ШОС стала наброском евразийского блока, объединяющего Россию и страны ЕврАзЭС с Китаем, Ираном, Индией и Пакистаном. Блок складывается под эгидой антиамериканизма, или, скажем мягче, «многополярности», в противовес однополярной конструкции классической атлантистской геополитики.
Подоплекой такого евразийского блока является именно активизация американцев в этом регионе. Ослабшие позиции России, упустившей инициативу из рук в 2003–2005 годах, когда к власти в Грузии и на Украине пришли Саакашвили и Ющенко, а в Киргизии наступил послереволюционный хаос, и рост американского влияния за последние два года резко изменили то относительное равновесие, которое существовало ранее. И тогда крупные региональные державы — Китай, Иран, Индия и Пакистан — твердо решили принять участие в стратегической реорганизации всей этой зоны. Нельзя сказать, что они спешат на помощь России, стремительно теряющей контроль за ситуацией. Они думают о своих интересах, и у каждой из этих стран есть собственные резоны — подчас прямо противоположные, — чтобы не отдавать инициативу в руки американцев. Для достижения этой чисто прагматической цели именно слабая Россия, а не сильная Америка становится приоритетным партнером. Экспансии и диктата от Москвы в таких условиях ожидать не приходится, напротив, сейчас она готова сторицей благодарить за стратегическую поддержку и коллективное противодействие «цветным» процессам.
Здесь уместно задаться вопросом: какую цену Россия заплатит за то, что допустит в Среднюю Азию — до последнего времени бывшую по факту зоной российского влияния — столь серьезных игроков? Так уж ли лучше китайские и индийские военные базы американских?
На самом деле, лучше и безопаснее. Сегодня очевидно, что Россия в одиночку не способна вести активную геополитическую игру на евразийском пространстве при нарастающей конфронтации с США и НАТО (что явно прослеживается в драматических событиях последних лет в «ближнем зарубежье»). Но и идя на поводу у Вашингтона и сдавая ему одну позицию за другой, Москва ничего не выигрывает: американцы и пальцем не пошевелят для усиления России, пока она окончательно не рассыплется — в этом проявляется атлантистская геополитическая логика, настаивающая на полном американском контроле над Евразией. Россия приперта к стенке самими американцами, и у нее просто нет никакого иного выхода, кроме как просить поддержки у азиатских региональных держав.
Самую большую проблему представляет здесь не Индия — ее присутствие вообще никак и ничем не угрожает России, — но Китай. Слишком велика диспропорция между китайской и российской демографией. Перенаселенный прилежными работниками, готовыми трудиться за небольшую плату, бурно развивающийся Китай, лишенный к тому же ресурсной минеральной и энергетической базы, и пустынная российская Сибирь, богатая полезными ископаемыми, населенная деморализованными людьми с совершенно иными трудовыми и социальными традициями. Любое сближение в такой ситуации чрезвычайно опасно. Сильный и развивающийся Китай готов ассимилировать плюсы от партнерства с Россией, но едва ли поможет справиться с нашими проблемами. То же самое, кстати, касается и Казахстана и Киргизии, граничащих с Китаем и являющихся довольно уязвимыми. Китайское военное присутствие может повлечь за собой китайское этно-социальное присутствие, китаизацию Средней Азии, да и всей северо-восточной Евразии. Это действительно проблема.
В данном случае привлечение к стратегическому альянсу Индии и Ирана способно отчасти смягчить ситуацию. И самое главное, Москве необходимо убедить Пекин в том, что в его собственных геополитических интересах укрепить позиции России и принять все возможные меры для перекрытия демографического потока. Проще говоря, Россия должна настаивать на формуле: «ресурсы, стратегическое партнерство и общность контроля над пространством Средней Азии в обмен на остановку китайской этнической экспансии». Сегодня ситуация такова, что Пекину ресурсы и военно-техническая кооперация с Москвой гораздо важнее, чем «жизненное пространство», которое можно поискать и на юге — например, в малозаселенной Австралии. Все зависит от того, проявит ли Москва в этом диалоге достаточно жесткости, убедительности и воли.
