Некоторые выводы о мусульманском восприятии евреев и иудаизма можно сделать из того, как эта тема вообще проявляется в мусульманском дискурсе. В текстах классического периода часто встречается атрибуция еврейского происхождения или родословной для дискредитации человека, группы, обычая или идеи. Пример, процитированный Гольдциером, указывает на то, что эта практика восходит к ранним векам. В отрывке, который он приводит, два соперничающих поэта из арабского племени Ауф подозревали друг друга в инородстве. Один из них, чтобы дискредитировать другого, уличил его в еврейском происхождении. Аналогичное обвинение было выдвинуто против филолога Абу Убайды его врагами и самим Абу Убайдой против одного омейядского правителя, которого он хотел очернить{123}.
Эти и другие подобные примеры представляют собой не что иное, как социальный снобизм — распространенную во многих обществах игру в утверждение и оспаривание родословных. Более серьезна постоянная тенденция приписывать подрывные замыслы и экстремистские доктрины еврейскому происхождению или подстрекательству. Так, например, возникновение шиизма и, следовательно, раскола внутри ислама, и в частности, гипертрофированное возвеличивание Али и последующих имамов приписывается демонической фигуре Абдаллы ибн Саба’, якобы йеменского еврея, принявшего ислам. В суннитской традиции он считается зачинателем шиизма; в шиитской традиции иногда выступает как зачинщик экстремистских доктрин типа тех, что были осуждены умеренными шиитами-двунадесятниками. Современная историческая критика ставит под сомнение роль Абдаллы ибн Саба’, его еврейство и даже его историчность{124}.
Другой пример — мутазилит IX века Ибн ар-Раванди, обвиненный в еще более экстремальных идеях, выдвинутых по наущению или в пользу ранних Аббасидов. Он также считается одним из ведущих провозвестников свободной мысли и материализма в этот период. Существуют различные версии о происхождении Ибн ар-Раванди; согласно некоторым из них, он был еврейского происхождения{125}.
Третий, еще более известный, пример — Абдалла ибн Маймун аль-Каддах, который фигурирует в антиисмаилитской и антифатимидской полемике как основатель исмаилизма и предок фатимидских халифов. Образ Абдуллы ибн Маймуна смутен, и опять же есть разные версии его биографии; в некоторых говорится, что он был еврейского происхождения, что исмаилизм был иудаистской ересью, а Фатимиды были узурпаторами еврейского происхождения{126}.
Разумеется, у всех этих утверждений нет сколько-нибудь серьезных доказательств. Тем не менее тенденция видеть еврейское участие в крамольных идеях и подрывных действиях — что знакомо нам и в другие времена, и в других местах — сохранялась какое-то время и у мусульман. Ярким примером служит опасное восстание дервишей, которое в начале XV века едва не уничтожило зарождающееся Османское государство. Лидером дервишей, которого историографическая традиция обвиняет в проповеди экуменизма и коммунизма, был сын кази из Симавие (или Симавне), Бедреддин[38]. Его сподвижником — некий Торлак Ху Кемаль, который, по некоторым сведениям, являлся обращенным в ислам евреем и играл особенно зловещую роль{127}.
В наше время аргументация такого рода переключила подрывную деятельность евреев с религиозной на политическую. Таким образом, консерваторы — противники младотурок, особенно в арабских провинциях Османской империи, постоянно акцентировали их предполагаемые еврейские связи, хотя следует отметить, что это обвинение, по-видимому, возникло в христианской Европе. Совсем недавно евреев обвиняли в том, что они несут ответственность за распространение социалистических идей в исламском мире. Эти обвинения прекратились, когда социализм начали считать не угрозой, а достижением, и термин «социалистический» стали добавлять к официальным названиям многих государств и партий. Только противники социализма приписывают признание достоинств социализма еврейскому подстрекательству, но теперь они помалкивают или по крайней мере осторожничают.
