Утрата опоры в правительстве привела к быстрому упадку еврейской общины. Французский консул в Александрии сообщил, что потеря таможенного управления «полностью разрушила еврейский народ», а должность третьего драгомана, официального переводчика, участвующего также и в подготовке документов во французском консульстве, до сих пор закрепленная за евреем в знак признания еврейского влияния в администрации, отныне и впредь будет предоставляться христианину.
То, что произошло в Египте, имело место и в других провинциях империи, где христиане при европейской поддержке вытесняли евреев. Английская Левантийская компания, например, запретила евреям не только вступать в нее в качестве членов, но и работать в ней драгоманами в Леванте{177}; отношение других западных торговцев и торговых организаций было ненамного благожелательнее. Евреи обычно служили агентами или посредниками османских чиновников; христиане работали на иностранных торговцев и посланников. Упадок евреев и подъем христиан — такая формулировка точно отражает изменения в соотношении сил.
Возможно, важнейшей причиной еврейской апатии была деятельность Шабтая Цви (1626–1676) и ее последствия{178}. Лжемессия из Измира возглавил необычайно бурное мессианское движение среди евреев Османской империи. Он пробудил огромные надежды, но закончил свою карьеру унизительным крахом. Турецкие власти поставили его перед выбором: мученическая смерть или обращение в ислам — и «мессия» выбрал обращение, став мелким функционером во дворце султана. Некоторые его страстные последователи усмотрели в этом часть его миссии и добровольно последовали за ним в ислам. Они хранили свои верования и ритуалы в тайне и до сих пор существуют отдельной группой, известной как дёнме — турецкое слово, означающее «отвратившийся»{179}, но большинство последователей Шабтая Цви отвернулись от него после его отступничества.
История с Шабтаем Цви оказала разрушительное воздействие на еврейские общины Османской империи. Им осталось двойное наследие: разочарование, граничащее с отчаянием, и беспрецедентное усиление раввинской власти. У евреев не было церкви, но в раввинате они имели своего рода церковную власть, хотя и без компенсирующих преимуществ в виде властной системы и покровительства.
Между тем отношение самих турок становилось все более негативным, а иногда даже враждебным. В период слабости и упадка мусульманское большинство стало подозрительным и не столь терпимым. Появилось много признаков перемен к худшему не только для евреев, но и для всех меньшинств вообще. Нарастал фанатизм, что вело к ужесточению для немусульман, более строгому соблюдению ограничений, налагаемых священным законом на зимми, а также к усилению региональной и социальной сегрегации. Однако открытые преследования и насилие по-прежнему оставались исключением из правила. Нападения на евреев почти всегда были спровоцированы христианами или вызваны соперничеством между общинами зимми, а не враждебным давлением со стороны османского государства или мусульманского большинства. Примером могут служить случаи кровавого навета. Обвинения были редки, но султан Мехмед Завоеватель придавал им настолько важное значение, что издал имперский указ. Из него следовало, что такие дела не должны рассматриваться наместниками и судьями, их необходимо передать на рассмотрение Имперского дивана в Стамбуле, где, по-видимому, высшие должностные лица будут менее подвержены фанатизму, суевериям и местному давлению. Возобновление этих обвинений во время правления Сулеймана Великолепного (1520–1566) побудило к изданию нового фирмана, повторяющего сказанное ранее и подтверждающего то же требование. Аналогичные приказы были изданы несколькими более поздними султанами в XVI и XVII веках{180}. Но в XIX веке подобные обвинения стали обычными и представляли серьезную проблему для османских евреев. К этому времени европейское и христианское происхождение обвинений не подлежит сомнению.
За пределами провинций и зависимых от Османской империи территорий существовали два крупных исламских политических центра, Марокко и Иран, в которых евреи так или иначе выживали. Положение евреев там было значительно хуже, чем на османских землях. Еврейская община в Марокко, старая, глубоко укорененная и многочисленная, была, как и еврейские общины Османской империи, восстановлена и возрождена в результате прибытия беженцев из Испании и Португалии. Но евреи Марокко, по сравнению с единоверцами в Османской империи, страдали от двух главных бед. Во-первых, они испытывали последствия сокрушительного результата преследований и репрессий Альмохадов, приведшего их к материальному обнищанию и интеллектуальной деградации, от чего они так и не смогли полностью оправиться. Во-вторых, евреи были единственным религиозным меньшинством на полностью мусульманской земле. В Египте, Сирии, Ираке, Турции, даже в Иране существовали другие немусульманские общины, крупнее и заметнее еврейских. Это помогло создать более плюралистическое и, следовательно, более терпимое общество; даже когда дела шли плохо, все эти общины разделяли тяжесть мусульманского негодования, часто становясь его главными жертвами — именно из-за своей многочисленности и заметности. В Марокко в результате преследований Альмохадов христианство вымерло, и евреи остались единственным меньшинством, нарушая самим фактом своего существования в остальном единое мусульманское общество. Здесь прослеживается аналогия с положением евреев в средневековом христианском мире и отличие от восточных исламских земель. Похожие обстоятельства подвергали евреев тем же опасностям и часто подобным же несчастьям.