Что же касается Пакистана, то хотя он традиционно рассматривается как проамериканский плацдарм, не следует забывать, что основной массив пакистанского населения, напротив, настроен жестко антиамерикански, и при нынешнем сложном балансе сил в регионе Пакистану выгоднее быть внутри процессов перераспределения влияния, нежели уповать только на американскую поддержку.
Иранцы же в их сегодняшнем состоянии едва ли представляют опасность для России, так как даже теоретически для реализации «паниранистских проектов» за счет земель Кавказа или Прикаспия у Тегерана совершенно недостаточно военного и экономического потенциала. В то же время шиитская версия ислама является лучшим противоядием для ультрасуннитскоого салафитского исламизма, чьи доктрины лежат в основе той версии радикального ислама, которая ведет с Россией войну.
Ось Москва — Тегеран и феномен Ахмадинежада
Эпоха Ахмадинежада: пора подвести итоги
В отношении Ирана — одного из государств, включенных Вашингтоном в «ось зла», существует очень много мифов. Очевидно, что Иран — одно из тех государств, которое противостоит однополярной политике США, и в этом, пожалуй, на сегодня и заключается его главное качество. Несмотря на то, что ресурсы Ирана по мощи и объему несопоставимы с ресурсами США, он все же бросает вызов американской гегемонии, говоря американцам, что те неправы — ни политически, ни юридически, ни морально, — навязывая свои проекты передела влияния в рамках проекта Великого Ближнего Востока, вторгаясь в суверенные государства Афганистан и Ирак. Хотя здесь следует напомнить, что и в отношении режима талибов, и в отношении режима Саддама в Ираке иранцы никаких иллюзий не испытывали. И талибы, и Саддам по разным причинам и в разной форме противостояли Иранской политико-религиозной линии. И хотя по логике «враг моих врагов — мой друг» Иран и США должны были сблизиться — именно американцы уничтожили два самых главных противостоящих Ирану и его влиянию в регионе режима, — иранцы восторга от этой агрессии не испытывают. Иранцы много раз демонстрировали, что они люди принципа, а Махмуд Ахмадинежад, который сменил на своем посту более мягкого президента Хатами, за 8 лет своего президентства просто стал фигурой мирового уровня.
Теперь, когда экс-президент удалился на покой, сдав пост умеренному клерикалу Хасану Рухани (при котором решающий голос остается у духовного лидера аятоллы Али Хаменеи), можно подвести итоги эпохи Ахмадинежада.
Простой человек, опирающийся на широкие иранские низы, бывший мэр города Тегерана, он, по сути, четко и ясно проговаривал то, что миллиарды жителей нашей планеты думают относительно американцев: что на самом деле американцы зарвались, что они отождествляют свои национальные интересы с общемировыми, что под видом демократии они влезают в суверенные государства, устанавливают там свои порядки, устраняют не устраивающих их политиков и даже не удосуживаются хотя бы мало-мальски это обосновать, ссылаясь на мифы о плохих террористах. И если «Аль-Каида» могла иметь какое-то отдаленное отношение к режиму талибов, то к режиму Саддама она никакого отношения не имела, потому что Саддам Хусейн уничтожил исламский фундаментализм, а уж с иранским шиизмом у проваххабитской «Аль-Каиды» вообще очень серьезные противоречия.
Ахмадинежад хотел быть услышанным, и, в какой-то мере, он был услышан. Американцам, конечно же, не понравилось то, что они услышали. В чем они его упрекают? В том, что он жестко не согласен ни с американской внешней политикой, ни с американской доминацией? По сути дела, Иран можно назвать ледоколом мировой политики — все прошедшее десятилетие Ахмадинежад вместе со светлой памяти Уго Чавесом прокладывали путь к альтернативному многополярному миру. Миллиарды людей, не только мусульман, но и европейцев, согласны с тем, что озвучивали Чавес или Ахмадинежад, бросая вызов американскому могуществу.
