Однако и похвалы не столь уж безудержны. Автор далее пишет о последствиях ранних браков и высокой рождаемости, сокрушается, что евреи привыкли жить в грязи, которой, по его словам, «у турецких евреев более, чем у всех прочих, кроме, возможно, польских».
Нарисованная Убичини картина жалкого и униженного положения османских евреев, а также презрение, порой весьма оскорбительное, с которым о них говорят, в полной мере подтверждается другими европейскими путешественниками начала и середины XIX века. В некотором смысле контраст между этими текстами и наблюдениями европейских путешественников XVI и XVII веков в Турции отражает изменения не столько в османских условиях, сколько в европейских ожиданиях. Для гостей из Европы эпохи Возрождения, особенно с немецких земель и Пиренейского полуострова, степень свободы, которой пользовались османские евреи, и достигнутого ими достатка, должно быть, казалась изрядной и даже чрезмерной. Визитеры же из Европы XIX века — практически отовсюду, кроме Российской империи — имели другие стандарты обращения с религиозными и этническими меньшинствами и часто были шокированы, обнаружив, что османское отношение к евреям и другим группам оказывается ниже недавно установленных норм Запада. Но, даже учитывая эти изменения в восприятии со стороны европейских наблюдателей, не остается никаких сомнений в том, что между блеском XVI и упадком начала XIX века евреи Османской империи переживали плохие времена.
В какой-то мере это стало результатом ослабления Османской империи и исламского мира в целом, как в военно-политической мощи, так и в культурной сфере. Однако упадок евреев Ближнего Востока нельзя полностью объяснить изменениями в исламской культуре и ослаблением османской силы. Еврейский упадок в исламском мире шел масштабнее и быстрее, чем у самих мусульман и даже чем у других немусульманских меньшинств под мусульманским правлением. Возникает вопрос: почему?
Симптомы упадка у еврейских общин под мусульманским правлением вполне очевидны: рост сегрегации и закат терпимости, сокращение взаимодействия с другими религиозными группами, обострение нищеты — материальной и интеллектуальной. В дни своего величия Османы остановили и на какое-то время обратили вспять процесс, начавшийся до их появления. Было время, когда благодаря, с одной стороны, османской политике по отношению к евреям, а с другой — благотворным последствиям иммиграции, османская еврейская община получила новые навыки и знания, бесценные и для османского государства. Но интерлюдия была сравнительно короткой, и после нее на фоне упадка самих Османов, но гораздо быстрее, возобновился спад еврейских общин.
Ниже мы рассмотрим причины этого процесса, связанные с собственно еврейскими факторами. Некоторые из них можно выявить легко. Безусловно, к таким относится то обстоятельство, что иммиграция из Европы иссякла. В XV и XVI веках наблюдался массовый приток европейских евреев, четко задокументированный в османских архивах. Его последствия проявлялись во всех аспектах еврейской, а подчас и османской жизни. Еврейские общины Османской империи в XV и XVI веках были обязаны своим возвышением и процветанием контактам с Европой, а также тем преимуществам и выгодам, которые эти контакты им давали. Когда иммиграция из Европы прекратилась и контакт с Европой прервался, навыки, ранее служившие евреям и их турецким хозяевам, были утрачены, и евреи перестали предлагать что-то особенное или полезное. На турецких землях евреи все еще говорили по-испански, но писали еврейскими буквами и забыли латинский алфавит. Их язык был уже не испанским, а еврейско-испанским, и более не служил связующим звеном с христианством. К началу XVII века еврей в письме к английскому консулу в Алеппо обратился к нему на еврейско-испанском языке, то есть на испанском еврейскими буквами, видимо, в надежде, что у консула найдется какой-нибудь служащий-еврей, чтобы это прочесть{172}. Тот факт, что в то время еврейский купец не только не мог обратиться к английскому консулу на западном языке, но даже написать такими буквами, чтобы тот мог прочесть, показывает разительность перемен, произошедших за сто лет, и выявляет их глубину. Этот навык, знание западного языка и, как следствие, контакт с Европой, имел жизненно важное значение для статуса немусульманской общины в Османской империи.
По мнению Убичини, положение ухудшалось тем, что упадок евреев сопровождался упрочением других меньшинств, которые осваивали утраченные евреями навыки.
Османам требовались помощники с западными связями. Поначалу они опирались на выходцев из Европы, каких-то перебежчиков и авантюристов, а также на большое число евреев и других беженцев. Когда поток из Европы иссяк, они нашли замену среди своих подданных. На смену перемещению евреев из Европы в Турцию пришло движение османских христиан из Турции в Европу. Греки, а затем и другие османские христиане все чаще отправляли своих сыновей в Европу, чтобы те получили образование и таким образом приобрели навыки и связи, которыми обладали ранее и теперь утратили евреи. Христиане в конкуренции с евреями за служение Османам имели множество преимуществ: численное — их было гораздо больше, чем евреев; образовательное — в том, что они, в отличие от евреев, отправляли своих детей в христианские школы, а часто и в европейские университеты; и конфессиональное — покровительство как со стороны их церквей, чего не хватало евреям, так и со стороны христианской Европы, которая, естественно, склонялась к османским христианам, а никак не к евреям.
