ублики необходимо иметь качества, которые мне не свойственны; научных же знаний не требуется, и, что хуже всего, деятельность удачливого уголовного защитника не кончается произнесением приговора, она должна быть более энергична и направляться в сторону рекламирования в газетах по окончании дела.
Благодаря содействию покойного Трахтенберга мне случилось несколько раз составлять кассационные жалобы по уголовным делам. Туг простор для меня был более широкий: можно было применять теоретические знания к практическим случаям. Но жалобы выходили слишком обширными и теоретическими, и поэтому они не соответствовали требованиям, которые установились в уголовном кассационном департаменте. В первый же год моей адвокатской работы мне приходилось несколько раз выступать в уголовном кассационном департаменте — поддерживать кассационные жалобы. Защиты в Сенате были мне крайне симпатичны. Спокойная атмосфера залы заседаний, возможность теоретического обоснования того или другого положения подходили к роду моей юридической подготовки. В заседаниях отделений уголовного департамента (тогда уже не все дела рассматривались при участии всего департамента; в общее присутствие восходили лишь дела принципиального свойства, передаваемые туда из отделений для разрешения специальных вопросов) председательствовали или «перво присутствовали» сенаторы, иногда нервные, небольшие любители задержек, которые причинялись выступлением защитника, поддерживающего кассационные доводы данной жалобы. Один из таких, перед которым мне приходилось выступать, желчный, нетерпеливый старик, раздражался каждый раз, когда представлялись мною соображения с ссылкой на научные авторитеты, и не раз мне приходилось слышать от него окрики: «Вы нам лекций не читайте».
Все эти выступления и бывали не часто, и оплачивались весьма скудно, и существовать на адвокатский заработок в самом начале было трудно.
В одной из групп конференций руководителем состоял А.Я. Пассовер. О Пассовере не уставали беседовать молодые адвокаты, причем сообщалось всегда и об его необычайных знаниях, о колоссальном его таланте, и в такой же мере о разных чудачествах, им проявленных. Он был членом Совета присяжных поверенных, но как раз ко времени моего фактического вступления в адвокатуру отказался от звания члена Совета и с тех пор упорно отказывался быть вновь избранным.
Причина выхода его из Совета имеет исторический интерес. В 1889 году, в отчете о деятельности Совета присяжных поверенных за 1888 год, появились сведения статистического характера о числе присяжных поверенных разных исповеданий с обозначением процентного отношения каждого исповедания к общему числу. В составе сословия имелось много поляков и еще больше евреев. Поляки вместе с евреями составляли едва ли не большинство. Это обстоятельство объяснялось тем, что православные по окончании университета немедленно же получали назначение по судебному ведомству, вступали в число кандидатов на судебные должности[216], быстро продвигались в исполняющие должности следователей или товарищей прокуроров и безмятежно продолжали свою карьеру. Евреи же на государственную службу не принимались; начиная с начала восьмидесятых годов трудно было назвать кого-либо из евреев, которые допущены были к вступлению в кандидаты на судебные должности. К концу восьмидесятых годов, когда политика Александра III была в апогее своей реакционности, ограничительные тенденции стали высказываться и по отношению к лицам польской национальности: и они уже встречали затруднение и при принятии на государственную службу, и в особенности при дальнейшем движении по службе в судебном ведомстве. В Польшу поляки на судебные должности не назначались по секретному распоряжению Министерства юстиции. В западных губерниях и юго-западных, где имеется значительный польский элемент, так же как и в Киеве, поляков на государственную службу по судебному ведомству также не назначали. Оканчивающим юридический факультет евреям, а затем постепенно и полякам оставалось лишь одно: избрать свободную профессию, то есть вступить в адвокатуру. Никакого требования со стороны Министерства юстиции о том, что в Совете присяжных поверенных вели статистику по исповеданиям, не было, и, таким образом, появление в отчете за 1888 год этих данных свидетельствовало об инициативе самого Совета, имевшей, очевидно, какую-то цель. В среде сословия, и в особенности в Совете, решительно не было и тени каких-либо тенденций антисемитских и антипольских. Это, быть может, был единственный круг людей, имевших определенную организацию, в котором к тому времени не замечалось тенденции привилегирования православных и притеснения иноверческих или «инородческих», как это называлось, элементов. Председателем Совета присяжных поверенных в 1888 году был В.Д. Спасович. Репутация его как либерала была твердо установлена и не подавала никакого основания к тому, чтобы ожидать от него инициативы в области разделения людей свободной профессии по вероисповедному и национальному признаку. Тем более казалась странной такая инициатива именно со стороны поляка В.Д. Спасовича: статистика столичной адвокатуры не была благоприятной и в отношении заполнения адвокатуры польским элементом. Между тем, как выяснилось, инициатива адвокатской вероисповедной статистики исходила именно от него. Задаваясь вопросом, как объяснить этот факт, я с течением времени ответ на этот вопрос нашел, по мере того, как стал близко наблюдать и политику правительства в отношении инородческих и иноверческих элементов, и ту политику, которую сами угнетаемые народности вели в отношении друг друга. Если еврейский вопрос служил как бы громоотводом для общей политики, что ясно выразилось, как я уже подробно объяснял, в погромной политике царствования Александра III, то угнетаемые народности, в стремлении отвлечь от себя накопившееся в политическом воздухе реакционное электричество, тоже часто в качестве громоотвода пользовались указаниями на евреев. Впоследствии я неоднократно мог констатировать с полной безошибочностью, что инициатива того или другого в отношении евреев мероприятия совпадала с предположением о принятии ограничительной меры против какой-либо другой национальности, и эта инициатива исходила именно от представителей угрожаемой национальности. Такими угрожаемыми на втором месте после евреев в эпоху, о которой я говорю, были прежде всего поляки, а затем также и немцы.
