В синагогах черты оседлости пели также Эфраим Залман Разумный‚ Пици Абрас‚ Яков Бахман‚ певец и композитор Авраам Моше Бернштейн‚ молодой Иоселе Розенблат. Особенно славился своими канторами Бердичев‚ и всякий заезжий еврей шел послушать Ниси Белцера или Зейделя Ровнера. Когда Зейдель Ровнер – невзрачный старичок с длинными пейсами – приезжал со своим хором в какой-либо городок или местечко‚ собиралась толпа‚ взиравшая на него с величайшим благоговением. А он смотрел на них удивленный и озадаченный: «Чего‚ мол‚ они хотят? Хазана не видели? Он не знал своего значения и веса‚ хотя таил в себе гениальные музыкальные способности, огромные возможности в мире гармонии и звуков».
Имена многих канторов не сохранились в народной памяти; до наших дней дошло упоминание об одном из них‚ безымянном слепом юноше‚ который ездил по местечкам и пел в синагогах. «Сколько надломленных сердец он утешал и успокаивал своими напевами‚ сколько ярких надежд он зажигал в наших душах! Его напевы и песни долго-долго жили потом в закоптелых кузницах‚ в швейных и сапожных мастерских‚ в мирном убаюкивании беспокойных еврейских детей. И если без капли росы и без единого луча солнца они‚ эти гении‚ так пышно вырастали‚ то как и какими выросли бы они на другой почве и при других условиях?..»
В черте оседлости жили тысячи клейзмеров – еврейских музыкантов‚ которые играли на свадьбах‚ праздничных гуляниях и ярмарках‚ а также на торжествах у христиан. Ведущим инструментом еврейского оркестра была‚ как правило‚ скрипка‚ к ней добавлялись – в зависимости от возможностей – контрабас‚ кларнет‚ труба‚ флейта‚ цимбалы, барабан с тарелками. Оркестр клейзмеров часто состоял из членов одной семьи‚ и эта профессия переходила из поколения в поколение. Наиболее даровитые из них сочиняли мелодии, не зная нотной грамоты, эти песни затем распространялись по городам и местечкам.
В Полтаве было 26 семейств еврейских музыкантов‚ в Бердичеве – примерно 50‚ которые содержали собственную синагогу. При встрече и проводах гостей клейзмеры играли «Зайт гезунт» – «Будьте здоровы» и «Добранич» – «Доброй ночи»; на церемонии свадьбы «Мазл тов» – «Счастья вам»; во время свадебной трапезы «Тиш нигн» – «Застольный напев», а также «Мехутоним танц» – «Танец сватов»‚ «Бройгез танц» – «Танец обиды»‚ «Шолем танц» – «Танец примирения», «Мицва танц» – танец отца с невестой, и знаменитый на весь мир «Фрейлехс» – «Веселый танец».
Из воспоминаний М. Бен-Ами: «Музыканты идут. Уже настраивают инструменты. Вот громко заливается флейта бравурными трелями, желая как бы заглушить прорывающуюся тоску; но в этой самой браваде столько тоски, столько мук, столько отчаяния… И видя свое бессилие веселить, флейта начинает заливаться громкими рыданиями… И вздрогнула скрипка и застонала, и от этого стона задрожал контрабас, и послышались глухие рыдания… Рыдает невеста, рыдает мать, рыдают все, даже подростки…»
Самым известным из клейзмеров был скрипач-виртуоз‚ блистательный импровизатор Аарон Моше Холоденко из Бердичева‚ по прозвищу Педоцур; его называли «королем клейзмеров»‚ самой большой похвалой для скрипача было – «играет‚ как Педоцур». Выступал в местечках черты оседлости и Иосл Друкер из Бердичева по прозвищу Стемпеню; Шолом Алейхем написал роман о еврейских музыкантах, назвав его «Стемпеню». Из семьи Друкеров вышло несколько поколений скрипачей‚ пианистов‚ виолончелистов‚ дирижеров; отец Стемпеню играл на кларнете‚ дед – на трубе‚ прадед был цимбалистом‚ прапрадед – флейтистом. Многие прославленные композиторы‚ музыканты и педагоги были потомками клейзмеров: И. Дунаевский‚ Я. Хейфец‚ П. Столярский и другие.
На еврейских свадьбах развлекали присутствующих рассказами‚ анекдотами и песнями профессиональные увеселители – бадханы. Ни один город не обходился без них: Гирш Готлиб, Шайке Файфер, Мотке Хабад, Шайке Дубец, он же Шайке-свистун‚ но самым знаменитым был Эльякум Цунзер из Вильно. Он пел на свадьбах песни собственного сочинения‚ десятки сборников его песен увидели свет в России и Америке. Эльякум Цунзер выступал на богатых свадьбах и брал за это от двадцати пяти до ста рублей; толпы сходились на его выступления‚ требовалось порой вмешательство полиции‚ чтобы удалить со свадьбы незваных гостей. Бадханов побаивались‚ далеко не каждый желал стать объектом их насмешек; некий богач даже платил виленскому острослову Мотке Хабаду ежемесячное жалованье‚ чтобы тот не сочинял о нем анекдоты.
И. Котик:
«В то время отличались клейзмеры из Кобрина; во главе их был реб Шебсл, который хоть и не знал нот, но игрой на скрипке заставлял всех плакать… В его оркестре было до восьми музыкантов и… Тодрес. На каждой свадьбе Тодрес сочинял новые куплеты, в которых упоминалась вся родня жениха и невесты по именам и фамилиям. Во время «покрывания невесты» (жених покрывал ее голову платком – обряд прощания с девичьей жизнью) Тодрес говорил так трогательно, что разрыдался бы и сделанный из железа… Рыдания и вопли достигали небес, женщины исходили слезами, пока кто-нибудь не просил Тодреса и реб Шебсла перестать, потому что у женщин нет больше сил плакать.
