Интерес к еврейским общественным потребностям проявлял всегда М.П. Шафир, в течение десятков лет занимавший должность обер-секретаря в Сенате. Он был одним из пионеров еврейского общинного устройства в Петербурге. Гантовер, служивший тоже по Сенату, польский еврей по происхождению, евреем себя не считал и еще в молодые годы принял крещение.
К тому же периоду относится поступление на государственную службу по центральному ведомству юстиции М.Я. Острогорского, ставшего потом одним из виднейших государствоведов и авторов всемирно известных трудов о конституциях разных стран, в особенности о народных представительствах в Америке и в Англии. Об Острогорском, бывшем членом Первой государственной думы от Гродненской губернии, придется еще мне говорить последствии, когда я дойду до воспоминаний, связанных с периодом Государственных дум (1905–1917 годы).
ГЛАВА VII
Проживая несколько месяцев в качестве учителя в доме Трахтенберга, я наслышался рассказов о петербургском еврейском обществе и о виднейших его представителях и составил себе тогда же некоторое представление о них, хотя личных знакомств у меня среди этих евреев почти не было. О многих из этих представителей я накопил воспоминания по сношениям с ними впоследствии, когда стал заниматься еврейскими общественно-политическими вопросами. О них мне придется говорить потом. Но многих из тех, о ком я слышал в первые годы студенчества, я потом, как практический деятель, уже не нашел в живых, и о них я могу лишь передать то, что слышал.
Кроме барона Гинцбурга в центре еврейских дел в начале восьмидесятых годов стояли видные банковские и железнодорожные деятели. Самым популярным из них был покойный Абрам Моисеевич Варшавский. Имя Варшавского мне было известно еще в детстве. Как я уже имел случай упомянуть, он когда-то жил в Полтаве. Во всей Полтавской губернии не было более известного еврея, чем Варшавский. Он был одним из популярных откупщиков, крупным домовладельцем, ему принадлежали в Полтавской губернии и большие имения. Переселившись в столицу в эпоху начала железнодорожного строительства, Варшавский еще до С.С. Полякова стал во главе некоторых железнодорожных предприятий, был учредителем и строителем Московско-Брестской дороги. Судя по рассказам, А.М. Варшавский был неотразимо обаятелен. Я сам впоследствии слышал от многих сановников, лично его знавших, что трудно было встретиться с Варшавским, не полюбив его. Человек с развитыми культурными вкусами, аристократ по духу и по манере, он был центром всего живого и художественного в Петербурге. Его дом был открыт для талантов. Он пользовался большими симпатиями в высших бюрократических кругах; никогда не было на Варшавского каких-либо нареканий, и в деловом смысле он считался безупречно корректным. Об его доброте распространялись легенды; она проявлялась не только в отношении евреев, всегда к нему обращавшихся за помощью, но и нуждающихся других национальностей. Он трагически умер в 1888 году, не считая для себя возможным пережить финансовые затруднения, которые, по его предположению, — как оказалось, ошибочному — могли наложить пятно на его деловую репутацию.
В области банковского дела властителем дум в биржевых и банковских сферах был тогда А.И. Зак. Он также работал по откупам в качестве сотрудника у Е.Г. Гинцбурга и одновременно с ним, в конце пятидесятых годов, переехал в столицу. При учреждении Учетно-ссудного банка, одним из инициаторов которого был барон Е.Г. Гинцбург, Зак перешел в это кредитное учреждение. Исключительные его финансовые дарования быстро выдвинули его, и в начале восьмидесятых годов он уже был директором-распорядителем этого банка, ставшего крупнейшим в Петербурге и имевшего сношения со всеми большими банками Европы и Америки. Кроме того, Зак был одним из учредителей и председателем правления общества Либаво-Роменской железной дороги. Зак пользовался репутацией одного из умнейших людей; был меценатом в области музыки, которую страстно любил. Не было музыканта или певца, приезжавшего в Петербург, который бы в доме Зака не участвовал в музыкальных вечерах, устраивавшихся им периодически и собиравших к нему сливки петербургского не только финансового, но и бюрократического общества. Зак имел обширный круг родственников, своих и жены, и пристраивал их к предприятиям, во главе которых стоял. Но он и помимо родственных связей продвигал людей, в которых усматривал способности; вообще умел выбирать людей, пригодных для его дел. В отличие от Варшавского, он был суров, сух в обращении и не пользовался репутацией доброго человека. Его внешняя резкость привела даже к одному прискорбному инциденту — столкновению с учащеюся еврейской молодежью, представители коей явились к нему за помощью. В делах еврейских он всегда принимал Значительное участие: привлекал его к ним барон Е.Г. Гинцбург, ценивший и его ум, и его связи.
