— Как интересно, — проговорил Аргеной, глядя в пустоту. — Мы окружаем себя вещами, чтобы улучшить себе жизнь, мы повелеваем этими вещами… Но сами не замечаем, как эти же вещи начинают повелевать нами. Без браслетов нет смысла даже пытаться жить. Регенератор решает, когда я смогу пользоваться своей рукой…
Об одном он умолчал, лишь подумал. О роботе с мечом, который неутомимым стражем стоял между ним и жизнью.
Всё могло бы быть просто: залечить руку, нажраться стимуляторов, победить робота, сделать себе инъекцию крови и разорвать Лейста на куски. Но — увы. Придется ограничиться одной рукой и стимуляторами.
Мысли перескочили на Вайну. Как будто молотом по голове врезали вчера, когда на браслет поступил злополучный донос, сопровождающийся видеозаписью, чтобы не оставалось никаких сомнений. Вайна в одном ночном платье входит в комнату Лейста.
Как? Когда они успели снюхаться? За те две-три минуты, что провели наедине, когда он вышел поговорить насчет Чаппела?
Чаппел. Первая из взорванных планет. Странно, что они медлят с остальными. Может, опять какая-то возня на верхушке? Сонлер не оставляет попыток связаться с правительством Триумвирата, но тщетно. Пока. Хорошо бы заслать парламентера, но сначала…
Аргеной зажмурился и потряс головой.
— Я… говорил что-нибудь?
Медсестра стояла рядом, сосредоточенно тыкая пальцами в панель управления регенератором. Не то настраивала что-то, не то создавала вид. Услышав вопрос, она постаралась непринужденно пожать плечами:
— Мне показалось, вы говорили сами с собой.
Кровь бросилась в лицо Аргеною. Он — он! — сидит тут и бормочет, будто лишившийся ума старик. Вспомнились гнусные слова Летоса. Но нет, нет, это… Это просто усталость. Конечно, ведь он так и не лёг этой ночью. Сначала засиделся над картами галактики, потом это донесение… Велев отвести Вайну домой, сам он войти туда так и не решился. Слонялся по кораблю, убеждая себя в том, что у него есть на то причины. Как измученный ревностью подросток.
Или как страдающий бессонницей старик.
Аргеной рывком встал с кушетки и вышел из процедурной.
Жестом велев охране отойти, Аргеной вошел в свою каюту. Вайна сидела на кровати, расчесывая спутанные со сна волосы. На Аргеноя она бросила лишь беглый взгляд, как будто бы всё было в порядке.
— Ты что, спала? — вырвалось у Аргеноя, прежде чем он успел обдумать, что хочет сказать.
— А почему бы и нет? — равнодушно отозвалась Вайна. — Ночь была утомительной.
Несколько быстрых шагов, и Аргеной рядом с ней. Взмах рукой… Голова Вайны дернулась. Она чуть не упала, но удержалась, опершись на локоть. Медленно заняла прежнее положение. Рукой нащупала выпавшую щетку для волос.
Она не боялась.
— Ты соображаешь, что натворила? — спросил Аргеной, надеясь, что в голосе звучит достаточно льда.
— Сломала твою любимую игрушку, — пожала плечами Вайна. — Или даже две.
Он ударил её снова. На этот раз Вайна была готова и осталась неподвижной. Он не смог уронить её. Она делала вид, будто ничего не происходит. Только щетка, скользя по волосам, чуть дрожала, да из разбитой губы вытекала струйка крови.
— Сейчас, — сказал Аргеной, — я убью его. Предположи, что будет потом с тобой.
— Видимо, ты и меня убьёшь. — Вайна говорила невнятно, губы плохо слушались. — Мне, по правде говоря, всё равно. Я ведь обещала, что сама это сделаю. Не позволю своему ребенку родиться на этом проклятом корабле. Не позволю ему взять в руки оружие и узнать слово «война». У тебя не будет более шанса стать настоящим отцом. Двое детей, и обоих ты предал. Пора положить этому конец.
Аргеной схватил её за подбородок, заставил встать и посмотреть себе в глаза. Её взгляд обжег его ненавистью.
— Твоя жизнь мне безразлична, — прорычал он ей в лицо. — Но моего ребенка ты выносишь, и плевать, что ты об этом думаешь. Тебе вообще не обязательно думать.
— Как только я узнаю, что ты победил, он умрёт. Вместе со мной.
— Черта-с-два. — Аргеной швырнул Вайну на кровать. При этом он чересчур сильно подался вперёд, и с губ сорвался вскрик.
— Что такое? — спросила Вайна с нескрываемой злобой. — Спинка болит?
Аргеной заставил себя распрямиться и убрал руку от поясницы. Вспышка боли была такой силы, что перед глазами заплясали разноцветные круги. Сначала они прыгали во тьме, потом зрение вернулось.
— Если хочешь переодеться, у тебя десять секунд.
Аргеной подошел к двери, понимая, как неестественно выглядит его походка. Каждый шаг прошивал тело иглами боли.
Открыв дверь, он подозвал двух охранников.
— Зайдите внутрь, — велел он. — Не спускайте с неё глаз. Она не должна заходить одна даже в туалет. Ясно? К моему возвращению она должна быть жива, иначе сдохнете вы оба. Ясно?
— Т-так точно, — запнувшись, отозвался старший.
— Выполнять.
Когда оба зашли в каюту, Аргеной заблокировал дверь и медленно двинулся по коридору. Его ждала арена.
