Про культуру, или Просмотренное преимущество
Корреспондент:
— Почему в Англии нет антисемитизма?
Уинстон Черчилль:
— Потому что ни один англичанин не согласится считать себя глупее еврея.
Народные представления
И в России, и в других странах есть стойкая народная традиция — считать евреев исключительными умниками. Может быть, еще и не сразу меня зашибут… Насколько сильна эта традиция, я убедился на собственном примере и при обстоятельствах совершенно фантастических.
Дело было в 1988 году; тогда меня еще не выгнали из Красноярского университета, и я ехал на работу в автобусе № 42. Автобус неспешно полз в гору, а я с интересом прислушивался к разговорам студентов в набитом до отказа автобусе. И слышу такой диалог:
— Буровский, он кто? Он русский?
— Какое там, русский! Он у нас в универе работает.
— А-а-аа…
Вот тут я почувствовал, с какой силой связаны в массовом сознании интеллект, вообще занятие любым умственным делом, и еврейство. Эта связь в нынешней России так сильна, что вообще всякого умника, всякого интеллектуала начинают считать «как бы евреем». Наверное, теперь-то, после выхода нескольких моих книг, эти ребята окончательно убедились — еврей! Это очень напоминает мне ситуацию в Бразилии… Там вроде бы и нет расовой дискриминации, но как-то так всегда получается, что богатый человек или образованный человек, занимающий престижное положение в обществе, — белый. А если негры или мулаты поднимаются по общественной лестнице, «становятся в глазах общества белыми»{182}. Внешне они негры — но по положению белые, и к ним так и относятся.
Так вот и в современной России — официально никакой дискриминации русских нет, но услышать во время концерта что-то в духе: «Споем нашу, русскую, крестьянскую песню» — это пожалуйста! Заодно могу показать и карикатуру, нарисованную на одном семинаре по педагогике. И никто не задает вопрос — почему собственно, ставится знак равенства между всем «русским» и «крестьянским». Почему русское — это посконные рубахи и лапти. А любой образованный человек становится как бы немножко евреем.
Во все времена
Далеко не в такой степени, но традиция считать евреев нацией умников существует по крайней мере с эллинистического времени, красной нитью проходит через историю Рима и Средневековья, вспыхивает в Новое время в Голландии, Англии и Германии. Относятся к этому по-разному, и что характерно в этом чисто эмоциональном восприятии: народы процветающие, активные, интеллектуальные скорее восхищаются умом и образованностью евреев. Народы угнетенные и отсталые по этому поводу скорее склонны возмущаться, считая ум как бы неким хитрым приемом, которым евреи оттесняют их в сторону.
Эллинам было интересно спорить с «народом философов» — они наконец-то нашли себе достойных оппонентов. До какой степени сливалась в сознании современников именно эта пара вечных оппонентов и спорщиков, говорит хотя бы знаменитое: «Несть ни эллина, ни иудея пред ликом Моим». Почему не сказано: «Ни ромея, ни вавилонянина»? Или: «Несть ни галла, ни египтянина пред ликом Моим»? Ведь смысл как будто был бы такой же. По-видимому, потому что эти двое — эллин и иудей, очень уж на слуху у всех, и именно как противоположности, как оппоненты. Но при этом оппоненты равные по силе, по значимости. Это пара оппонентов, которые интеллектуально лидируют в Древнем мире, и потому приведение этой пары очень уж многозначительно. Намного многозначительнее, чем упоминание «галла и вавилонянина».
Поддержка «своих»? Но с помощью «своих», с помощью «блата» можно хорошо «устроиться» на какой-то чиновничьей работе или в Мусейоне. Правда, даже в Мусейоне «по блату» проще устроиться подметальщиком, нежели научным работником: если там числиться и не выдавать никакого результата, то и уважение коллег, и благодеяния очередного Птолемея быстро иссякнут.
