ФЛЮОРОСТАНЦИЯ-1
"Флюоростанция" – слово какое! В строке
не умещается. Все норовит это "о"
шариком теннисным выпрыгнуть... Стрельбище вспомню в леске –
так вот патроны в обойму вставлял: одного
все не уложишь, как если бы пальцев у нас
недоставало, – нажмешь, вылезает другой.
"Флюорографию, хлопцы, проходим сейчас.
Вольно. Заправиться. Форма одежды – нагой
торс. Командирам проверить состав... Становись!
Смирно! Равненье в шеренгах. На месте шагом-м...
Марш! Ногу взяли... и-раз-два!" – И вертится мысль:
словно силлабо-тоническим пишешь стихом...
"Окает" кто там и портит? "Баранов, оглох?
Раз-два-три, раз-два-три... Прямо! Носочек!" Ну вот –
вроде пошло, полетело. И выдох и вдох
уравновешены. Катится, дышит, живет.
ФЛЮОРОСТАНЦИЯ-2
Не страшновато ли, грудь упирая в стекло,
в сейфе стоять на коленях почти что, задрав
вверх подбородок? Германией как понесло!
Францией хрустнуло!.. Или у голого прав
нет? Допризывникам гонор не так ли и спесь
тучные дяди сбивают за красным столом?
Током убьют, как цыпленка? Элизиум весь
внутрь спиритический впустят, как в призрачном том,
помнишь, романе, где гамбургский Коля Ростов
истосковался по доблестной шпаге своей
в высокогорном Давосе?.. О, сколько ходов
у лимфатической памяти, сколько у ней
пор, капилляров петляющих... Новокаин,
анестезия блаженная! Что бы от нас
в липком наплыве косых фиолетовых спин,
рыжих подмышек, ушей оттопыренных, глаз –
и оставалось?.. Где наш отшлифованный строй?
Флюоростанция лишь кофемолкой гудит...
Опустошенно выходят. И курят. Сырой
даже у шуток, какой-то потерянный вид.
ЖАРИЩА
Осатанелое какое лето в Мотке!
В стеклянной трубочке свинцовый Цельсий спятил,
вспотел. Но вытереть лицо ему – пилотки
своей не вытянет из-под ремня приятель.
Ни Реомюр, ни Фаренгейт. Поблажки,
увы, не свойственны надутой загранице.
Зато у нас, хоть прикури от пряжки,
никто не чванится, никто не сторонится.
Вот капитанище наш, до трусов раздетый,
всех-всех желающих зовет с собой бороться.
Какое зрелище! Чудовищной приметой –
овечьи заросли слепого первородства.
Иаков, стерпит кто борцовские объятья?..
На ужин выдана все та же чечевица.
Посудомойщица (мне кажется – без платья)
по залу мечется в халатике, как птица.
Нет, надо выкупаться, как-нибудь встряхнуться.
"Эй, с полотенцами для оргкупанья – стройся!..
Да, можно – в тапочках... Да, можно расстегнуться..."
Все разрешается. И день прожить – геройство.
ОРГКУПАНИЕ
Купанье потных коней представляешь, армии Тамерлана
жадные, гибкие заросли видишь, самшитовые побеги...
Под масленичным знаменем служишь?.. Бежит, горланя,
Азия, прыткие пятки в русый песок Онеги
вдавливая. Освободилась от полинялой ткани.
О, гуталиновый смрад, пасмурный зной Хартума!
Или я в узкоглазом вашем Узбекистане,
шелково-полосатом, в танкерном чреве трюма
сплю? А вокруг цветут Арабские Эмираты
розовогрязноватой накипью нефтеносной...
Уж не мираж ли служба-то? Аты-баты!
Не идиотство ли вид деловито-грозный?
Негоциантом, работорговцем можешь
вообразить себя или Нероном даже!
Только тогда помрачнее еще, построже
нужно глядеть, понаглей – как полковник, скажем.
КЛУБ
Киномеханик Мухтаров миндалевидный взор
свой на меня устремляет, и преданность в нем сквозит:
дескать, нэ бэспокойтс, тварщ лэйтэнант!.. На двор
только я выйду из клуба, завалится, паразит,
дрыхнуть, вместо того чтоб стенды красить. Окабанел!
О, каково ж мне это, как в воду-то глядя, знать?
Но и торчать не хочется, осточертели – мел,
краски. Уж третий месяц мне лень Кириленко снять...
И вообще, наш клуб средневековый Рим
напоминает и тришкин отечественный кафтан.
Пыльный могильник лозунгов. Что за рядно над ним!
Всю черепицу украли. Из батарей – фонтан.
Лучше пойду прогуляюсь. До увольненья в запас
грибов насушу чемодан. Уже и сентябрь в листве.
А к римской громоздкой цифре палочку пусть без нас
преемники пририсуют. И даже, пожалуй, две.
ТАНЦЕВАЛЬНОЕ
– Ну же, полно выскальзывать, крошка, пипетку
в муравейничек рыжий, пушистый, пусти!
Хватит глазки подкатывать, сизую ветку
перед носом вертеть! Не могу взаперти,
погляди, больше я находиться, – раздуло
галифе... Сколько можно ломаться?
