Евреи государства Российского. XV – начало XX вв. — страница 28 из 85

Л. Б.] евреи от рук своих возымеют себе пропитание… подражая древним праотцам своим, государству со временем немалую пользу принесут, и со временем необходимость их научит земледелием сыскивать хлеб». Ноткин настаивает также на преимущественном расселении евреев именно в колониях Черноморского побережья, что сулило державе большие выгоды благодаря плодородию тамошней земли и близости портов для транспортировки сельскохозяйственной продукции.


Белорусские евреи конца XVIII века


Хотя мгновенной реакции на Проект не последовало, его автор сделался известным и стал пользоваться весом в высших петербургских сферах. Показательно, что император Павел I знал и ценил Ноткина. За заслуги перед Россией он даровал ему богатое имение на Могилевщине.

Нота Хаймович вновь привлек внимание к своему Проекту в 1800 году. Тогда Белоруссию посетил сенатор Г. Р. Державин, занимавшийся законодательством о евреях, и Ноткин познакомил его со своими разработками. Державин воспользовался его трудом, но (оговоримся!) в той лишь части, где предлагалось приобщить иудеев к общеполезной деятельности. В остальном же приходится признать, что великий стихотворец XVIII века снискал себе сомнительную славу сторонника принудительных, запретительных, репрессивных и «скулодробительных» мер по отношению к евреям. Подробно рассматривать взгляды Державина по сему вопросу мы не будем (они достаточно раскрыты в работах историков Ю. Гессена и М. Эдельмана и не являются предметом нашей статьи). Скажем лишь, что считаем излишним опускаться до полемики с нынешними национал-патриотами, выставляющими этого русского поэта чуть ли не жертвой еврейского заговора (См.: Михайлов О. Державин. М.: ЖЗЛ, 1977).

Однако непримиримость позиций Державина и Ноткина выйдет наружу позднее. Поначалу же между ними установились вполне дружеские отношения. «Мне надобен такой человек, который бы имел подобные Вашим качества и не был ослеплен предрассудками и закоренелым обычаем, столь ревностно желал, как Вы, всякого добра своей нации», – писал Державин Ноткину и пригласил последнего к участию в работе только что учрежденного императором Александром I Комитета для составления Положения о евреях (1802). Теперь радение об интересах евреев было вменено Ноте в обязанность – ведь он стал депутатом Еврейского комитета. Неужели осуществилась, наконец, его мечта, и он сможет ходатайствовать за своих соплеменников перед самим русским монархом?!

Ноткин перебирается в Санкт-Петербург (вместе со своим сыном Саббатаем). К началу 1803 года, когда в северную столицу съехались депутаты из всех кагалов, здесь уже обосновалась целая еврейская община в несколько десятков человек. И душой ее стал, как значилось в общинной книге, «уважаемый и почтенный Натан Ноте из Шклова». Эта небольшая сплоченная группа вела еврейский образ жизни и даже содержала своего резника. Именно благодаря Ноткину евреи приобрели здесь и собственный участок на лютеранском погосте (позднее Волкове кладбище), основав таким образом первое еврейское кладбище в Петербурге.


Г. Р. Державин


За время работы в Еврейском комитете заботы Ноткина о благе соплеменников тесно сплелись с деятельностью другого замечательного еврея – литератора Лейбы Неваховича (1776–1831). Любопытно, что Невахович в 1803 году издал книгу с характерным названием «Вопль дщери иудейской», затем он переложил ее на иврит под заглавием «Кол Шават бат Иегуда» и посвятил Ноткину которого назвал «защитником своего народа». Примечательно, что издание это вышло в свет в родном городе Ноты Хаймовича – Шклове. В книге заключен горячий призыв христиан к толерантности по отношению к иудеям. Есть здесь строки, выражающие настроения и чувства всех российских евреев начала XIX века, под коими вполне мог бы подписаться и Ноткин: «Имя [иудей] учинилось поносным, презренным, поруганным и некиим страшилищем для детей и скудоумных… О христиане, славящиеся кротостью и милосердием, имейте к нам жалость, обратите к нам нежные сердца ваши!.. Ах, христиане!.. Вы ищете в человеке иудея, нет, ищите в иудее человека, и вы без сомнения его найдете!.. Клянусь, что иудей, сохранивший чистым образом свою религию, не может быть злым человеком, ниже – худым гражданином». В концовке книги сквозил, однако, пессимизм: «Тако вопияла печальная дщерь Иудейская, отирала слезы, воздыхала и была еще неутешаема».

Представленное в Комитет «Мнение сенатора Державина об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных помыслов евреев, о их преобразовании и прочем», замешанное на явной национальной нетерпимости, не прибавило еврейским депутатам уверенности в радужном будущем. Ноткин был ошеломлен прямой антиеврейской направленностью «законотворчества» своего бывшего сотоварища. Он убедился, что сведения о быте и обычаях евреев, почерпнутые у Ноткина во время их сотрудничества, Державин перерабатывал таким образом, чтобы доказать зловредность «нехристей», ведущих якобы паразитический образ жизни за счет эксплуатации, спаивания, обирания и развращения христиан. Чтобы ограничить зло, исходящее от евреев, Державин предлагал еще больше ограничить их права. А ведь сколько было говорено ему Ноткиным о реальном положении евреев в России – все без толку!