«Устроиться» в торговой компании еще труднее, потому что в ней надо все время что-то делать, доказывать свою полезность. А если ты вообще полезен не будешь, владелец фирмы рано или поздно тебя турнет, потому что любая лояльность к «родному человечку» не должна мешать предпринимателю зарабатывать деньги. Если лояльность будет намного сильнее эффективности, то ему ведь, предпринимателю, скоро будет не из чего быть и «лояльным», и для «сестриных, свояченицых деток» тоже настанут плохие времена — ведь от разорившейся фирмы невозможно получить ни одного сестерция или обола.
Так что даже возможности «устройства» на «хлебное место» все же ограничены личными качествами претендующего. А уж тем более никак нельзя стать «по блату» Филоном Александрийским, переводчиком Библии, которого послал в Александрию первосвященник Элиэзер, или Иосифом Флавием. Стать выдающейся личностью пока что никому не удавалось с помощью богатого дядюшки или влиятельного дедушки. Тем более стать представителем интеллектуальной элиты: тем, чьи идеи интересны другим людям, чьи книги читают, на чьи картины смотрят. А ведь как раз интеллектуальную элиту общества евреи формируют никак не в соответствии с «процентной нормой».
Когда они стали особенными?
Очень важный момент: во времена фараонов никто не считал евреев чем-то особенным! Евреи стали чем-то отличаться от остальных народов после Вавилонского плена.
Что же произошло с евреями во время Вавилонского пленения? А вот что: жизнь в Вавилонии, вне своей племенной территории, потребовала создать такую традицию, которая не зависит от земли. Язычество не в состоянии создать такую традицию, а единобожие — способно.
В отличие от иудеев «вырванные» израильтяне, менее стойкие в единобожии, постепенно растворились среди амореев и арамеев Вавилонии, а в самом Израильском царстве стала формироваться какая-то другая, не иудейская народность.
Но «годится» не всякое единобожие.
Иудеи не могли молиться в Храме — Храм сгорел, и само место, где он стоял раньше, осталось за 600 километров. Расстояние не мало и в ниши дни, а ведь тогда и дорог почти не было. Так, вьючные тропы, петляющие между тысячелетних кедров в горах, по степям, где львы не всегда уступают дорогу человеку.
Иудеи молились Й’ахве по-другому: вне Храма. Сначала — просто собирались в домах друг у друга. Потом появились специальные молитвенные дома. В этих домах полагалось молиться вместе, обратившись лицом к Иерусалиму (так потом мусульмане будут молиться лицом к Мекке, а в каждой мечети появится михраб — специальное углубление, указывающее на Мекку).
Особую роль приобрели все записи библейских текстов. Писцы на Древнем Востоке вообще почитались — системы письменности были сложные, учиться приходилось долго, и дело это было дорогое. Умников уважали все, образованных ценили везде. Но здесь, в Вавилонском плену, иудеям пришлось выработать особое отношение к писаному слову и к тому, кто его пишет и читает. Иудеи стали считать священным сам текст Библии, особенно тексты заповедей Моисея. При этом умеющие читать и писать приобрели непререкаемый авторитет, и среди иудеев появилось множество людей, которые хотели бы быть грамотными.
До Вавилонского плена Й’ахве для многих иудеев был, вероятно, чем-то вроде бога местности — персонифицированным воплощением Ханаана, и одновременно племенным божком. Что и давало возможность ставить ему алтари на высотках или изображать в виде быка или змея. Или почитать его наряду со змеем и быком и приносить ему кровавые жертвы. Не говоря о том, что Авраам кушал с богом тельца и лепешки, а Моисей с первосвященниками лично общался с Й’ахве на горе, хотя уже с ним не выпивал.
Но уже тогда, в «староиудейском времени», Й’ахве все отдаляется и отдаляется от Земли и населяющих ее людей. Теперь же, после Вавилонского плена, Й’ахве окончательно становится невидимым божеством, отделенным от какой-либо конкретной территории. Он до конца становился не богом Синая, не богом Ханаана, а богом Вселенским.
Ревнивый бог, не желавший делить жертвы с другими богами, окончательно сделался единственно возможным, Единым Богом, а остальные божества объявлялись не то чтобы неправильными… Мало этого! Они объявлялись несуществующими!