Потому что Ахмадинежад отстаивал не только свое иранское будущее, но и будущее самостоятельных религий и культур, отождествляющих себя с многополярностью, а не с гегемонией. Отстаивал права народов строить православные или шиитские государства, национальные государства, в конце концов. И если мы не сможем отстоять эту возможность, то у нас будет один сплошной Wall-street, мировое государство, мировое правительство. И это мировое правительство не будет состоять из представителей разных стран и конфессий. Это будет правительство богатых стран, куда, может быть, на индивидуальной основе будет представлено некое количество глобалистских элит русского или восточного происхождения, но основная модель управления будет сосредоточена, конечно же, в руках Соединенных Штатов. По сути дела, их национальное правительство станет основой мирового правительства. Они и так уже решают многие мировые вопросы, основываясь на своих собственных интересах. И вот на пути реализации этого проекта встает Иран. Как он стал на этот путь — целая история.
Миф исламского вызова Ирана
Еще одним мифом американской антииранской пропаганды является то, что Иран бросает вызов глобализму от имени всего ислама.
Вообще исламский мир очень разнообразен. У нас весьма карикатурное представление о нем как о чем-то едином и непонятном. На самом деле там много внутренних противоречий — национальных, религиозных, конфликтующих групп, совершенно разных идеологий. Самое главное разделение, если говорить о религиозном факторе, это разделение на шиитов и суннитов, между которыми существует очень много исторических противоречий. Шииты составляли, как правило, на всей протяженности истории, гонимое меньшинство. Они даже почитают двоюродного брата пророка Мухаммеда, имамов — его родственников, которые тоже погибли в боях с противостоящими им силами. У шиитов сложилась традиция мученичества, как у меньшинства, они держатся особняком, но в Иране считаются преобладающим религиозным направлением. Пожалуй, еще только в Ираке, Бахрейне и Азербайджане шиитов довольно много, в других же исламских странах они составляют меньшинство. Таким образом, иранская религиозная традиция стоит несколько особняком от остального исламского мира и не имеет перед собой сверхзадач по экспорту ислама. Если на что-то и распространяется собственно иранское влияние, так это на некоторые небольшие сегменты в Ливане, Ираке и на небольшие группы в Афганистане. В Сирии правящая элита также принадлежит крайнему шиитскому толку алавитов, на который, кстати с неодобрением смотрят в самом Иране, потому что и в шиизме есть свои противоречия. В остальные арабские страны экспорт шиизма нереалистичен. И если мы посмотрим, от имени кого Иран бросает вызов глобализму, то увидим, что далеко не от всего исламского мира и не от исламского фундаментализма он бросает вызов, а от своей иранской культуры и государственности, которая требует оставить Иран в покое, дать ему возможность развиваться самостоятельно, не навязывать ему ни моральные, ценностные, ни экономические критерии, предоставить ему право на свой суверенитет.
В целом, население поддерживает этот курс, который установился после исламской революции имама Хомейни. Да, религиозный фактор играет в этом режиме большую роль, но это скорее внутрииранская проблема. Французский исследователь Анри Корбен, посвятивший большое количество трудов истории исламской философии, и в частности Иранской культуре, называл это таким термином, как «Иранская вещь». И это, конечно, совершенно самобытная культура, традиция, которая переплелась с более древними традициями, с зороастризмом, уходящим в глубь тысячелетий. Конечно, это уникальная самобытная культура со своими энергетическими задачами, со своими экономическими проблемами, с колоссальными энергетическими запасами. Иран — один из крупнейших поставщиков нефти. И вот эту, никому не приносящую вреда страну, не претендующую ни на какую экспансию, американцы превратили в центр мирового зла, сделав их козлом отпущения в своих проблемах, приравняв Ахмадинежада чуть ли не к бен Ладену, хотя бен Ладен, по американской версии, хотя бы взорвал торговый центр. Кстати, Ахмадинежад в свое время выступил против этого теракта, пытался возложить венки в память погибшим, но ему просто этого не дали сделать, ему это запретили.
