadrivio» в Эдикте Ротари; другое англо-саксонское завещание конца X в. требовало освободить по жребию (sors) из двух поместий близ Уитчфорда (Кембриджшир) по 13 человек из каждых тридцати рабов[1359]. Кроме того, в числе документов об отпуске зависимых людей на волю X в. встречались сведения о выкупе ими своей свободы у господ. В отличие от предоставления свободы перед алтарём, эти грамоты «не зафиксировали никаких мотивов милосердия со стороны господина, отпускавшего раба» и «обязательной, следующей за юридической сделкой (legal transaction) религиозной церемонии, [подтверждающей отпуск на волю]»[1360].
Мотивы отпуска рабов на волю в подобных грамотах были различны. Первоочередной причиной являлась забота глафорда о своей душе: многочисленны факты дарования свободы рабам знатными людьми «во спасение своей души» (pro redemptione animae suae). Ещё одним вариантом был отпуск лично зависимой женщины в случае, если она впервые или повторно выходила замуж[1361]. Очевидно, что королевская власть была заинтересована в выкупе рабами своей свободы (или продаже раба с последующим его освобождением) по причине получения пошлины с этой сделки. В этом отношении грамоты XI в. придавали сходство сделкам по выкупу раба из поместья продаже раба другому человеку: в том и другом случае с этой сделки с начала X в. королевскими агентами (например, герефой) бралась пошлина в пользу правителя Англии[1362].
Однако вместе с тем Дэвид Пелтрэ предостерегает от поспешных выводов относительно статуса отпускаемых на волю людей: среди них вполне могли быть не только полностью бесправные рабы, но и поземельно и лично зависимые жители поместий светских и церковных землевладельцев; кроме того, на протяжении X–XII вв. абсолютная величина выкупа за свободу имела тенденцию к снижению. Это объяснялось тем, что часть освобождаемых могла иметь статус «свободных» людей, попавших в зависимость от богатого землевладельца; у таких людей, как указывает Пелтрэ, продолжал сохраняться архаический «племенной статус кэрла, даже если этот статус становился всё менее уместным в новых экономических условиях». Кроме того, на отдельные суммы выкупа могли влиять ценность профессиональных навыков раба, благородство или скупость его владельца, общее количество отпускаемых на волю и некоторые другие экономические и неэкономические факторы (в частности, обычай этого поместья)[1363].
Отчасти эти выводы Пелтрэ подтверждает наблюдение над рукописью BL. Ms. Add. 9381*, содержащей список 51 грамоты об отпуске на волю зависимых людей в корнуоллской церкви св. Петрока (на латинском и древнеанглийском языке)[1364]. Надо заметить, что при всех различиях во времени написания и несистематичности они обнаруживали одно сходство: ни в одном из англо-саксонских документов не содержалось указания на то, что освобождали от зависимости именно раба[1365]. Во всех грамотах встречалось только имя освобождаемого, иногда — указание на его потомство и родственников, которые освобождались вместе с ним в присутствии свидетелей (лат. liberare, древнеангл. freodan). Уже с конца VII в. слово freols, которое также употреблялось в отношении нескольких освобождённых, не всегда означало полную и окончательную свободу от власти патрона или господина; такой статус не всегда давал основания даже покидать поместье. Не следует забывать и о том, что освобождённые на алтаре люди при кентском короле Вихтреде в конце VII в. продолжали быть частично зависимыми от своего патрона, получая статус folcfry; если процедура отпуска в англо-саксонской Англии за три столетия кардинально не менялась, то, возможно, резко не изменялся и статус folcfry, отпущ