И в другом отношении данная история представляет интерес. Это, похоже, был первый случай, когда еврейские граждане европейского государства призывали представителей своего суверена вмешаться от их имени в конфликт с мусульманской державой. Здесь, как и во многом другом, мы видим смену ролей с тех пор, как османский султан направлял послания Папе Римскому, дожу Венеции и королю Франции для защиты интересов своих еврейских подданных.
В течение XIX века, с эмансипацией евреев во всех цивилизованных странах Европы и принятием евреев в качестве граждан с основными правами гражданства, такие действия европейских правительств от имени своих еврейских подданных стали нормальными. Новая ситуация возникла, когда евреи в этих западных странах, все больше осознавая тяжелое положение своих единоверцев на Ближнем Востоке и в Северной Африке, стали выступать и вмешиваться от их имени, используя еврейские и, где это было возможно, политические и дипломатические каналы.
Вовлечение западных держав в дела евреев исламских земель далеко не всегда шло тем на пользу; зачастую происходило обратное. В то время как еврейское лоббирование и либеральные принципы порой объединялись ради того, чтобы произошли сдвиги в пользу евреев, поднимались и другие силы, враждебные как еврейской эмансипации, так и просвещению XIX века и действовавшие в противоположном направлении. Эти силы находили опору в сплаве древних предрассудков и современных интересов.
Новая система трехсторонних отношений Запад — ислам — евреи нашла свое первое драматическое выражение в знаменитом Дамасском деле 1840 года. 5 февраля того года отец Тома, монах-капуцин, сардинец, внезапно исчез вместе со своим слугой. В их убийстве обвинили еврея-цирюльника, и тот после пыток заявил, что готов признаться. Собратья капуцина, подстрекаемые и поощряемые французским консулом Ратти-Ментоном, провозгласили, что евреи убили монаха в ритуальных целях. По настоянию консула губернатор Шариф-паша арестовал большое число лидеров общины и простых евреев, многие из которых затем подверглись пыткам. Один общинный лидер, Йосеф Ланиадо, умер во время допроса; другой, Моше Абулафия, спас себя, приняв ислам. Его и нескольких других пытками принудили подтвердить все «догадки» обвинителей. Французский консул, чтобы оправдать и продолжить свои действия в Дамаске, поддержал обвинение во французской прессе активной кампанией, направленной против евреев Дамаска и евреев в целом. Дамаск был в то время под властью Мухаммеда Али-паши, османского правителя Египта, который сумел превратить и Египет, и Сирию в единое полунезависимое княжество под чисто номинальным османским сюзеренитетом. Проводимую им политику в отношении евреев Дамаска поддерживала Франция, а против нее выступали Великобритания и другие европейские державы.
Это знание расстановки сил помогает понять, почему обращения французских еврейских лидеров к правительству Франции вызвали неудовлетворительную реакцию, а такие же призывы в Великобритании дали совсем другой эффект. 22 июня 1840 года министр иностранных дел Великобритании лорд Пальмерстон сообщил парламенту, что он предупредил Мухаммеда Али-пашу о возможной реакции, которая будет иметь место в Европе в ответ на его «варварское обращение» с евреями Дамаска. 3 июля в официальной резиденции лорд-мэра Лондона состоялось массовое собрание, на котором члены парламента и высокопоставленные церковники осудили возрождение средневековой клеветы, а также пытки и убийства невинных людей на ее основании. Другие западные правительства, включая Соединенные Штаты, также высказались в поддержку позиции Великобритании. На встрече видных евреев в Лондоне с участием французского государственного деятеля, еврея Адольфа Кремье, было решено направить на Ближний Восток делегацию, состоящую из самого Кремье, его соотечественника, востоковеда Соломона Мунка, и лидера английского еврейства, обладателя рыцарского титула сэра Мозеса Монтефиоре.
Несмотря на все препятствия, чинимые на пути делегации французскими представителями в Каире и Дамаске, она при значительной дипломатической поддержке достигла своей цели. 6 сентября 1840 года в ответ на совместную ноту девяти европейских консулов Мухаммед Али-паша направил в Дамаск приказ об освобождении оставшихся в живых еврейских заключенных. Вскоре после этого Мухаммед Али был вынужден отказаться от Дамаска и остальных частей Сирии, в которых был восстановлен османский суверенитет. По дороге в Европу представителей еврейской делегации принял османский султан, который по их просьбе издал фирман, осуждающий обвинение в ритуальном убийстве как необоснованную клевету и подтверждающий намерение османских властей обеспечить полную защиту для евреев их жизни и собственности{194}.