Религиозные люди вправе увидеть в этом некие этапы богопознания — постижения людьми объективных знаний о Боге. С точки зрения истории культуры речь идет немного о другом: появился такой вариант культуры, который позволял почитать Единого Невидимого Бога уже не только в Ханаане, но решительно где угодно.
Из этого изменения есть очень любопытное следствие: «портативное» единобожие, в котором умение читать и комментировать священные тексты становится еще и очень динамичным.
Действительно, ведь в любой момент может появиться человек, который начнет комментировать священные тексты как-то «не так», не стандартно. В любой момент любой образованный человек может разочароваться в том, чему учит его ребе в его синагоге, и начать поиск «правильного» иудаизма. При этом он может стремиться его и реформировать, и «очистить» от всяких «позднейших наслоений»… результат будет одинаков: очень реальная перспектива раскола.
Потому что ведь реформатора слушают не только раввины, не только интеллектуальная элита. Идеалом иудеев стала поголовная грамотность — религиозной ценностью стало получить образование — уже для того, чтобы самому читать Библию. Трудно сказать, когда именно был достигнут идеал, но скорее всего, уже к концу Вавилонского плена довольно значительный процент мужского населения стал грамотным. Эти евреи могли если и не участвовать в религиозных диспутах, то по крайней мере понимали, о чем идет речь, и составить собственное мнение. В исторической перспективе число грамотных и образованных все расширялось, пока не охватило практически все мужское население и довольно большой процент женского.
Трактовки Библии обсуждались, разные версии иудаизма принимались разными людьми. Версии эти были чисто теоретическими, они не требовали что-то делать или тем более менять в реальной жизни. Поэтому все версии были очень абстрактными, идеологическими. То есть объяснявшими по-своему какие-то явления окружающего мира.
Для проверки правильности своей версии иудаизма не надо было ни ставить опытов, наблюдать за материальными объектами, ни делать выводов из того, что есть на земле. Все наоборот — утвердившись в своем правильном понимании слов пророка, можно было уже приступать к изменениям материального мира.
Разумеется, разные версии иудаизма принимались не всеми поголовно. Возникали религиозные партии: своего рода версии еврейской культуры. Евреи постоянно разбивались на эти партии и спорили до хрипоты.
Начиная с Вавилонского плена, у иудеев все время появляются какие-то новые партии и течения, спорят между собой… и хорошо, если спорят чисто словесно.
Народ философов.
Поголовно ученый народ
Еврейскую успешность и активность Л. Н. Гумилев объясняет с присущим ему пассионарным апломбом: «Евреи-рахдонихиты представляли суперэтнос, искусственно законсервированный на высокой фазе пассионарности».{183}
Получается: начали евреи жить в городе, оторвались от кормящего и вмещающего ландшафта, а главное — перестали с кем бы то ни было скрещиваться. И генофонд их не менялся тысячелетия… Если читатель внимательно читал это книгу, говорить вам о сохранении неизменного еврейского генофонда уже ничего не надо, и я этого делать не буду.
Более серьезное объяснение состоит в том, что евреи народ более ученый, чем любой другой. Дело как бы даже не в биологическом уме, а в учености, в гибкости интеллекта. Эта позиция более реалистична, потому что если в наше время превосходство евреев в образовании сказывается слабо, то в течение очень длительного исторического времени разрыв между иудеями и гоями был огромен.
Действительно, со времен Вавилонского плена религиозный еврей попросту не мог, не имел права не учиться. «Познай Бога своего» — это религиозный завет. Причем познавать Бога надо было не чувственно, не эмоционально. Познавать надо было рационально, прилагая интеллектуальные усилия.
Религия требовала знать грамоту хотя бы так, чтобы самому прочитать священные книги. Надо было разбираться в религиозных вопросах хотя бы так, чтобы понимать, о чем и почему спорят книжники. Иудаизм после Вавилонского плена оказался отделен от племенной земли, но «зато» прочно прикреплен к целой библиотеке священных текстов.