В том же оркестре был и Рувеле, уже пожилой человек, от его шуток у праздничного стола все просто лопались со смеха… Опять приходилось просить: хватит уже, у женщин нет больше сил смеяться».
Еврейские газеты попадали в местечки редко и с большим опозданием. «Подписаться на газету не могла ни одна семья‚ – вспоминал Х. Вейцман‚ – это было слишком накладно‚ да и газета всё равно не приходила бы регулярно. Но‚ раз попав в городок‚ экземпляр газеты поочередно обходил все зажиточные семьи; в конце концов, отдельные клочки попадали и к детям». Книжных лавок в местечках не было‚ пару раз в году приезжал странствующий книгопродавец. Он останавливался на синагогальном дворе‚ выпрягал лошадь‚ раскладывал свой товар‚ и его окружали молодые и старые‚ ученые и простолюдины‚ мужчины и женщины.
В 1853 году Авраам Мапу, учитель из Ковно, опубликовал на иврите роман из библейской жизни восьмого века до новой эры, героями которого были Амнон и Тамар. Писатель А. Паперна вспоминал:
«Трудно изобразить‚ какое впечатление произвел на нас первый еврейский роман‚ теперь почти забытый – «Агават Цион» («Любовь к Сиону») А. Мапу. Из однообразно серой‚ копеечно меркантильной‚ мучительно гнетущей копыльской атмосферы мы чародейскою рукою вдруг перенесены были в невиданно чудную землю – в Палестину времен пышного расцвета ее культуры и поэзии…
Перед глазами нашими раскрывались восхитительные картины. Поля с высокими и густыми колосьями пшеницы и ячменя чередуются с горами‚ покрытыми виноградными лозами‚ гранатовыми и фиговыми деревьями, оливковыми рощами… А на этих горах и холмах‚ долинах и лугах под палящими лучами солнца работает красивый‚ бодрый‚ жизнерадостный и свободный народ… орошающий каждый клочок земли своим потом и защищающий каждую ее пядь своей кровью… Что это: сонный бред‚ легенда‚ плод досужей фантазии? Откуда взялись эти чудные картины‚ эти яркие краски‚ эти могучие телом и душою люди‚ любящие жизнь и черпающие из нее полными горстями? Но нет же! Это не фантазия‚ не бред‚ – это всё реальные образы‚ знакомые пейзажи и родные люди‚ взятые целиком и живьем из Библии! Это подлинные евреи! Но если они евреи‚ то кто мы такие?..»
Из еврейских газет и журналов конца девятнадцатого века.
«В Гродиске недавно умер знаменитый цадик Элимелех Шапир‚ пользовавшийся глубоким уважением еврейского населения всего края. На его похороны направились со всех сторон тысячные толпы евреев. В день похорон из Варшавы отошли несколько переполненных экстренных и дополнительных поездов».
«Станция Джанкой. Один из пассажиров штабс-ротмистр Брильянд запротестовал по поводу того‚ что находившиеся в зале пассажиры-евреи говорили между собой по-еврейски. На объяснение начальника станции‚ что на вокзалах железных дорог инородцам не запрещено говорить между собой на родном языке‚ Брильянд потребовал жалобную книгу‚ в которую внес запись: «Был разговор на жидовском языке» – и подписал свою фамилию и чин».
«Смоленск. Проезжая по улице, где строится синагога, ревизор из Петербурга заметил на ней купол, и вскоре губернатор, утвердивший до этого план постройки, предписал: снять купол в семидневный срок… так как он «оскорбляет чувства христианского населения»… иначе он выселит евреев из Смоленска. Угроза оказалась действенной, и злополучный купол был снят».
«Государь-император за отличную усердную службу раввинов – С.-Петербургского Абрама Драбкина‚ Московского Якова Мазе и Варшавского Юделя Сегала – соизволил пожаловать им золотые медали с надписью «За усердие» для ношения на шее на ленте ордена Станислава».
«Оригинальный «погром» произошел на днях в Варшаве. В роли «громил» выступали на этот раз евреи-рабочие‚ которые беспощадно расправлялись с сутенерами и торговцами живым товаром‚ к сожалению‚ тоже евреями… Разгром домов терпимости и расправа с сутенерами продолжались три дня. До ста притонов разгромлено‚ убито десять сутенеров‚ ранено до пятидесяти… Еврейские рабочие расправлялись только с евреями и не трогали ни одного христианина. Расправиться с последними они предоставили христианским рабочим‚ которые последовали потом их примеру».
Очерк тридцать шестойПерепись 1897 г. Экономическое положение российских евреев. Участие в торговле‚ промышленности и сельском хозяйстве. Свадьба в местечке
«В характере российского еврея есть одна счастливая черта… Когда его постигает какая-либо неприятность‚ в его уме тут же всплывает представление о более крупной неприятности‚ которая в данном случае могла бы произойти‚ – и потому он считает себя счастливым».
28 января 1897 года в Российской империи проводилась первая всеобщая перепись населения – по губерниям и уездам Европейской России‚ Царства Польского‚ Кавказа‚ Сибири и Средней Азии. Перепись насчитала в тот день 5 миллионов 175 тысяч евреев: это составило 4‚13 % от населения страны и примерно половину от общего количества евреев во всем мире. Подавляющее большинство российских евреев (93‚9 %) жило в пятнадцати губерниях черты оседлости и в Царстве Польском‚ вне черты – 314 765 человек. Перепись также определила‚ что лица иудейского вероисповедания по своему количеству занимали четвертое место в Российской империи – после православных‚ мусульман и католиков.