Угнетение национальностей было как бы коньком Александра III, стремившегося русифицировать все части России, дать господство великороссийскому элементу и подавить все культурно-национальные ценности других народностей. Подобно тому как во внутренней политике Александра III первое место занимал принцип господства дворян над другими сословиями, точно так же его политика руководилась целью среди национальностей признавать особенно привилегированною, как бы дворянством, только русскую национальность. Это было проявлением одного из трех устоев его системы, возвещенных, как я уже имел случай упоминать, в знаменитом манифесте «На нас» — а именно «православия». За евреями, которых, впрочем, правительство не старалось русифицировать, а просто подавляло, следовали поляки, в отношении которых русификаторская политика была совершенно ясно выражена. Даже еврейский язык не подвергался таким преследованиям, как польский. В самой Варшаве запрещалось на вывесках помещать польские надписи; станции железных дорог запрещено было помечать наряду с русскими названиями — польскими и т. д.
Я далек от мысли бросить памяти Спасовича, одного из виднейших людей второй половины XIX столетия и одного из лучших борцов за либеральные идеи в России, укор в антисемитизме; но думаю, что и самые близкие к Спасовичу люди — как и он сам, если бы он был жив, — не стали бы отрицать, что он прежде всего был поляк (хотя и православного исповедания), и притом поляк-политик, действовавший в интересах своей национальности. Статистика участия евреев и поляков в адвокатуре могла бы иметь своим последствием то, что правительство убедилось бы, что заграждения к поступлению на государственную службу для преследуемых правительством национальностей приводят к ненормальным явлениям: одно из них — переполнение свободной профессии представителями этих национальностей и как бы вытеснение «дворянской», так сказать, национальности, то есть русских православных. И действительно, при передаче отчета Совета присяжных поверенных за 1888 год согласно установившемуся обычаю, министру юстиции Манасеину представителями Совета во главе с председателем Спасовичем Манасеин обратил внимание на статистику, приведенную в отчете. На его замечание, что процент участия евреев в адвокатуре не соответствует их отношению к общему населению и представляется ненормальным и, с его, Манасеина, точки зрения, нежелательным, Спасович дал ответ, смысл которого заключался в том, что явление действительно ненормально, но причиной этому служит правительственная политика, и «ненормальное» явление легко можно устранить. И на вопрос Манасеина, прервавшего Спасовича: «А как же можно изменить?» — вопрос, который, по-видимому, ожидал ответа в духе самого Манасеина, то есть запретить, — на этот вопрос Спасович ответил: устранить это легко, допускайте евреев свободно к приему на государственные должности, тогда они не будут в таком большом числе поступать в присяжную адвокатуру; ныне же, при безусловном закрытии для них доступа на государственную службу, евреи-юристы не имеют иного выбора для профессионального применения своего образования, как адвокатура. Через несколько недель последовал знаменитый доклад Манасеина об ограничении поступления евреев в адвокатуру. Поляков эта мера на коснулась.
Пассовер не счел для себя возможным оставаться в составе Совета и вышел из него. Но это не повлияло на установившуюся между Пассовером и молодой адвокатурой связь через конференцию «второй группы», руководителем которой он оставался и после выхода из состава Совета.
Занятия группы под руководством Пассовера посещались стажиерами больше, чем занятия в других группах. Сам Пассовер аккуратно появлялся в назначенное время; в частные беседы с молодежью он не вступал; если еще не собиралось достаточного количества в аудитории, то он уходил, бродил по пустым коридорам суда, уединяясь, подобно тому как уединялся и во время судебных заседаний, в которых он принимал участие в качестве адвоката.