Можно сколько угодно забавляться, обсуждая бесплодный характер такого учения: мол, евреи обсуждали надуманные, ненужные в практической жизни, не подтверждаемые практикой постулаты. Кому и зачем-де нужно бесплодное умствование по поводу того, какой пророк и когда, по какому поводу и что изрек? Какой смысл в комментариях этих священных текстов, в комментариях на комментарии и в комментариях на комментарии комментариев?!
Сам тип этой учености породил не очень уважаемое в русской культуре словечко «талмудизм». Внесли его в русский язык, кстати, евреи — те, кто начал учиться далеко не одному только Талмуду.
Действительно, ведь не очень легко объяснить, какой смысл в том, чтобы выяснить, «почему в Экклезиасте сказано: «И муха смерти воздух отравляет» — в единственном числе, а не «И мухи смерти воздух отравляют» — во множественном числе». Или зачем помнить наизусть, «где это сказано: «И ходили они от народа к народу»?{184} Что проку в такой учености?
Талмудизм — это символ косности, узости, недоброй неприязни к «не своим», отрешенности от живой правды жизни, от реальности, от любви и уважения к миру.
От словечка веет скукой и пылью, и представляется невольно эдакий старый дурак, который сидит в пыльной скучной комнате и сам весь скучный и пыльный. Сопя и кряхтя, старик с безумно горящими фанатическими глазами скрипит пером, пишет никому и ни за чем не нужный трактат «О погублении души всех, употреблявших в пищу козий сыр»… или какую-нибудь еще злую нелепую чушь.
«Талмудическая» ученость действительно мало помогала в практической жизни. Но во-первых, даже в начальной школе, в хедере учили хотя бы чтению, письму и счету. А ведь чтение, письмо и счет — весьма практические науки и основы всякого образования вообще.
Во-вторых, знание какой-то батареи текстов, умение помнить, какой текст или фрагмент текста откуда взят, умение понимать и комментировать эти тексты — это же основа всякой гуманитарной образованности! И русской в том числе. Вот вы прочитаете… ну, допустим, что-то из «Евгения Онегина» или, например: «И стал княжить он сильно // Княжил семнадцать лет», а ваши собеседники со смехом закончат: «Земля была обильна// Порядка только нет»{185}, — чем отличается эта гимнастика для мозгов, эта веселая игра ученых людей, наконец, эта демонстрация хорошего образования от выяснения талмудически образованного еврея — где и почему сказано: «И ходили они от народа к народу»? Да ничем!
Скажу даже больше. Знание таких текстов, образование в области литературы, истории, культуры, богословия было основой основ и в средневековой Европе, и во всех странах Востока вплоть до появления современной системы дифференцированного, научно обоснованного образования, основанного на компетентности, на знании фактов в самых разных областях.
А ведь многие в еврейских общинах учились не только в начальной школе, хедере, но и в высшей школе, в иешиве. Обучение в иешиве вполне можно сравнить с учением в грамматической школе Древнего Рима, в школе законников-легистов Византии, а образованного еврея — с ученым монахом Европы или ученым чиновником Китая, шэньши.
Такое учение тоже совсем неплохо тренирует мозги. Для него нужно и знание грамоты, и память, и интерес к отвлеченному, и умение оперировать абстрактными понятиями, и способность применять то, что узнал в одном месте, в каких-то совсем иных сферах… Такое образование помогает выявить внутренний интеллектуальный потенциал человека.
То есть получается — учение, став религиозной нормой, сделало религиозной нормой другое выявление интеллектуального потенциала. То есть более угодным Богу, более важным и ценным для Него становился тот, кто учился лучше; то есть тот, кто был умнее, обучаемее, обладал более гибким умом и более емкой памятью, умел связать между собой больше причин и следствий.