Еврей выступает в мусульманском фольклоре не только как демиург-диверсант, но и в другой роли — как окончательный пример смирения и угнетения. В мусульманской литературе распространена такая фигура речи, как изложение события или суждения в гротескной и преувеличенной форме, но, в отличие от западного reductio ad absurdum («сведение к абсурду»), это делается не для того, чтобы доказать лживость суждения, а, напротив, показать, что даже при доведении до невероятной крайности оно остается правдой. Еврей, как и чернокожий, иногда используется для этой цели. Примером может служить небольшая история, бытующая о множестве разных мусульманских правителей, иллюстрирующая их заботу о справедливости и уважении закона. В османском варианте это рассказывается так: когда султан Сулейман Великолепный приступал к постройке великой мечети Сулеймание, его планам воспрепятствовал упрямый еврей, владелец участка земли на предполагаемом месте стройки. Он отказался от всех предложений купить у него участок. Советники настоятельно призывали султана конфисковать или по крайней мере принудительно выкупить землю у непокорного неверного, но султан отказался, так как это противоречило бы Божьему закону. Та же история рассказывается суннитами о халифе ‛Умаре, шиитами — о халифе Али и, без сомнения, о многих других правителях — стандартный миф о справедливом правителе. Та же тема иногда встречается в более реалистичном историческом контексте. Эмир Занги, правивший в Месопотамии и северной Сирии в XII веке, получил высокую оценку историков за свое благочестие и восстановление исламских правовых норм: «Даже если бы истцом был еврей, а обвиняемым его собственный сын, он все равно рассудил бы дело справедливо для истца»{128}. Следующий из этого вывод Гойтейна — что «незащищенный член сообщества второго сорта имел мало шансов на должное рассмотрение своего дела» — может характеризовать не только данный случай, а иметь более расширительное значение. Однако такое положение вещей не относится к Османской империи, где из судебных документов ясно следует, что евреи могли обращатся в суд и часто так поступали, и что им случалось порой подавать иски на мусульман и выигрывать дело{129}.
Иногда евреи даже обращались в мусульманский суд для разрешения споров среди своих. Однако, как правило, такие дела рассматривались еврейским судом, где вершилось правосудие в соответствии с ѓалахическими правовыми нормами. Это была, возможно, самая значительная часть всего аппарата квазиавтономии, в соответствии с которой еврейская община, как и другие религиозные общины под властью мусульманского государства, в значительной мере отвечала за ведение своих внутренних дел и даже, в определенные периоды, за начисление и сбор государственных налогов государству. Эта система общинных автономий была естественным продолжением практики доисламских империй; она успешно функционирует в обществе, в котором решающим фактором, определяющим статус человека, и доминирующей силой, формирующей его образ жизни, является религия. Зимма, будь то договор или пожалование, являлась соглашением с сообществом, а не с индивидуумом; зимми имел статус и роль только как член сообщества, за которым признается обладание этими атрибутами. Такая модель социальной организации наделяла руководителей общины большим авторитетом, иногда даже властью, особенно в тех случаях, когда они были признаны или утверждены мусульманским государством. Экзиларх — Рейш-галута, букв. «глава изгнанных» — в аббасидском Багдаде занимал должность, существовавшую со времен Сасанидов, и часто был значительной фигурой в столице халифата. Появление подобных общинных лидеров в других мусульманских столицах ослабило его позиции, а в позднем Средневековье, с усилением государственной власти и общим ослаблением автономных институтов, экзиларх утратил былое влияние.
Упрощенные и идеализированные рассказы XIX века об истории евреев в Испании представляют собой черно-белую картину христианской нетерпимости, от которой бегут евреи, и мусульманской терпимости, к которой они стремятся. Так было не всегда. В течение столетий на Пиренейском полуострове существовали и мусульманские, и христианские государства, были времена и места, как, например, родина Маймонида, где мусульман преследовали, а христиане давали им убежище. В Северной Африке, с одной стороны, и в Иране и Центральной Азии — с другой, в жизни евреев позднего Средневековья усиливались бедность, угнетение и упадок. Только на центральных землях Ближнего Востока, под властью мамлюкских султанов и еще больше под властью Османской империи, евреи смогли сохранить относительно достойный статус и даже вступить в новую эру процветания.
Глава III. Позднее Средневековье и раннее Новое время
С некоторых пор у западных историков для удобства дискуссии принято делить историю на три эпохи: древнюю, средневековую и современную. Каждую из них можно делить на ранний и поздний периоды, которые, в свою очередь, можно дробить и далее. Этот подход выведен из изучения европейской истории и, строго говоря, уместен лишь при рассмотрении европейских тем. Однако такой принцип используют и при изучении других цивилизаций, история которых, возможно, развивалась несхожими темпами и в соответствии с иными тенденциями и побуждениями. Даже на исламских землях Ближнего Востока и Северной Африки ученым сейчас свойственно писать историю своих стран и обществ, основываясь на европейском подходе. Авторы, пишущие на арабском, персидском, турецком, выработали необходимую эквивалентную терминологию на своих языках, включая передачу таких неизвестных ранее понятий, как Средние века и медиевистика.