Миф о ядерной агрессии
Вообще, демонизация Ахмадинежада и современного шиизма является показателем тотальной лживости и необоснованности американской политики. Во время своего выступления в ООН в 2007 году Ахмадинежад задался этим вопросом: «Почему страна, использовавшая ядерное оружие против мирного населения Японии, страна, которая проводит испытания все новых и новых видов вооружения, упрекает Иран в развитии собственной мирной ядерной программы?» Основной аргумент Америки заключается в том, что они опасаются того, что у исламских мулл Ирана может в руках оказаться ядерная бомба. Но это противоречит как раз исламским воззрениям самого Ирана, и иранцы постоянно об этом говорят. Почему же, собственно говоря, к Ирану применяются те же подходы, что и к Усаме бен Ладену? Иран не практикует терроризм и не ставит себе задачу широкого экспорта шиизма. Любопытно, что от либеральных политологов, обслуживающих американские интересы, в том числе и в нашей стране, можно услышать такую идею, что, мол, Иран нам угрожает, и что если бы он получил ядерную бомбу, он угрожал бы России. Правда, не совсем ясно, каким образом иранцы могли бы угрожать России или Европе, или США, и с какой стати иранцы, решающие внутренние проблемы и не замеченные ни в одной попытке навязать свою волю другим народам, увеличить свою территорию или увеличить свое политическое влияние военным образом, вдруг начнут угрожать всему миру?
Вообще, в эпоху после Иранской революции, да и до нее тоже, мы не знаем примеров агрессии. Если они и были у древних персов, которые действительно воевали на Ближнем Востоке и имели некие имперские амбиции, так было это много столетий назад, и те амбиции давным-давно погасли. Иран живет своей собственной жизнью, и идея сбрасывать бомбу на Европу или Россию иранцам, конечно, в голову никогда не придет: ни народному любимцу Ахмадинежаду, ни, тем более, духовному руководству страны. Другое дело, что американцам нужен враг. Усама бен Ладен — это враг призрачный, его никто никогда не видел, этакий враг-невидимка. Но американцам необходим враг реальный. Иран же, с точки зрения здравого анализа, просто хочет, чтоб его оставили в покое. Но американцы так настойчиво демонизируют Иран именно потому, что им нужно вторгнуться, им нужно перераспределить влияние в регионе, и вот уже источником зла в американском сознании становиться не агрессор, а жертва. И нам надо научиться смотреть на Иран как на жертву, причем очередную жертву. Если дело так пойдет и дальше, то вскоре непорядок с правами человека американцы обнаружат где-нибудь в Белоруссии, что уже и так происходит, а потом и в России. Такая американская организация, как Freedom House (Дом свободы), которую возглавляет бывший руководитель ЦРУ, вообще вычеркнула Россию из списка демократических стран. И это очень серьезная вещь. Следующим шагом будет активизация сетевых войн на территории России. Таким образом, не ровен час, и мы можем оказаться на месте Ирана, ничего плохого даже не держа на уме. Если Америка почувствует, что Россия стала у них на пути, а мы действительно стоим у них на пути к мировой гегемонии, то мы тоже можем попасть в «ось зла». Сегодня никто не застрахован от такой участи. Необходимо осознание такой позиции в Кремле, понимание того, что Иран не может нам угрожать, мы не имеем с ним никаких спорных зон ни в экономике, ни в геополитике, ни в религиозном смысле, — те зоны, которые нас разделяют, лежат между нами, это прикаспийский регион и центральная Азия, — так и мы, и Иранцы заинтересованы в одном и том же решении этих конфликтных ситуаций. Наши стратегические и геополитические интересы с современным Ираном вошли в фокус, нас объединяет абсолютно все и не разделяет абсолютно ничего. И мы все больше и больше начинаем понимать, что то, что Лавров отстаивает этот принципиальный вопрос, действительно поддерживая Иран, означает, что мы поддерживаем не только Иран, мы себя поддерживаем. По сути дела, мы пытаемся противодействовать, может быть, не так ярко, как противостояли Ахмадинежад или Чавес, тому однополярному, неоимперскому мироустройству, которое пытается навязать Америка современному миру под видом демократии, либерализма и прав человека.