Нелепо ставить знак равенства между умом и образованностью, но связь между этими состояниями, конечно же, очень даже имеется: образованность не прибавляет ума, но помогает реализовать тот ум, который у человека есть. К тому же образование приучает совершать умственные усилия, напрягать интеллект, волю, растормаживать воображение и фантазию. Ведь «способности без трудоспособности вообще не заключают в себе существенной ценности»{186}. Учение приучает реализовывать способности, формирует и тренирует работоспособность.
Религиозной нормой для евреев сделалась реализация своих способностей. Чем биологически умнее был еврей, чем он был образованнее, тем он был религиозно совершеннее. Даже в такой сложной и мудрой религии, как христианство, возможен идеал святости без идеала образованности. В том же XX веке граф Лев Николаевич Толстой выводил типы святых, которые потому и святы, что неучены и дики. В одном из его рассказов ходить по водам оказывается способен только монах-отшельник, который и молиться Богу-то не способен — рот у него зарос волосом, потому что монах жил в скиту и разучился говорить. Или описанный И. С. Шмелевым поразительный случай, когда люди всерьез завидуют матери маленького дебила: он ведь угоден Богу, этот юрод…{187}
Далеко не все христиане согласятся с идеями Льва Николаевича; современному россиянину как-то дико читать это место у Ивана Шмелева, но ведь само по себе разлучение двух идеалов — образованности и святости — позволяет сделать и такого рода изуверские выводы. А в иудаизме такой возможности нет. В иудаизме свят тот и только тот, кто образован.
Есть такое словечко на идиш: «шлемазл»; это что-то вроде еврейского юродивого. Это человек, совершенно отрешенный от реальной жизни, не способный ни заработать на жизнь, ни постоять за себя… Но «зато» посвятивший себя книжному учению, ушедший в толкования Талмуда или писание очередных комментариев на комментарии комментариев комментариев.
Такой шлемазл вовсе не уходит от мира, он продолжает жить в семье, а очень часто и заводит собственную семью. Содержать шлемазла — не всегда легкая экономически, но всегда почетная задача. Семьи со своими шлемазлами даже гордились тем, что вырастили такое сокровище.
Достаточно сравнить два типа «юродов» — грязного, полусумасшедшего русского юродивого, и еврейского шлемазла — и будет очень легко понять, почему при равных условиях евреи достаточно легко конкурируют с русскими.
Религиозной ценностью очень давно, по-видимому тоже с Вавилона, стало дать образование как можно большему числу людей; по возможности — всем вообще евреям.
Есть разные оценки, когда именно евреи достигли практически поголовной грамотности — по крайней мере, поголовной грамотности мужского населения. Самые горячие головы утверждают даже, что эта поголовная или почти поголовная грамотность народа достигнута уже в эпоху Вавилонского плена или в эллинистическое время. Скорее всего, это не совсем точно, но в конце концов, какая разница, две тысячи лет назад или «всего» восемнадцать веков назад практически вся иудейская цивилизация сделалась ПОГОЛОВНО ГРАМОТНОЙ. В любом случае это произошло на тысячелетия раньше, чем появились поголовно грамотные народы, относящиеся к другим цивилизациям.
Сквозь времена и страны
Возникали и рушились империи. Кричали религиозные реформаторы. Евреи оказывались в разных уголках мира, и возникали новые еврейские народы. Но каждый, принадлежавший к иудаистской цивилизации, должен был стать грамотным. Если принимал гиюр неграмотный, то его дети или внуки умели читать и писать. Срам, если ты неграмотен! Ты не познаешь Бога своего, ты неугоден Богу, ты не выполняешь его завет.
Наверное, в разных концах мира в разное время иудеи стали грамотны поголовно до последнего человека, — кроме физически не способных освоить элементарную грамоту. Скорее всего, в Вавилоне или в Риме, Александрии или даже какой-нибудь диковатой Паризии сделать это было легче, чем в общинах, заброшенных волею Судьбы в дебри Грузии или Эфиопии. Но идеал был, и евреи старались приблизиться к нему по мере сил.
