Москва в отношении еврейских интересов находилась в особом положении. До конца восьмидесятых годов общественные еврейские интересы сосредоточивались в отделении Общества распространения просвещения среди евреев, во главе которого стоял покойный В.О. Гаркави. Он был единственный человек в Москве того времени, который поддерживал связи с Петербургом по еврейским делам. Лазарь Соломонович Поляков, брат петербургского железнодорожного короля Полякова, был виднейшим лицом в Москве; основатель и руководитель банков и многих промышленных предприятий, он пользовался в Москве большим влиянием. Он был патроном еврейских интересов; однако ему не удавалось играть роль, аналогичную той, которая принадлежала в Петербурге, в центре, Г.О. Гинцбургу. Щедрый жертвователь и вообще добрый человек, Поляков много помогал нуждающимся евреям в Москве и обеспечивал благосклонное отношение властей в вопросах, касающихся евреев. До выселений 1891 года, последовавших за назначением московским генерал-губернатором великого князя Сергея Александровича, Москва находилась в особых условиях. Быстро росло в ней число состоятельных евреев. Незаметно они сделались необходимым элементом московской торговли и промышленности. Ни один город не привлекал столько представителей промышленной энергии, главным образом из Курляндии и Польши, наряду с выходцами из Литвы. Московские евреи быстро шли к ассимиляции. Ортодоксия заметно слабела. Еще менее, чем в Петербурге, московская еврейская интеллигенция интересовалась еврейством. Кроме В.О. Гаркави в конце восьмидесятых годов не было никого. Выселения из Москвы сильно ослабили еврейский элемент и вызвали необходимость индивидуальной борьбы за существование тех, которые оставались. Много сотен таких евреев встречалось мне на пути отстаивания еврейских прав в эту грозную для Москвы годину. Но все они были лишены общественных инстинктов, и можно сказать, что Гаркави, а впоследствии и присяжный поверенный А.Л. Фукс были единственными выразителями общественных течений московского еврейства.
Гаркави, видный московский адвокат, был родом из Вильны; он находился в близком родстве с виленской семьей Ромм. Он пользовался уважением не только своих товарищей по профессии, но и московских купеческих кругов. Еврейская молодежь высших учебных заведений Москвы находила у него теплое сочувствие и, можно сказать, нежную заботу о себе. Беззаветно служил он делу еврейского просвещения и созидания еврейских учреждений. По его инициативе создалось в Москве ремесленное училище, процветавшее с самого своего основания и до закрытия его великим князем Сергеем Александровичем. Гаркави был и в числе инициаторов постройки синагоги в Москве, которая была закрыта вскоре после назначения великого князя генерал-губернатором. И только благодаря хлопотам и неустанным заботам Гаркави, при содействии разных влияний в Петербурге, удалось впоследствии вновь открыть синагогу. Благодаря Гаркави, Москва сознала потребность иметь общественного раввина, который мог бы достойно представлять московское еврейство, какового она и нашла в лице молодого тогда помощника присяжного поверенного, одного из красноречивейших молодых ораторов, знатока иудаизма Я.И. Мазе, который переменил предстоявшую ему несомненно блестящую адвокатскую карьеру на службу московскому еврейству в качестве общественного раввина.
В Риге, стоявшей в первом ряду под огнем антисемитизма, в центре местной жизни и представителем ее был покойный Лейб Шалит. Рижская общественная жизнь шла особой дорогой. Там сохранился по закону кагал в то время, когда уже о нем в черте оседлости почти забыли. Вся рижская жизнь, носившая немецкий отпечаток в смысле организованности и порядка, отразилась на еврейском общественном укладе. Во главе рижских евреев стоял Шалит, обладавший немецкой культурностью, горячий еврей с бесконечно добрым сердцем, отзывчивым на все еврейские нужды. Ортодоксально настроенный, он нес постоянную заботу о просвещении молодого поколения, учредил отделение Общества распространения просвещения и незадолго перед смертью создал образцовое ремесленное училище, не имевшее себе равного в ряду еврейских учебных заведений в России. Он постоянно приезжал в Петербург, пользовался безграничным уважением со стороны здешних деятелей, в частности барона Гинцбурга, и всегда играл как бы роль примирителя ортодоксальных стремлений духовных раввинов и стремлений поборников общего просвещения. Когда началась беспощадная полоса выселений из Риги в бытность рижским полицеймейстером полковника Власовского в 1890 году, Шалит проявил колоссальную энергию и активность, смягчившие удары, сыпавшиеся на рижских евреев. Он пользовался большим уважением среди немецкого купечества и баронства.
В Минске в центре местной еврейской жизни стояли доктор Лунц и представитель ортодоксии покойный Поляк. Главным общественным деятелем в Кишиневе был в то время Абрам Гринберг, переселившийся потом в Одессу.
В Житомире старейшиной еврейского общественного дела был и оставался бывший раввин его, покойный Иссер Кулишер, один из пионеров еврейского просвещения на Волыни и выразитель волынских еврейских общественных интересов.