Кстати, либерализм стал в свое время идеологией, противостоящей коммунистической системе. Но коммунистическая система давно отжила, в мире появилось очень много других полюсов влияния, пророчество американского философа Френсиса Фукуямы не сбылось, конца истории не случилось, наоборот — наступил рассвет, возврат к цивилизационным принципам. И теперь либерализм не признает различия между цивилизациями, из списков Freedom House Россию вычеркнули только потому, что они не признают никакой российской суверенной демократии, а только американскую: только то, что попадает под ее стандарты, то и есть демократия, все остальное — «фашизм». Но сама эта логика отдает чистым расизмом, колониализмом, западным империализмом и фашизмом. Америка кричит «держи вора», но, как обычно и бывает, сама этим вором является.
Мы должны понимать, что образ Ахмадинежада, который создали западные масс-медиа — образ карикатурный. Мы должны понимать, что речь идет о фундаментальном стратегическом партнере, с которым нас объединяет абсолютно все, и не допустить агрессии против Ирана, помочь суверенному государству — и это, по большому счету, залог нашей безопасности. Если мы будем закрывать глаза на то, как Америка перераспределяет сферы влияния в мире, пользуясь своей, якобы, победой в холодной войне, мы действительно признаем свое поражение, которое мы, кстати, не понесли, и это очень важный психологический момент.
Миф об отрицании Холокоста
Несколько слов следует сказать о том, в чем же фундаментальная претензия американцев к Ахмадинежаду. Во-первых, это его однозначные высказывания относительно Холокоста. Эта тема действительно не самая выигрышная в плане привлечения симпатий мирового общественного мнения и не самая понятная со стороны Ахмадинежада. Все же мы помним трагедию и страдания евреев, никто этого не отрицает, и Ахмадинежад этого, по большому счету, не отрицает, но речь идет о другом: он хочет, может быть, не очень ловко, обратить наше внимание на то, что Холокост — это вещь религиозная, это не историческое явление, это катастрофа, которая предшествует возвращению евреев на землю обетованную, — с точки зрения их политической традиции, не с точки зрения политики, но с точки зрения религии, с точки зрения иудаизма. Это можно уважать, но смысл этого термина, смысл термина Холокост, шоа, лежит в рамках иудейского религиозного мировоззрения. Это тоже очень важно понимать. Ахмадинежад отрицает Холокост не потому, что он отрицает историческую жертву еврейского народа, не потому, что он отрицает страдание других народов от зверств гитлеровских нацистов, но он говорит о том, что это религиозное явление, и значение оно имеет только для тех, кто исповедует иудейскую религию или находится под ее влиянием. Для мусульман и христиан понятия Холокоста в религиозном значении не существует. Ничто не изменилось в религиозном мировоззрении христиан и мусульман после трагедии, пережитой евреями во Второй мировой войне. Множество христиан и мусульман тоже пострадало, но религиозного значения это не имеет, не является достаточным обоснованием для того, чтобы в этом религиозном контексте, то есть, в неиудейском религиозном контексте, например, начать алию, то есть возврат евреев на то, что они считают своей обетованной землей. Это можно понимать, можно разделять глубину религиозного чувства евреев, нужно, на мой взгляд, разделять, но в данном случае Ахмадинежад просто утверждает истину, потому что для мусульман Холокоста нет и для христиан Холокоста нет. Холокост, еще раз, это не преследование евреев. Были преследования евреев, были преступления против самих основ человечности, совершенные Гитлером и его преступным режимом, который все осудили и осуждают. Кстати, и Ахмадинежад его осуждает, и иранцы его осуждают, но он говорит совершенно о другом: он говорит о религиозной интерпретации Холокоста в рамках иудейской религиозной традиции. Этот момент говорит нам о том, что Холокост — это внутрииудейская религиозная концепция. Это правильно, любой религиозный иудей с вами согласится, что это шоа, и что только в рамках представлений о миссии своего избранного народа этот термин применим, а за пределами еврейской традиции этот термин неприменим, он применяется совершенно к другим вещам.