Уже в Средние века «грамотность мужчин была почти поголовной. Большая часть еврейского общества занималась духовными вопросами и, во всяком случае, была в состоянии следить за ними. Ученость была идеалом, ученый — наиболее уважаемой личностью. Успехи в учении служили основой повышения в общественном положении… Средний уровень образования в еврейских общинах равнялся только тому, на котором находились монастыри и школы при соборах (если не считать некоторых городов Италии)».{188}
Общины евреев ашкенази, обитателей Польши и Западной Руси, за свой счет содержали иешиву и юношей «бахурим», которые учились в иешиве. К каждому такому бахурим приставляли не менее двух мальчиков «неарим», которых он должен был учить. Дабы упражняться в преподавании Талмуда и в научных прениях.
«Каждый юноша со своими двумя учениками кормился в доме одного из состоятельных обывателей и почитался в этой семье как родной сын…
И не было почти ни одного еврейского дома, в котором сам хозяин, либо его сын, либо зять, либо, наконец, столующийся у него ешиботник не был бы ученым; часто же все они встречались в одном доме». В результате: «Нет такой страны, где бы святое учение было бы так распространено между нашими братьями, как в государстве польском».{189}
Забота об учении была важным общественным делом, которое и финансировалось не «по остаточному принципу», и занимало немало времени и сил руководителей общины.
«При начальнике иешивы состоял особый служитель, который ежедневно обходил начальные школы (хедеры) и наблюдал, чтобы дети учились в них усердно и не шатались без дела. Раз в неделю… ученики хедеров обязательно собирались в доме «школьного попечителя», который экзаменовал их в том, что они прошли за неделю, и если кто-нибудь ошибался в ответах, то служитель его крепко бил плетьми, по приказанию попечителя, и также подвергал его великому осрамлению перед прочими мальчиками, дабы он помнил и в следующую неделю учился лучше… Оттого-то и был страх в детях, и учились они усердно… Люди ученые были в большом почете, и народ слушался их во всем; это поощряло многих домогаться ученых степеней и таким образом земля была наполнена знанием».{190}
Битье, вколачивание науки трудно считать разумным способом учить молодежь. Но ведь и в христианских школах секли учеников еще совсем недавно. Грустно это, но такова история. К тому же ведь никакими розгами и плетьми невозможно заставить полюбить книжное учение. А религиозными заповедями — можно. И высоким статусом ученого человека — тоже можно.
«В иешиботах польско-литовских городов учащаяся молодежь пользовалась всеобщим уважением. Даже после того, как эти молодые люди оставляли иешиботы и становились купцами или арендаторами, они продолжали заниматься изучением Талмуда и дискуссиями о нем. Богатые члены общин, даже те, кто сам не отличался ученостью, старались заполучить в качестве женихов для своих дочерей выдающихся учеников иешибот, невзирая на их материальное положение. Таким образом, создалось еврейское руководство, состоящее из богатых и ученых».{191}
Вот такая перспектива — вдохновляла! И даже тот, кто подростком получал по заднице за леность и тупость, мог сколько угодно сердиться. Но старшие ведь не просто били — они показывали лучезарную перспективу. Путь в верха еврейского общества всегда лежал через науку. Имея равное с другим состояние, но будучи ученее и умнее, евреи получали преимущество. А не будучи умным и ученым, вообще можно забыть о социальной карьере.
Ведь для участия в руководстве общиной мало было быть, и даже не всегда было обязательно быть богатым.
Другой человеческий тип
Поголовная грамотность евреев — не следствие высокого развития производства. Не жесткая необходимость, без которой не сделаешь какого-то важного дела. Это совершенно иррациональное, параллельное жизни религиозное требование. Для крестьянина, для работника физического труда знание грамоты и чтение книг совершенно не обязательно. Возможности, конечно, расширяет, но скорее теоретически, чем практически.
Поголовная грамотность скорее готовит кадры для какой-то более сложной работы. Тех, кто хотя бы теоретически может стать чиновником, руководителем, предпринимателем, купцом, приказчиком, интеллектуалом, врачом.