Поддерживались сношения из Петербурга и с польским еврейством в лице варшавских представителей общины. Из других мест Царства Польского редко обращались непосредственно сюда; все шло через Варшаву.
В Польше еврейская общинная жизнь имела свою уже налаженную организацию в виде учрежденных еще в тридцатых годах прошлого столетия Божничных дозоров. В самой Варшаве функционировало еврейское общинное управление. Вместо действовавшего в черте оседлости коробочного сбора еврейские общины в Польше имели право принудительного обложения по раскладке, в размере суммы, необходимой для содержания еврейских религиозных учреждений и заведений общественного призрения. Сметы расходов и раскладка, падающая на плательщиков, утверждались городским магистратом; раскладочный сбор в виде налога взыскивался мерами полиции на одинаковых началах с городскими повинностями и сборами. В своей деятельности дозоры, а в Варшаве общинное управление подчинены были надзору магистратов и губернских правлений. Дозоры и община в Варшаве пользовались правами юридического лица, могли приобретать имущество и получать легаты по завещаниям. Общинное управление в Варшаве к началу девяностых годов находилось в руках элементов ассимиляторских, то есть евреев, признававших себя поляками Моисеева закона. Они явно не желали сливать свои интересы с интересами русского еврейства. И если Варшава поддерживала сношения с Петербургом, то они ограничивались крайними случаями, когда речь шла о необходимости добиваться благоприятного решения центральных ведомств. Эти случаи были не часты, так как центральная власть заслонялась на месте властью генерал-губернатора, снабженного обширными полномочиями, почти сходными с полномочиями прежнего автономного наместника Царства Польского. В отношении еврейского вопроса замечалась несогласованность политики центральной власти и генерал-губернаторской. До неудавшейся попытки товарища министра внутренних дел Плеве распространить ограничительные законы о евреях империи и на евреев Царства Польского политика центрального правительства отличалась сравнительной благожелательностью к еврейскому населению Царства Польского. Эта благожелательность имела тот же источник, что и ясно выраженная благожелательность к польскому крестьянству, а именно — стремление ослабить польское шляхетство как носителя чаяний о самостоятельности Польши. Принцип «разделяй и властвуй», применявшийся в окраинной политике, находил особенно яркое выражение в русской политике в Польше; в сферу действия этого принципа входил отчасти еврейский вопрос. Местные же власти, в лице генерал-губернатора, в особенности занимавшего тогда этот пост генерала Гурко, стихийно склонялись на сторону природного влечения к антисемитизму и одинаково угнетали и поляков и евреев. Отсюда и вытекала иногда потребность у варшавских представителей еврейства прибегать к центральной власти и к содействию петербургских деятелей, в частности барона Гинцбурга. Впоследствии при создании центрального комитета Еврейского колонизационного общества и учреждении отделения его в Варшаве, при усиленной эмиграции из Польши евреев, связь между варшавскими деятелями и петербургскими окрепла. Представителем варшавского еврейства в Петербурге был глава банкирского дома «Г. Вавельберг» — И.А. Вавельберг. Из варшавских же евреев делу служения местным еврейским интересам был предан Станислав Натансон, унаследовавший общественную роль в Варшаве от своего отца, бывшего председателем варшавского общинного управления. Натансон отличался от руководящих лидеров варшавского ассимиляторства. Преданный польской культуре, он сохранил в большей, сравнительно с другими, мере приверженность к еврейству. Высококультурный и просвещенный работник, он в еврейское общественное дело в Варшаве вносил безупречную корректность и порядок. Это достигалось с большим трудом: еврейское население Варшавы состояло в подавляющем большинстве из хасидской массы, враждебно настроенной ко всем просветительным начинаниям общинного управления и смотревшей на представителей его как на власть, поставленную от правительства, хотя формально и избиравшуюся плательщиками общинного налога. Эта масса была далека от общественных интересов и находилась тогда, как, впрочем, и теперь, под безусловным влиянием цадиков. В то время еще не ощущалось в Варшаве влияние русских евреев. Только после выселения из Москвы и перехода многих московских промышленников в Варшаву стала постепенно разгораться борьба между национально настроенными русскими евреями и представителями польской ассимиляции. Эта борьба имела и глубокие политические корни. Польское еврейство стремилось сохранить добрые отношения с поляками, которые, с своей стороны, обвиняли еврейство в готовности идти навстречу обрусительным начинаниям правительства. Прилив в Варшаву и в Лодзь русско-еврейских элементов, говоривших по-русски, давал полякам повод, несмотря на все старания польских евреев проявлять солидарность с польскими политическими интересами, обвинять еврейство в измене польской культуре; этим питались врожденные полякам антисемитские чувства, постепенно доросшие в новейшее время до бойкота евреев. В результате усиленной борьбы со стороны новых элементов русским евреям удалось завоевать некоторые позиции в общинном управлении Варшавы. Одним из представителей литовского, то есть русского, еврейства, примиряющего борющиеся стороны, был о