С.С. Поляков, уже в 1882 году владелец крупного особняка по Английской набережной, возле Сената, был фактическим железнодорожным королем. Про его богатство ходили баснословные слухи, и, конечно, преувеличенные. Это был первый еврей, получивший чин тайного советника, не состоя на государственной службе. Не было железнодорожного дела, в котором Поляков не был бы заинтересован и не играл бы крупнейшей роли. Он избегал сношений с петербургскими евреями, стоял как бы особняком от них, но зато крайне радушно принимал всяких сановников, князей, графов, искавших его расположения в своих материальных интересах. В нем заискивали, считали его деловым гением, но я никогда ни от кого из близко знавших его сановных лиц не слышал о том, чтобы Полякова любили и чтобы ему были преданы даже те, которых он пристраивал к разным выгодным местам. Его деловое влияние не имело для еврейства никаких благотворных результатов; оно раздражало больше, чем располагало. Участие его в еврейских учреждениях было почти незаметным, но зато он охотно участвовал в общеполезных учреждениях общерусских. Когда я был студентом, он учредил при университете, в память об императоре Александре II, общежитие для студентов под названием Коллегии, куда евреев вовсе не принимали. Инициативу в области еврейской принял Поляков только один раз, под влиянием сблизившегося с ним профессора Бакста в 1880 году, для учреждения по случаю двадцатипятилетия царствования Александра II Ремесленного фонда, для которого, по хлопотам барона Гинцбурга, были утверждены Министерством внутренних дел временные правила. Фонд имел назначением оказание помощи евреям-ремесленникам и содействие развитию среди евреев ремесел и земледелия. Временные правила должны были действовать впредь до предстоящего утверждения устава соответственного общества. Но устав, ввиду наступившей перемены отношения к евреям с восьмидесятых годов, все не утверждался, временные правила остались в действии более двадцати лет, и только в 1906 году Общество ремесленного и земледельческого труда среди евреев (ОРТ) было учреждено по уставу, зарегистрированному в порядке закона 1904 года. Вместе с Поляковым в учреждении фонда участвовали кроме барона Гинцбурга Варшавский и Зак; привлечены были к участию кроме представителей финансовой сферы и интеллигенты: профессор Бакст, ставший душой этого дела, которому он отдал неусыпные заботы и труды, Я.М. Гальперин и др. С.С. Поляков умер в 1888 году. По завещанию он оставил сравнительно ничтожные легаты[188] в пользу еврейских учреждений; но и эти завещательные распоряжения, однако, не осуществились по причине, беспримерной в истории еврейской благотворительности, а именно — по явному уклонению его единственного наследника Д.С. Полякова, человека, чуждого всяких истинно культурных и духовных интересов, от исполнения воли его отца-завещателя, несмотря на скромность тех «жертв», какие должна была понести наследственная масса в пользу благотворительных учреждений. После того как в течение более тридцати лет все усилия побудить поляковского наследника к исполнению завещания остались без результата, пришлось начать от имени хозяйственного правления петербургской синагоги судебный процесс; но тут истцы натолкнулись на возражение, которое и в деловых сношениях считается не всегда благовидным, а именно — на погашение завещательного обязательства по давности. Нашлись, конечно, и адвокаты, которые это возражение от имени Д. Полякова заявили перед судом, и процесс, начатый в уверенности, что до такого способа сопротивления воле завещателя Поляков не дойдет, был проигран. Этот самый Поляков был студентом в то время, когда я был в университете. С евреями Поляков не встречался, но зато всегда вращался в кругу студентов, носивших аристократические имена графов или князей, и богатых, и захудалых. В оказании помощи нуждающимся товарищам-евреям Поляков участия не принимал.
Много слышал я тогда о Д.Ф. Фейнберге, служившем у барона Г.О. Гинцбурга и пользовавшемся уже тогда популярностью у богатых евреев Петербурга. Но о нем речь будет впереди.
В Петербурге тогда функционировала временная синагога (у Египетского моста). Студенты тогда в синагогу не ходили, и я, будучи студентом, к стыду моему, ни разу там не был. Общественный раввин А.А. Драбкин нам, студентам, был неизвестен; и конечно, не интересовал их и духовный раввин Ланда, хотя это был, по словам людей, его знавших, выдающийся ученый талмудист и крупный общественный работник.
После погромов созваны были депутаты-евреи из провинции, заседавшие в Петербурге под председательством инициатора созыва, барона Г.О. Гинцбурга. Кроме М.Г. Маргулиса из Одессы, никого из видных интеллигентов провинция не послала, да их, впрочем, почти и не было там. Вскоре после издания временных правил 3 мая 1882 года, а именно в 1883 году, назначена была Высшая комиссия под председательством бывшего министра юстиции графа Палена для пересмотра всех действующих о евреях законов. В эту комиссию были приглашены в качестве экспертов и евреи. Покуда комиссия раз