После упадка и падения Альмохадов марокканские евреи начали восстанавливать свою религиозную и общественную жизнь. Значение марокканских евреев в немалой степени определялось их количеством. Безусловно, это была крупнейшая еврейская община в Северной Африке и, вероятно, самая большая еврейская община в исламском мире. Марокканские правители после падения Альмохадов не проявляли особой недоброжелательности, но народные настроения оставались враждебными и часто осложняли евреям жизнь. При династии Маринидов, в течение XIII, XIV и начала XV века, мы находим евреев при дворе и на службе в различных официальных должностях. Как отметил Норман Стилман, с точки зрения правителя у евреев были определенные преимущества{181}. Как маргинальная группа марокканского общества, они не имели ни власти, ни надежды на самостоятельные политические действия. Как непопулярное религиозное меньшинство, не могли рассчитывать на сочувствие или поддержку со стороны населения в целом. Таким образом, им предстояло служить правителю так же, как всякие рабы, евнухи и другие маргинальные и лишенные опоры группы служили мусульманским правителям и на Востоке, и на Западе. Уязвимость и непопулярность марокканских евреев подтверждались также необходимостью, ощущаемой как правителями, так и самими евреями, селить их в особых еврейских кварталах, известных как меллах. Изначально это делалось не в качестве наказания или унижения, а для защиты евреев от враждебного населения. Это, разумеется, не делало квартал более желанным и не облегчало существования его обитателей. Меллах в Фесе был основан в 1438 году по образцу более ранних худерий Испании, расположенных рядом с королевской резиденцией и пользовавшихся королевской защитой. Меллахи, созданные в других городах более поздними правителями, были гораздо очевиднее предназначены для изоляции и наказания, а не для защиты их жителей. Да и не всегда защита оказывалась эффективной. Крупный погром произошел в 1465 году, когда жители меллаха в Фесе были почти уничтожены в ходе восстания, которое в конечном итоге свергло династию Маринидов{182}.
В конце XV и XVI веке еврейские общины Марокко начали восстанавливаться после этих потрясений. Их укрепило прибытие беженцев из Испании и Португалии. Как и сефардские иммигранты в Турции, они вскоре смогли установить культурную, экономическую и общинную гегемонию над коренными евреями, которых, очевидно, считали ниже себя. Подобно сефардам в Турции, именовавшим коренных грекоговорящих евреев тошавим (аборигены) или гриегос (греки), сефарды в Марокко называли местных магрибинских евреев форастерос (чужие) или берберискос (берберские, из Северной Африки). Сефарды в Марокко оказывали своим магрибинским хозяевам те же услуги, что и их соплеменники на Востоке. Они были коммерческими и дипломатическими посредниками, помогавшими султанам в их отношениях с европейскими странами. Некоторые служили марокканским государям в качестве квалифицированных ремесленников и техников, обладающих как техническими, так и специальными военными навыками. В еврейской общине сефарды как в Марокко, так и в Турции создали превосходящее сообщество, которое сохранялось до Нового времени.
В целом отношение к евреям было во многом хуже, чем на османском Востоке. Выше мы упомянули о существовании меллаха, замкнутого еврейского квартала, не имеющего аналогов в османских землях. Евреи подвергались жестким ограничениям при передвижении за пределами меллаха: например, им не разрешалось носить обычную обувь — они должны были иметь внешний определитель своей личности: ходить босиком или в отличительной обуви{183}. В Фесе им предписывалось носить соломенные сандалии. В целом дискриминационные ограничения, установленные в зимме, применялись в Марокко гораздо строже, чем в других странах. Марокканцы много размышляли над этой темой, о чем свидетельствует свод юридической литературы, и ввели ряд унизительных ограничений, неизвестных на Востоке. Длительная борьба с португальцами и испанцами придала особую остроту религиозным настроениям среди мусульман и ухудшила положение единственной значительной немусульманской общины. В последующие века еврейская жизнь в Марокко оставалась в целом тягостной. Европейские ви