Глава 47
Он опоздал. Пришлось вернуться в медблок и проглотить целую пригоршню стимуляторов. Зато теперь кровь бурлила в венах, а серые металлопластиковые стены вокруг, казалось, пестрили красками.
Сонлер встретил его перед входом на сцену, где Лейст стал гинопосцем, получил звание капитана, а теперь примет смерть. Сегодня сцена будет именоваться ареной.
— Лейст уже ждет, — сообщил Сонлер.
— Какое оружие он выбрал?
— Тесак.
Аргеной вскинул брови в удивлении. С тесаком Лейст управлялся не ахти как. Логичнее было бы выбрать кинжал… Но ему решать. Аргеной снял тесак с оружейного стенда. Подбросил на ладони, махнул, проверяя балансировку. Оружие казалось продолжением руки.
— Вы готовы? — подал бесстрастный голос Сонлер.
Не сын. Секретарь.
— Ирцарио в зале?
— Нет, он не захотел присутствовать. У него оказались какие-то дела.
С пугающей неотвратимостью Аргеной ощутил собственное одиночество. Ему казалось, что, погибни он, и тысячи тесаков взметнутся в воздух, тысячи глоток исторгнут восторженный рёв.
Сонлер его ненавидит и боится. Ирцарио никогда не забудет, как он изгнал его. Вайна обещает покончить с собой, если он выживет. Это были самые близкие ему люди. Аргеной выходил на битву, а за плечами его распростерла мрачные крылья Пустота.
— Я готов.
Аргеной толкнул дверь и вышел на сцену. Яркие прожектора на секунду его ослепили. Уставшие после бессонной ночи и раздраженные стимуляторами глаза стали болезненно чувствительными к свету.
Рёв толпы — такой родной и привычный звук — привёл Аргеноя в себя. Он несколько раз моргнул и увидел на дальнем краю сцены Лейста. Сотрудник службы безопасности как раз заканчивал привязывать ему правую руку к туловищу.
— Отставить! — повелел Аргеной, превозмогая шум зала. — Пусть дерется двумя руками.
— Нет, — отозвался Лейст. — Я намерен победить и не хочу, чтобы потом шли разговоры о том, что у меня было преимущество.
Аргеной скрипнул зубами. Кто, как не он, знал действенность этой ловушки: предоставь человеку нежданное преимущество, и тот растеряется, начнет осторожничать, искать подвоха, а в конце концов попросту раскроется и погибнет.
Иное дело — ограничение, рамки. Полная свобода сковывает, а положенный хоть в чем-то предел, наоборот, открывает массу неочевидных возможностей. Кажется, это прекрасно понимали оба: Лейст и Аргеной. И сейчас, глядя в глаза своему противнику, Аргеной прочитал нечто, озадачившее его.
Он привык к страху, отчаянию и безумной надежде; привык к дерзости, надменности и злости. Много эмоций за свою жизнь прочел Аргеной в лицах противоставших ему и погибших.
Лейст был лишен этих чувств. Не было в нем ничего, кроме скорби. Что за скорбь? По чему? Как же мало успел узнать Аргеной об этом человеке, и как же прав он был, когда думал, что есть в нем еще что-то, помимо того, что он с готовностью открывал Гинопосу.
— Если ты победишь, — произнес Лейст ритуальные слова, — достойно распорядись моей памятью.
Аргеной кивнул, признавая право Лейста на эту просьбу. У него не было ничего, кроме памяти, и когда Аргеной победит, он позаботится о том, чтобы память эта была доброй. Се запомнят Лейста героем, убийцей принцессы Иджави, образцовым гинопосцем, который посмел дотянуться до пылающей звезды и жестоко за то поплатился.
Так было всегда. Тысячелетия пережила легенда об Икаре, но, как бы ни сочувствовали новые и новые поколения глупому мальчишке, никому не приходило в голову возроптать на жестокое солнце.
— Если ты победишь, — сказал Аргеной, — позаботься о моем народе. Помоги им обрести землю.
Аргеной ни словом не упомянул Вайну. Речь шла о самом важном, и женщинам не было места в этом разговоре. Лейст кивнул и вскинул тесак:
— Можно начинать?
Звук гонга грянул над ареной, и поединок начался. Затихли все звуки в зале.
Аргеной понимал, что единственный его настоящий враг — время. Он не чувствовал боли, но толком не чувствовал и собственного тела. Как будто тело было скафандром, громоздким и неудобным. С этим приходилось мириться, и с этим придется побеждать. Потому что когда действие таблеток закончится, тело напомнит о себе.
Лейст сделал несколько вкрадчивых шагов по кругу. Ему-то некуда было спешить, он мог себе позволить «танцы». Аргеной бросился на него со всей доступной стремительностью. Тесак взмыл в воздух, обрушился вниз, но внезапно сменил траекторию. Желудок свело сладостной судорогой предвкушения: вот сейчас, сейчас Лейста развалит на две половины.
По руке болью отозвался удар. Два клинка столкнулись со звоном. Аргеной тут же отвел оружие и сделал шаг назад, заняв оборону. Лейст оказался серьезным соперником, и в другой момент Аргеной бы этому порадовался. Но не теперь. Лейст усмехнулся, и тесак в его руке крутанулся с вызывающей легкостью. Лишнее движение, ненужное. Аргеной, вынужденный отмерять по миллиметру любое свое движение, закипел от злости. Да что он о себе возомнил! Этот сопляк, наземник, предатель! Как смеет он смотреть в глаза, ухмыляться и представляться? Тогда как ему надлежало бы пасть на колени и подставить шею под удар.