Вот как повествует об этом историк С. Е. Резник: «Нота Ноткин объяснял Державину, что основные массы евреев, скученные в городках и местечках бывших польских губерний, не находят приложения своему труду. Землей им владеть запрещено, работать на государственной службе тоже. Большинство из них – мелкие торговцы, ремесленники, корчмари, маклеры и всякого рода посредники, но для малоподвижной экономики края их слишком много. Живут они впроголодь, нещадно конкурируя между собой и с христианами, занимающимися такой же деятельностью. К тому же они бесправны и ненавидимы, чем пользуется местная администрация, за все требующая от евреев взяток и тем развращающая и себя, и их… В глазах окружающего населения, объяснял Нота Ноткин, евреи считаются богатыми и жадными, потому что они за свои услуги требуют деньги и знают им счет. К тому же слишком много евреев… вынуждены заниматься винокурением и виноторговлей. Доходы от этого промысла идут помещикам, так как им и государству принадлежит винная монополия. Евреи-виноделы платят непосильную арендную плату и едва сводят концы с концами, но в глазах населения именно к ним уплывают все деньги, они «спаивают» народ. Нелепость этого навета очевидна: в коренной России, где не было и нет евреев, народ пьет не меньше и живет не лучше».

Ноткин решает парализовать юдофобское «Мнение…» Державина и в мае 1803 года посылает в Комитет свою Записку о преобразовании быта евреев. Между этими двумя документами – дистанция огромного размера! Ноткин в пику Державину ратует за уравнение евреев в правах с остальными подданными, дозволении селиться везде, где они могут приложить свой труд, об освобождении от обременительной двойной подати, получении права покупать и арендовать землю. Державин – за принудительное привлечение евреев к земледелию и фабричному труду, а в случае отказа за наказание вплоть до ссылки в Сибирь, «в вечную работу в горные заводы и без жены»; Ноткин же – за добровольное приобщение евреев к этим занятиям. Невозможно всех евреев превратить в земледельцев, пишет Нота в Записке, «…это нелепо. Нельзя всем вести одинаковый образ жизни. Евреи занимаются теми ремеслами, в которых другие не упражняются». Надо позволить им «в спокойствии сыскивать себе пропитание полезными трудами». И прежде всего, подчеркивает Ноткин, следует «образовать нечувствительным образом состояние сего народа, отвратить злоупотребления с его стороны, а главнейшим образом, уничтожить источник сих злоупотреблений – именно бедность». Запрет жить по деревням, считает он, бесполезен – куда же денутся тогда сто тысяч еврейских бедняков? А если переселять их в «пустопорожние земли», то откуда взять деньги на обзаведение и пишу? Да и кому там они будут сбывать свои сельскохозяйственные изделия? Он говорит также о необходимости общего образования евреев, выступает за открытие в каждом обществе еврейских школ с преподаванием общих предметов, в том числе и иностранных языков. Как сын своего Отечества, он отдает предпочтение преподаванию языка русского. Более того, толковых евреев, знающих русский язык, он предлагает всячески поощрять, определять на государственную службу и даже выбирать для работы в министерствах, не допуская при этом никакой дискриминации.

Из Петербурга он чутко следит за положением и настроениями евреев в самых отдаленных местечках. Вдруг он узнает, что среди белорусских иудеев разнесся слух, будто бы Еврейский комитет представляет для них опасность и угрожает их житью-бытью. И тут же правительство, с подачи Ноткина, через губернаторов рассылает по городкам и весям успокоительное письмо о злонамеренной ложности сей клеветы. Когда ретивые местные чиновники вознамерились выселить евреев из Смоленска, Ноткин пишет проникнутое пафосом письмо министру внутренних дел графу В. П. Кочубею: «Это выселение – неприятное для еврейского народа, усугубляет только уныние его и производит в нем плачевнейшие заключения о будущей своей участи… Сжальтесь над сим несчастным народом! Подкрепите великодушно упадшее его сердце!» И переселение было незамедлительно приостановлено.

«Бесшумно и беспрерывно, спокойно и равномерно работает он в пользу русских евреев, – говорит о Ноткине историк Ю. Гессен. – Натан Ноте в течение ряда лет выкладывал перед правительством в своих проектах и письмах горе и слезы, извлеченные из глубин еврейской жизни. Знакомя правительство с нуждами еврейской массы, Натан Ноте посильно творил историю Положения 1804 года, и в этом его громадная заслуга».

Но позволительно спросить: а чем обернулось для иудеев России упомянутое «Положение об устройстве евреев» 1804 года? Да, с некоторыми одиозными мерами, предложенными Державиным, члены Еврейского комитета не согласились (не исключено, что известную роль сыграл здесь и контрпроект Ноткина). Но утвержденные в 1804 году законы были по-прежнему крайне жестокими: за евреями была официально закреплена черта оседлости, сохранялся запрет на аренду и покупку земли, им возбранялось жить в деревнях и селах, нести государственную службу и т. д. Так что в эпоху, которую А. С. Пушкин образно назвал «дней Александровых прекрасное начало», положение евреев так