После смерти финансиста Йосефа Наси в 1579 году ни один еврей не достиг таких ослепительных и опасных высот в Османском государстве. Возможно, эпизодически кое-где евреи могли иметь некоторое влияние. Главным образом это были представители двух профессий: еврейские врачи, консультировавшие высокопоставленных пациентов, наряду с вопросами самочувствия, также и в вопросах политики, и династия замечательных еврейских женщин, называемых греческим термином кира («госпожа»), служивших поставщицами товаров и услуг в имперский гарем — они таким образом на некоторое время приобрели значительное, хотя и косвенное влияние. К концу XVII века обе группы исчезли. Еврейских врачей заменили греки, более квалифицированные в профессиональном отношении и более искусные в политическом; последняя кира погибла с сыновьями в кровавой резне от рук мятежной армии{173}.
Некоторое время евреи продолжали играть определенную роль в торговле. Им, например, был выгоден перевод торговли из Венеции, с ее обычными ограничениями для них, в Ливорно, где проводилась более открытая коммерческая политика. Действительно, некоторые евреи Ливорно поселились на османских землях, и, таким образом, османские евреи в некоторой степени восстановили когда-то потерянную личную связь с Европой{174}.
Но время работало против них. Еврейская доля в международной торговле империи сократилась в XVII веке и практически закончилась в XVIII. Евреям, находившимся в меньшинстве и в худшем положении по сравнению с их соотечественниками-христианами, теперь предстояло испытать на себе растущую силу христианства. У христиан было много друзей в Европе; у евреев мало. У христиан имелись корабли, у евреев — нет. И прежде всего христиане рассчитывали на поддержку, тогда как евреев ожидала недоброжелательность европейских торговцев, а к этому времени решающими стали предпочтения европейских христиан, а не турок-мусульман.
Два случая, оба из Египта, могут служить иллюстрациями происшедших изменений. В 1697 году александрийский еврей, именуемый Ясиф Аль-Йахуди в арабских хрониках и Леон Зафир в европейских документах, был вызван в Стамбул, где представил план организационных и финансовых мер для исправления ситуации в денежной сфере Египта. Ясиф, занимавший важную должность директора Александрийской таможни и интенданта монетного двора, предложил новую валюту взамен обесценившихся монет, находящихся в обращении, а также пакет налогов и таможенных сборов. Его предложения были приняты правительством султана; но они вызвали такое противодействие, когда он по возвращении в Египет попытался применить их, что османский наместник под угрозой отставки был вынужден выдать его мятежникам. Ясифа заключили в тюрьму, затем там убили, а тело протащили по улицам и публично сожгли при общем ликовании{175}.
Ясиф пострадал как сборщик налогов, а не как еврей, и положение общины в целом, казалось бы, не поколебалось. Падение еще одного еврейского налогового чиновника семьдесят лет спустя явило совсем другой результат. В 1768 году Исхак Аль-Йахуди, глава таможни Булака, речного порта Каира, был арестован, оштрафован на 40 000 золотых монет и предан смерти. Этот случай отличается от предыдущего в трех важных отношениях. Не происходило никакого непосредственного протеста «снизу»; арест и казнь стали не ответом на требование народа, а были совершены по приказу правителя; и, самое главное, падение Исхака положило начало разительным переменам к худшему в положении евреев Египта{176}.
В Египте XVIII века, как и в других похожих обществах, государственная служба являлась самым надежным путем к экономической самореализации. Благодаря своему положению в таможне, на монетном дворе и в налоговых откупах евреи на османских землях сохранили позиции в международной торговле — обычно как посредники, иногда как доверители. Многие неплохо зарабатывали себе на жизнь; некоторые очень разбогатели и даже выступали в качестве банкиров, предоставляя кредиты иностранным купцам, а также правительственным учреждениям и чиновникам.
Падение Исхака Аль-Йахуди положило конец всему этому в Египте. Через несколько месяцев его пост занял не другой еврей, как происходило раньше, а католик-сириец, и вскоре члены этой общины вытеснили евреев из всей египетской таможенной администрации. Католики-сирийцы, не так давно утвердившиеся в Египте, уже бросали вызов евреям в контроле над прибыльными сферами. Опираясь на поддержку Франции, самой важной тогда европейской державы для Египта, они смогли обеспечить себе эффективную защиту и правовой иммунитет. Евреи же, большинство которых были османскими подданными, поддерживали связь с теряющей влияние Венецией.