Мне удалось пару раз сыграть на крытых кортах «Кантри Клаб» в Бруклайне, известного как одно из тех полей для гольфа, где периодически проходят Открытый турнир США по гольфу и соревнования на Кубок Райдера. Я пробирался туда после 11 вечера вместе с подсобным рабочим «Кантри Клаб» Томми Тейлором, который особенно хорошо играл в гольф, но, кроме того, играл и в теннис. Мне и в голову не приходило пытаться стать членом клуба, настолько прочной была его репутация бастиона белых англосаксов-протестантов.
Теперь быстро перенесемся в день сегодняшний. И в Лонгвудском крикетном клубе, и в «Кантри Клаб» есть некоторое количество членов, являющихся евреями и даже афроамериканцами. Ограничение доступа к объектам, открытым для публики, давным-давно запрещено законом. И, разумеется, две из числа лучших теннисисток мира, сестры Уильямс, — чернокожие. Как и нынешний президент США.
Евреи значительно потеснили англосаксонско-протестантский истеблишмент — Сэмюэл Земюррэй стал предтечей этого процесса, когда в 1933 г. перехватил управление United Fruit Company из рук «бостонских браминов». В 30-е годы XX в. не было ни одного сенатора-еврея, хотя в период до Гражданской войны шестеро евреев занимали посты в Сенате[125]. Сегодня таких сенаторов 12. В 30-е годы было всего 11 конгрессменов-евреев, сегодня в Палате представителей их 25.
Когда я поступал в колледж, вероятно, во многих лучших университетах все еще действовали квоты для евреев. В то время, как и в 50—60-х годах XX в., президентами всех университетов, входящих в Лигу Плюща, были англосаксы-протестанты, причем мужчины. С тех пор место англосаксов-протестантов в значительной степени заняли евреи.
В табл. 3.1. приводятся дополнительные подтверждения того, что евреи заменили англосаксов-протестантов в роли главных трансляторов англо-протестантской культуры, которая, как доказывает — и, на мой взгляд, совершенно справедливо — Сэмюэл Хантингтон, служит основным источником нашего успеха: «Английские представления о главенстве закона, ответственности правителей и правах отдельных личностей, а также “раскольнические” протестантские ценности — индивидуализм, рабочая этика, убежденность в том, что люди могут и должны создать рай на земле — или “град на холме”»[126]. Именно поэтому я чувствую себя комфортно с ярлыком англо-протестантского еврея. И, кроме того, общий набор ценностей и верований служил фундаментом моей дружбы с Сэмом Хантингтоном — и его англопротестантской армянской женой Нэнси.
Аналогичную мысль высказал профессор Гарвардской школы права Ноа Фельдман в своей публицистической статье «Триумфальный закат WASP», опубликованной в «Нью-Йорк Таймс» 27 июня 2010 г.{6} Он, в частности, напоминает о том, что в 2005 г. в Верховном суде США было относительное большинство белых протестантов, а затем указывает, что с утверждением в должности Елены Кейган количество протестантов «будет сведено к нулю, а Верховный суд будет состоять из шести католиков и трех евреев».
Фельдман продолжает: «Тот факт, что никого больше не заботит религиозная принадлежность кандидата, — повод для радости. <...> Однако, испытывая удовлетворенность по поводу прогресса нашей страны, мы не должны забывать о его создателях — той самой протестантской элите, которая основала институты образования и государственного управления в нашей стране, включая Верховный суд, и долгое время господствовала в них. В отличие от почти всех доминирующих этнических, расовых и религиозных групп в мировой истории, белые протестанты уступили свою социально-экономическую власть добровольно, путем строгого следования ценностям меритократии и инклюзивности — тем ценностям, которые сегодня широко разделяются американцами различного происхождения. В закате протестантской элиты на самом деле состоит ее величайший триумф».
Еврейский «зал позора»
Я уверен, что некоторые читатели уже сделали вывод, что я еврейский шовинист. Вероятно, они правы. Подавляя в молодости свое еврейство ради того, чтобы стать американцем, я проникся глубоким уважением к еврейской культуре, когда начал свою вторую карьеру, связанную с поиском понимания религиозных корней культуры и того, как культура влияет на поведение индивидов и обществ.
Но мой шовинизм не мешает мне видеть преступное поведение некоторых евреев, и в интересах сохранения по крайней мере некоторой степени объективности я посвящаю этот раздел евреям, которые отнюдь не способствовали улучшению репутации своего народа.
Высшее место в моем списке занимают Юлиус и Этель Розенберг, американские коммунисты, которые, исходя из ложно понятого идеализма, передавали Советскому Союзу информацию, имевшую важнейшее значение для создания атомной бомбы. Они были казнены 19 июня 1953 г. Я сожалею, что они не были приговорены к пожизненному заключению без права на помилование и поэтому не смогли стать свидетелями событий, приведших к краху коммунизма, включая разоблачение Никитой Хрущевым злоупотреблений властью со стороны Сталина; последовавшую за этим венгерскую революцию 1956 г., подавленную советскими вооруженными силами; бегство на Запад звезды советского балета Нуриева (1961 г.) и дочери Сталина (1967 г.); силовое подавление «Пражской весны» в 1968 г.; аварию на Чернобыльской АЭС в 1986 г.; и крах советской империи в период 1989—1991 гг., включая конец коммунизма в самой России.