– Но-но!
Слишком скорый. Черкес! Ха-ха-ха! Из аула?
Ну-ка, вытащи руку оттуда...
Темно
за разрушенным клубом. И музыка в щели,
как из ветхой шарманки, сочится.
– Ну брось.
Ну пошли, телевизор посмотрим...
– В постели?
Размечтался! (Всего, дескать, вижу насквозь.)
Так ничем и не кончится.
– Завтра на мясо
подпиши накладные... Отстань же... Пойду...
Потолок осыпается в клубе от пляса.
Щепка лезет на щепку. Звезда – на звезду.
ПОСЛЕ ТАНЦЕВ
С азиатской грацией, как у Реза Пехлеви,
шах-ин-шаха Ирана покойного, по вечерам
шестиклассниц "мамеды" прогуливают, в любви,
вероятно, им объясняются... Просто срам –
до какого уровня нравственность на селе
докатилась! – негодованье во мне бурлит.
Вот сейчас покажу я вам "Шурале",
"Танец с саблями", и понюхаете горлит
предварительный!.. Где патрульный? Ах, тоже там?
Ну я вас!.. – остываю уже. А в малиннике – "жу-жу-жу..."
Не ловить, не бегать же по кустам,
ослепляя стрекоз фонариком... Доложу
лучше завтра, наябедничаю на ушко
капиташке, – такой, представляю, закатит цирк!
Все либидо повылетит из котелков, рококо, –
хрупко зубы сожмут, лишь миндалинами зырк-зырк
исподлобья... Великолепная нынче ночь –
дунаевская, широкогрудая, у реки!
Ах, и я бы под ручку с рыбкой пройтись не прочь,
пузыри попускать. Только эти – совсем мальки.
Сероглазые. Сероволосые. Хворостин,
что ли, нет у родителей? Затосковал? Июль...
Ворочусь, телевизор включу – те же шашни, тот же хитин,
кружева, ожерелья... Фантастика! "Феликс Круль"?
ЕВРАЗИЙЦЫ
"Смерть в Венеции" показывают финны и еще похлеще
фильмы, словно умер я уже или уехал:
высунется рожица малайская, зловещая,
из прибрежных зарослей, лаково-ореховая...
Или сон мне это снится повторяющийся,
зарубежный и многосерийный, ретро?
Что за пава разомлела водоплавающая
и дрожит ресницей, вроде амперметра?..
А у нас тут Азия Передняя, обилие
миндаля, лишь фесок нет и ятаганов.
Вьются и ползут членистоногие фамилии –
Меретмухаммедов, Оразгелькалганов,
Мехтикуллгаллиев... Не Мичурин ли
их посредством скрещиванья вырастил?
Завезли дичок в Карелию и окультурили?
Среди стужи плодоносит, мглы и сырости.
О, цветенье конопляно-маковое,
наркотическое, из Индокитая!
Ледяные кольца зигфридовы плакали, –
потупляются Кримхильды и подтаивают.
И скандальная у прапорщика Цебрия история –
разродиться турком дочка собирается...
Сербия какая, Черногория
в нашей темной Скандинавии, Аравия!
ВОЗДУХОПЛАВАНИЕ
Перед нарядом уставом предписано спать.
Днем! Генеральские штучки... Никак не уснуть.
Крутишься, вертишься. Плюнешь. Грибы собирать
лучше пойти. Восхитительно – кеды обуть
и трикотажный костюм невесомый надеть.
Как цеппелин, над служебным кишеньем плывешь.
Выспимся ночью. Приелось усердьем гореть.
Дела мне нет, я к наряду готовлюсь, не трожь!
Словно бы в отпуске...
Ну и разруха у нас!
Ковентри мирной эпохи. Помойка. Бомбить
нечего даже. Гигантский торчит керогаз
ржавый. Не помнит никто, чем должно было быть
это. Каким-нибудь цехом? Распалась в спирту
память, истлела, сошла, как белесый плакат...
Китель сними, и такую увидишь тщету,
непоправимый такой вавилонский закат –
дух перехватит! Янтарно-сухая возня.
Зуд созидательный. Труд формалиновый наш...
Нет, я не трону. Но как подмывает меня!
То-то забегают, только носочком поддашь.
С ПОДЪЕМНОГО КРАНА
Загляну в бинокль – и пленкой Пазолини
в глубине стеклянно-ледяной,
двойной -
сладостный Багдад муслиновый, павлиний
пастилой скользнет передо мной:
озеро лесное, малолетних пиний
слюдяное марево, сквозной
синий-синий,
нет, – сине-зеленый зной;
голый пластилин – на пластилине
голом, поплавок с блесной...
Потные Султанов и Наддинов
с парочкой блядей...
Ай да елдаки у аладинов! -
Европеец, рдей
и гляди, что делает с ундиной
смуглый чародей,
заклинатель слизистого гада,
зыблемый тростник...
Или вновь зажгла Шехерезада
свой ночник?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О, не надо
этого вязанья, этих книг,
этого занудного Синдбада!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .