Рабби Шнеур Залман освободил хасидизм от суеверных представлений и не позволял развиваться чрезмерному культу цадиков. Праведник‚ или цадик‚ считал он‚ это мудрец‚ учитель‚ а не пророк и ни в коем случае не чудотворец‚ к которому обращаются с просьбами об исцелении или помощи бесплодным женщинам. В Литве и Белоруссии было больше ученых евреев‚ нежели в Польше или на Украине‚ там не мог привиться хасидизм южного толка‚ более основанный на чувстве и экстазе‚ нежели на разуме. Поэтому к рабби Шнеуру Залману шли ученые люди‚ желавшие соединить в вере чувство с познанием‚ и в учении «Хабада» они нашли для себя желаемое. А их авторитет, их пример привлекали в хасидизм прочее население.
В 1784 году в городе Могилеве противники хасидизма осудили заочно рабби Шнеура Залмана и его последователей‚ объявили их вне закона и потребовали‚ чтобы глава хасидов явился в Могилев – выслушать приговор‚ иначе его доставят силой. Рабби Шнеур Залман в Могилев не поехал‚ а взамен этого отправил письмо: «Старейшины опираются на великое древо‚ на благочестивого гаона Элиягу из Вильно‚ многими прославляемого‚ как единственного в своем роде в нашем поколении; но если он и единственный‚ то всё-таки он один‚ а мнение одного не может перевешивать мнения многих‚ стоящих на нашей стороне… Если вы действительно хотите добиться истины‚ то пусть… разберут нас именитые и прославленные мужи‚ знающие Закон и богатые мудростью… И выяснится тогда наша правота‚ как ясный полдень‚ будет покой‚ мир и тишина в народе‚ и не будет разъединения между соединенными в Боге нашем!.. Ваш друг Шнеур Залман, сын Боруха из Лиозно».
Рабби Шнеур Залман приехал в Вильно‚ пришел в дом Виленского гаона‚ но тот отказался его принять. Через несколько дней рабби снова пришел туда‚ чтобы выяснить истину и «водворить мир во Израиле»‚ однако Элиягу Гаон снова не пожелал с ним разговаривать. Приближенные Виленского гаона настаивали‚ чтобы он встретился с «еретиком» лицом к лицу и в диспуте нанес бы окончательный удар хасидизму. Элиягу Гаон не пожелал этого сделать‚ уехал из города и прожил в предместье до тех пор‚ пока «еретик» не покинул Вильно.
Перед вторым разделом Польши началась междоусобная война польской и литовской шляхты со многими жертвами‚ и виленским раввинам было не до хасидов. Те без помех распространяли свое учение‚ а один из хасидов в одежде кающегося грешника даже бродил по польским городам и местечкам и сообщал всем‚ что он – родной сын Виленского гаона‚ который искренне раскаялся в действиях против хасидов‚ и если бы его «отец» был помоложе‚ то непременно пошел бы сам проповедовать хасидское учение.
Обман раскрыли‚ самозванца разоблачили‚ и престарелый Элиягу Гаон немедленно опубликовал послание: «Я и теперь‚ как раньше‚ стою на своем посту‚ и кто только носит еврейское имя, чтит Бога в душе‚ обязан преследовать и угнетать хасидов всеми способами‚ где только возможно… Облекитесь рвением во имя Всевышнего. Пусть искры летят из-под ваших ног‚ пусть пламя пышет из ваших уст‚ пусть сверкает меч‚ меч-мститель за Божественный Закон‚ за Священный завет!.. Так говорит с горечью в душе‚ скорбящий о происходящем‚ ревнующий за Бога и к Нему возносящий душу свою – Элиягу‚ сын рабби Залмана».
В 1795 году‚ после присоединения Литвы к России‚ борьба продолжилась, невзирая на смену властей. На этом ее этапе борцов с хасидизмом стали называть – «миснагдим» (в сефардском произношении «митнагдим»)‚ что в переводе означает «противники»‚ «сопротивляющиеся». Еврейское население Польши‚ Украины‚ Литвы‚ а также других стран Восточной Европы делилось на эти группы – «хасидим» и «миснагдим». Послания Элиягу Гаона не имели силы на Украине‚ где хасиды были в большинстве и безраздельно владычествовали‚ но в Литве и Белоруссии это стало призывом к действию. Снова жгли хасидские книги‚ прерывали всякие отношения с хасидами‚ мешали молиться в их синагогах. Страсти накалялись‚ но самое серьезное было еще впереди.
Элиягу Гаон умер в 1797 году‚ в праздник Суккот‚ и этот радостный день превратился для его последователей в день плача. Улицы Вильно опустели‚ на похоронах присутствовал весь город‚ а местные хасиды веселились по поводу избавления от своего гонителя. Говорили‚ что они пригласили музыкантов и плясали под музыку‚ а люди на кладбище‚ горевавшие над могилой‚ знали о том‚ что «еретики» радуются их горю. Разъяренная толпа ворвалась в дом, где веселились хасиды, стала их бить. Дальнейшее неясно: по официальной версии погибли три хасида‚ которые‚ вроде бы‚ умерли с перепою‚ по неофициальной – толпа убила троих‚ трупы выволокли на улицу‚ топтали ногами, в растерзанном виде бросили в овраг. Остальные хасиды разбежались‚ и «великий страх напал на них».
Через самое малое время в виленских синагогах – в полной темноте, при трубных звуках шофара – провозгласили‚ что хасиды не только «отлучаются и отвергаются от всех‚ но вовсе не признаются сынами Израиля». Создали специальную комиссию для искоренения «секты»‚ назначили «тайного преследователя»‚ и по его наущению толпа оскорбляла хасидов‚ портила их имущество‚ ворвалась в дом одного из них‚ оптового виноторговца‚ открыла краны у бочек и вылила вино наружу. Хасиды пожаловались на это виленскому губернатору‚ и тот запретил кагалу «наказывать евреев‚ нарушающих обряды религии‚ позволил каролинам отправлять богослужение» по их правилам.
Виленские раввины не могли справиться с хасидами своими силами, а потому решили обратиться за помощью к русскому правительству. В то время в Петербурге опасались вредного влияния революционных событий во Франции‚ по всей стране ловили явных и мнимых заговорщиков и привозили на допрос в столицу. Особенно преследовали тайные масонские общества и религиозные секты‚ их руководителей ссылали в Сибирь на поселение или на каторгу. Надо было доказать властям‚ что хасиды – это одна из разновидностей тайных обществ‚ и в Петербург поступил из Вильно донос «о вредных для государства поступках руководителя каролинской секты Залмана Боруховича». Этого было достаточно‚ и в сентябре 1798 года пришло повеление: арестовать в местечке Лиозно главаря «секты» и его «сообщников», «под крепким караулом» отправить в Петербург.
На рабби Шнеура Залмана надели железные оковы‚ посадили в телегу, под охраной отправили в Витебск‚ а оттуда в почтовой карете привезли в Петербург, поместили в одиночную камеру Петропавловской крепости. Известие об этом обрадовало противников хасидизма‚ а «во всех городах‚ куда доходило повеление царя‚ был между хасидами великий плач, и пост‚ и рыдания». Стали собирать деньги «на освобождение учителя» и среди прочего установили особый налог: каждый жених жертвовал на это благое дело часть полученного приданого. Собрали огромную сумму – около 60 000 рублей‚ с этими деньгами ходатаи отправились в Петербург.
С первого дня заключения рабби Шнеур Залман отказался есть тюремную пищу. Он заявил‚ что скорее умрет‚ нежели съест что-либо‚ приготовленное неевреями‚ и тюремные власти разрешили приносить еду из еврейского дома. Вскоре начались допросы узника в Тайной канцелярии‚ где разбирались дела по особо важным государственным преступлениям. На допросах присутствовали сенаторы, высшие сановники‚ и глубокомысленные ответы обвиняемого только укрепляли следователей в их подозрениях. Рабби Шнеура Залмана обвинили в создании вредной религиозной секты‚ в распространении нежелательных религиозных идей и в нелегальной отправке денег в Палестину для каких-то политических целей.
Хасиды деятельно хлопотали в столице и‚ возможно‚ щедрыми подношениями склонили на свою сторону некоторых влиятельных сановников. Узник мог тайком передавать на волю свои письма‚ а следствие проходило без задержек‚ чтобы он долго не томился в одиночке. К последнему допросу следователи подготовили перечень вопросов‚ и хасидская легенда рассказывает‚ что в камеру к рабби Шнеуру Залману чудесным образом явились Баал Шем Тов и рабби Дов Бер, сообщили содержание вопросов и нужные на них ответы‚ – возможно, хасиды сумели заранее передать узнику эти вопросы‚ чтобы он мог к ним подготовиться.
Как бы там ни было‚ на последнем допросе рабби Шнеур Залман отвечал так точно и убедительно‚ что привел в изумление следователей. На самый опасный пункт обвинения – в политической неблагонадежности – он написал подробный письменный ответ‚ рассуждение о том‚ что царь является истинным представителем власти‚ исходящей от Бога, – это произвело в Петербурге благоприятное впечатление. Павел I повелел освободить узника и всех арестованных‚ сохранив за ними «строгое наблюдение». После двух месяцев заключения «Старого ребе» отпустили домой и в сопроводительном письме написали‚ что «секта евреев‚ каролины именуемая‚ остается при прежнем ее существовании». Дату его освобождения – девятнадцатый день месяца кислев по еврейскому календарю – хасиды-хабадники празднуют и сегодня с особым торжеством.
Они ликовали по поводу «чудесного избавления» своего учителя‚ рассказывали всем‚ что он творил в Петербурге удивительные чудеса перед царем и его сановниками‚ и потому они находятся теперь под особым покровительством властей. Виленским хасидам удалось даже сместить прежних руководителей кагала за растрату общественных денег‚ и на новых выборах – впервые в истории Вильно – хасиды попали в правление кагала. Община раскололась‚ враждующие партии посылали властям жалобу за жалобой. В начале 1800 года включился в борьбу бывший раввин Пинского округа Авигдор Хаймович‚ который из-за хасидов потерял свою должность. Говорили‚ что в один прекрасный день пинские хасиды вынесли из синагоги его кресло‚ а взамен положили на пол комок грязи‚ таким способом намекнув раввину на его нежелательность. Авигдор Хаймович поехал в Петербург и подал на имя императора жалобу на «вредную и опасную» секту‚ которая может «подать повод к величайшим дерзостям и злодеяниям». Извращенными толкованиями хасидских цитат он пытался доказать‚ что цадики внушают своим последователям послушание одному только Богу‚ а не людям‚ и потому у сектантов не будет страха перед царем.