Кстати, холокостом для шиитов станет страдание имамов, для нас жертва всесожжения — это жертва Христа. Вот единственный холокост, который мы пережили реально в истории, как память, которая лежит в основе нашей православной христианской религии, но это никоим образом не умаляет наше уважение и сострадание к тем чудовищным жертвам, которые еврейский народ понес в годы нацистских зверств.
Если завтра война
Если американцы все же посмеют начать войну с Ираном, мир окажется на пороге апокалипсиса. Ни иранцы, ни миллиарды людей на планете никогда не признают легитимность такого вторжения. Иран — это очень сплоченная, жертвенная, единая нация, которая станет биться до конца, и иранцы до последней капли крови будут защищать свою страну. Если американцы все же сорвут эту печать апокалипсиса, то это будет означать, что следующие — мы. Это не минует никого. В Иране вызов будет брошен человечеству, и мы должны будем воспринять это как нападение на нас самих. Когда бомбили наших православных братьев сербов — мы молчали, тем самым давая понять агрессору, что можно бомбить и дальше, можно бомбить кого угодно. И вот они уже бомбят Афганистан, мирных жителей Ирака, сея смерть, гибель и гуманитарную катастрофу по всему миру. Эти «носители демократии» не остановятся, пока не принесут смерть в каждый дом. Вторжение в Иран станет последним звонком не только нам, не только мусульманам, но и всему миру, который поднимется на полноценную планетарную войну против американской агрессии, против американской гегемонии.
Все чаще и чаще американцы задаются вопросом: «Why they hate us?» («Почему они нас ненавидят?»). Америка несет смерть, ложь, разрушение повсюду, она внедряет свои экономические системы, которые разлагают национальные элиты, она пускает под нож целые поколения, приучая их к совершенно несвойственным многим народам и традиционным обществам суррогатам своей омерзительной культуры, она калечит души и уничтожает тело. Как же их не ненавидеть?
Уже сейчас, еще до начала агрессии против Ирана, Россия должна осознать историческую близость судеб наших стран. Сегодня Россия совершенно не случайно стоит горой на пути этого вторжения. Мы должны не просто возмущаться, Россия должна включаться в полноценный многополярный фронт. Вряд ли американцы откажутся от вторжения в Иран, вот так ни с того ни с сего возьмут и прекратят навязывать миру свою однополярную политику. Не прекратят. Пока их не заставят. С приходом Саркози вместо Ширака и Меркель вместо Шредера Европа, к сожалению, отступила от создания многополярного фронта. В этом движении есть Китай, есть гигантские пространства стран третьего мира — и должна быть Россия. Уже сейчас, не дожидаясь этого вторжения, ибо на очереди мы.
Геополитическая борьба идет не только вокруг Ирана, но и на Балканах, и в странах СНГ, и у нас в России. Давайте сравним, что было в 90-х, и что есть сейчас. В 90-е годы Россия падала в бездну и глупо при этом хихикала, как даун, сдавая все свои позиции, нами правили идиоты, нами правила откровенная мразь, нами правили национальные предатели, которые каждый день глумились над национальными интересами, которые отбирали у народа его достояние и делали при этом замечания, что мы не такой народ. Тогда мы упали в бездну и потеряли огромные позиции в мире при Горбачеве и Ельцине. При Путине мы начали их восстанавливать, да, это трудно, да, мы не совсем ясно понимаем наши интересы. Целый класс человеко-червей 90-х годов, либералов, западников, экспертов, каких-то политиков, которые до сих пор пытаются вернуться в Думу, откуда их, слава Богу, вышвырнули поганой метлой на прошлых выборах — я надеюсь, что вся эта замечательная история с критическим отношением к национальным предателям повторится и на этих выборах. Их еще много, но тем не менее страна выздоравливает, наши национальные интересы все больше и больше становятся заботой нашей власти, и Россия постепенно наверстывает наши национальные позиции, мы уже другая страна, и я надеюсь, что возврата к тому постыдному положению, в котором мы были в девяностые и проигрывали наши интересы, сдавали наших братьев и союзников, больше не повторится, если курс нашего президента продлится и дальше.