Но ведь не это главное. И для крестьянина, извозчика, грузчика в порту, портного, разносчика, мелкого торговца чтение книг раскрывает новые горизонты. Пусть он навсегда так и останется этим самым крестьянином или портным, но в его жизни будут присутствовать нечто высшее, какие-то отвлеченные духовные интересы. Это расширит его личность, изменит сознание, сделает его намного более сложной и многогранной личностью. То самое раскрытие потенциала, пусть не приложенное к зарабатыванию на жизнь.
Часто приходится слышать, что образование «было недоступно» крестьянам или мещанам мелких городов России еще в начале XIX века. А почему, собственно, так уж и «недоступно»?! И почему оно так вот «недоступно» для всех вообще крестьян и людей тяжкого труда во всем мире, во все времена?!
Евреи в качестве испанских и французских крестьян делают совершенно то же, что крестьяне-христиане. Точно так же пашут и сеют, подрезают ветки и окучивают плодовые деревья, подвязывают виноградные лозы, таскают корзинки с фруктами и овощами, давят сок и так далее. И коз они пасут, и коров доят — точно так же. Но их головы заняты не только доением, подрезанием и вскапыванием.
Никто не мешал испанцам и каталонцам тоже учиться читать и писать. Прямой необходимости не было — но ведь были периоды, когда люди отдыхали от ежедневного тяжелого труда. Были выходные дни и праздники. Были долгие зимние вечера, когда ветер со Средиземного моря свистит над городками, задувая свечу. Были периоды летней жары, когда можно было отвлечься от вскапывания и прополки огородов, а убирать урожай еще не время.
Это время можно было потратить на чтение книг и на обсуждение прочитанного — а можно было на танцы, вино, веселье. А кто-то тратил и на запойное пьянство. Если евреи находили время и силы на чтение — могли найти и все остальные.
Точно так же и горожане. Граждане древнего Новгорода до покорения его Москвой были грамотны практически поголовно. В том числе и водоносы, огородники, гончары и плотники. Ведь никто не мешал этим людям заниматься чем угодно и распоряжаться своими жизнями, как они считают более правильным.
Если почти не знали грамоты жители Владимира и Чернигова — то вовсе не потому, что образование было им совершенно недоступно.
Еще в начале XX века основная масса русского и украинского народов оставалась необразованной. Не могли учить грамоту и читать книги? Тяжелая жизнь так замучила? Но почему тогда образование стало вполне доступно «миллионам жителей гнилых местечек, старьевщикам, контрабандистам, продавцам сельтерской воды, отточившим волю в борьбе за жизнь и мозг за вечерним чтением Торы и Талмуда».{192}
Ведь совершенно очевидно, что особых условий для учения этим старьевщикам и продавцам сельтерской воды никто не создавал. Это они тратили на учение свое время; кровное время, свободное от мелочной торговли. Не на питье водки, а вот на чтение Талмуда.
Иудаисты верят, что Господь Бог избрал еврейский народ, чтобы выковать из него некий новый тип человека. Именно так они трактуют свои отношения с Богом. Для того, мол, Бог заключал договор с Авраамом, гонял евреев по пустыне, посылал пророков, заставлял выполнять заповеди…
Не знаю, как насчет Бога, лично мне он ничего по этому поводу не сообщал. Но вижу очень хорошо: евреи и сами выковывали новый человеческий тип. Уже самим фактом грамотности евреи создали общество с новыми качествами своих членов: независимо от их рода занятий.
Интересно, что евреи вообще придают культуре очень большое значение. Самые крупные, ведущие культурологи России и Европы — евреи. Лотман, Вейнберг, Каган, Рабинович, Барг, Спивак, Клейн… Самое полное определение культуры в современной культурологии дано как раз П. И. Вейнбергом: «Отношение к самому себе, другим людям, обществу, живой и неживой природе, которое проявляется в практической деятельности и передается новым поколениям путем воспитания».{193}
Это отношение надо было изменить, чтобы стать поголовно грамотными (что и произошло в Вавилонии). А потом поголовная грамотность уже сама влияла на это массовое отношение.