Некоторые аспекты этой истории требуют комментариев. Один из них — кровавый навет. Обвинение в использовании человеческой крови в ритуальных целях сначала, по-видимому, было выдвинуто язычниками против ранних христиан, затем самими христианами против евреев и стало расхожей темой христианского антисемитизма с самых ранних времен по сей день. В классические исламские времена эта особая форма антиеврейской клеветы была, похоже, неизвестна. Впервые в исламском ареале кровавый навет зафиксирован во время правления османского султана Мехмеда Завоевателя, и почти наверняка он возник в массовой греко-христианской среде под османской властью. Такие обвинения были распространены ранее, в Византийской империи. При Османах они происходили нечасто и обычно осуждались властями{195}.
Кровавый навет стремительно распространяется в XIX веке, когда такие обвинения, порой сопровождаемые вспышками насилия, возникают по всей Османской империи. Дамасское дело 1840 года, возможно, было первым и далеко не последним. В дальнейшем в XIX и XX веках кровавый навет на евреев становится почти обычным явлением в османских землях: Алеппо (1810, 1850, 1875), Антиохия (1826), Дамаск (1840, 1848, 1890), Триполи (1834), Бейрут (1862, 1874), Дейр-эль-Камар (1847), Иерусалим (1847), Каир (1844, 1890, 1901–1902), Мансура (1877), Александрия (1870, 1882, 1901–1902), Порт-Саид (1903, 1908), Даманхур (1871, 1873, 1877, 1892), Стамбул (1870, 1874), Буюкдере (1864), Кузгунджук (1866), Эйюп (1868), Эдирне (1872), Измир (1872, 1874) и еще чаще в греческих и балканских провинциях{196}. В Иране и Марокко, напротив, при общей враждебности к евреям это конкретное обвинение долгое время оставалось практически неизвестным, предположительно потому, что христианское присутствие там было меньше, а европейское влияние пришло позже{197}.
Следует отметить четыре особенности. Во-первых, навет почти всегда зарождался в христианской среде и часто пропагандировался христианами, особенно греческой прессой; во‐вторых, эти обвинения иногда поддерживались и даже стимулировались иностранными дипломатическими представителями, особенно греческими и французскими; в‐третьих, евреи, как правило, могли рассчитывать на османские власти и их помощь там, где была возможность ее оказать. И наконец, еврейские общины, подвергающиеся угрозе подобных обвинений, все чаще и чаще могли вызывать сочувствие и даже получать активную поддержку со стороны британских представителей, к которой иногда присоединялись прусские и австрийские{198}.
Происходя, по-видимому, из христианских общин, обвинения распространялись далее. К началу XX века они стали частью антиеврейской кампании в некоторых египетских мусульманских газетах, и далее — общей темой в мусульманской антиеврейской литературе на Ближнем Востоке и в других местах. В докладах британских представителей в Египте как до, так и после оккупации время от времени выражается озабоченность по поводу опасных последствий такой клеветы. Там же мы видим гнев британских представителей на равнодушное, а иногда и активно одобрительное отношение представителей некоторых других европейских держав к этим обвинениям.
Британская забота о евреях Ближнего Востока и Северной Африки не была продиктована исключительно либеральными и гуманистическими принципами, хотя важность этих принципов в викторианской Англии не следует цинично недооценивать. Вместе с тем существовали некоторые дополнительные соображения. Франция и Россия, две главные имперские соперницы Великобритании, создали виртуальные протектораты, один над римскими католиками, а другой над православными христианами Османской империи. Хотя православных было гораздо больше, католиков тоже насчитывалось немало, а в Сирии и Египте, в частности, арабоязычные католики и униаты играли важную культурную и коммерческую роль. Особые отношения Франции и России со своими единоверцами предоставляли правительствам этих стран — за счет чрезмерно расширительного толкования договорных привилегий — гипотетическое право на вмешательство в османские дела, когда они сочтут необходимым. Это также обнаруживало чрезвычайно полезные точки соприкосновения и поддержки с важным, социально активным и влиятельным сегментом османского населения.
Великобритания, а позднее и Пруссия-Германия, оказались, напротив, в невыгодном положении. Протестантских подданных в империи было мало, защита им не требовалась и не была полезна возможным защитникам. В какой-то момент британское правительство, похоже, заигрывало с идеей защиты друзов, но ничего из этого не вышло. В 1840 году в ответ на запрос юдофила лорда Шефтсбери лорд Пальмерстон с интересом выслушал его идеи о репатриации евреев для создания национального дома в Палестине и даже предпринял определенные шаги в этом направлении. Затем Пальмерстон предложил, чтобы через британское вице-консульство, действующее в Иерусалиме с 1838 года, Великобритания защищала еврейские интересы, по крайней мере в Палестине. Словно предвидя события грядущего столетия, Пальмерстон связал идею еврейской репатриации с британским протекторатом. Евреи Палестины, по его мнению, должны