Другие выдающиеся фигуры в еврейском «зале позора» — это еврейские гангстеры начала—середины XX в., в том числе Джекоб Гузик по прозвищу «Жирный палец», финансовый советник Аль Капоне; Арнольд Рубинштейн, «первым превративший бандитизм в большой бизнес»; Меир Лански, больше всего известный тем, что послужит прототипом Хаймана Рота, персонажа фильма «Крестный отец II»; Голландец Шульц, урожденный Артур Флегенгеймер, бутлегер во время сухого закона и рэкетир; Луис Бухальтер по прозвищу «Лепке», основатель «Корпорации убийств»; и Багси Сигел, колоритная фигура в Голливуде и основатель современного Лас-Вегаса — а также главный герой фильма «Багси», сыгранный Уорреном Битти.
Евреи сыграли выдающуюся роль в «беловоротничковой» преступности: Майкл Милкен провел два года в тюрьме в начале 90-х гг. XX в. (после этого он стал посвящать значительную часть своего времени и денег благим делам — в 2004 г. журнал Fortune поместил его на обложку журнала и посвятил ему главную статью номера под заголовком «Человек, который изменил медицину»); Энди Фастоу, финансовый директор Enron, ныне коротающий время в федеральной тюрьме в Луизиане; и, наконец, человек, который больше всех других, не считая Розенбергов, поспособствовал дурной репутации евреев, — Бернард Мэдофф, архитектор самой большой пирамиды в истории финансов: 50 млрд долл, «липовых» инвестиций, приведших к банкротству многих его клиентов, в том числе немалого числа евреев и еврейских благотворительных фондов.
Замыкая круг ностальгии
14 января 1990 г. мы с моей возлюбленной Патрицией Крейн Харрисон отпраздновали свадьбу в ее доме в Виньярд-Хэвен, штат Массачусетс. Моим шафером был Ричард О’Хёрн — тот самый, который пол века назад кидался в меня желудями и обзывал «христоубийцей». Можно ли найти лучшую метафору для еврейско-американского опыта жизни на протяжении этих пятидесяти лет?
А было вот как. Дик О’Хёрн был третьим ребенком (и вторым сыном) в ирландской католической семье, которая славилась своими футболистами. Его дядя Чарли О’Хёрн, учась в Йеле, стал спортсменом года в США, а поскольку Дик имел как раз подходящее сложение для игры полузащитником — крепкий, с сильными ногами, быстрый и ловкий, — его семья была уверена, что среди них растет новая звезда. Единственной проблемой было то, что Дик не любил футбол. Он любил теннис.
Семья О’Хёрнов жила в квартире на Бикон-стрит в Бруклайне — улице, которая проходила рядом с теннисными кортами спортивного центра Дин Роуд, где я обучался игре. К тому времени, как мы поступили девятиклассниками в Бруклайнскую старшую школу, Дик уже твердо решил заниматься не футболом, а теннисом. Так мы стали партнерами по игре, а потом и друзьями. Он часто бывал у меня дома, и моя мама привечала его даже больше, чем моих друзей-евреев — с которыми Дик тоже подружился. Мы с ним игнорировали этническую разделительную линию, которая существовала в Бруклайнской старшей школе между евреями и неевреями.
Когда мы учились в последнем классе, теннисная команда нашей школы, в которой я был капитаном, победила в чемпионате штата. (В этой команде играл Майкл Дукакис, а также Роберт С. Рубин, который стал президентом Lehman Brothers в момент, когда эта компания переживала свой первый кризис в 1984 г.) Дик выиграл у меня в полуфинале и стал капитаном теннисной команды Брауновского университета.
Мы поддерживали связь друг с другом все последующие годы. Ему присвоили офицерское звание в Корпусе морской пехоты, и он был направлен служить в Японию, на авиабазу ВМС в Ацуги.
Я же служил морским офицером, и когда наш эсминец прибыл в Японию, я съездил к нему. После окончания службы в вооруженных силах он продолжил работу в компании Gilette. Я же начал работать в правительственных учреждениях США и вскоре стал проводить большую часть времени в Латинской Америке. Но мы не теряли друг друга из виду и, когда представлялась возможность, играли вместе в гольф. (Мы оба пришли к выводу, что наши лучшие дни как теннисистов остались в прошлом и в гольфе мы можем достичь большего.) Когда мы с Пэт решили пожениться, он был самой очевидной кандидатурой на роль шафера.
Примерно через десять лет у Дика обнаружили рак поджелудочной железы. Вскоре после этого диагноза он покинул нас. Меня попросили сказать траурную речь в католической церкви в Бруклайн-Виллидж, куда пятьдесят лет назад еврейские дети не осмеливались даже заходить.