Евреи: язык как линия разделения
Разрыв между «передовым отрядом» российского еврейства, все более интегрировавшимся в русское общество, и основной массой их местечковых единоверцев все более увеличивался. Постепенно они даже начинали говорить «на разных языках» в прямом смысле этого слова.
В 1897 году 5 054 300 (96,90%) российских евреев назвали жаргон (как на официальном языке именовали идиш) родным языком. Далее шли русский язык – 67 063 (1,28%), польский – 47 060 (0,90%) и немецкий – 22 782 (0,44%). При этом по-русски умели читать «несколько менее половины (45%) взрослых евреев мужского пола» и четверть женского. По знанию «русской грамоты» евреи занимали одно из первых мест среди народов России; они отставали от немцев, но опережали русских. В Черте оседлости подавляющее большинство евреев могли объясняться по-украински или по-белорусски.
Среди тех 3% евреев, которые уже не могли назвать идиш родным языком, был восемнадцатилетний Лев Бронштейн (ставший впоследствии известным под псевдонимом Троцкий). Он говорил с детства на смеси русского и украинского; племяннику его матери пришлось учить юного Леву чисто и без акцента (украинского!) говорить по-русски.
Быстрыми темпами шли процессы аккультурации и ассимиляции петербургских евреев. В 1855 году в Петербурге насчитывалось менее 500 евреев, в 1910-м – почти 35 тысяч; если в 1869 году идиш назвали родным языком 97% евреев – обитателей Петербурга, то в 1890 году русский язык считали родным 28% петербургских евреев, в 1900 году – 36%, в 1910-м – 42%, в то время как доля идиша снизилась до 42%. Дети еврейской элиты ходили в русские гимназии, учились в русских университетах, постепенно они становились людьми русской культуры. Не для всех это означало разрыв с еврейством.
Алексей Гольденвейзер, сын известного киевского адвоката Александра Гольденвейзера, учился в киевской Первой гимназии вместе с будущим профессором богословия Владимиром Ильиным, сыном философа и публициста князя Евгения Трубецкого Сергеем и будущим министром иностранных дел петлюровского правительства Александром Шульгиным. Любопытно, что в гимназическом кружке элитной киевской гимназии в 1905–1906 годах только молодой князь Трубецкой и Гольденвейзер были противниками социализма. Впоследствии, став, как и его отец, адвокатом, Гольденвейзер-младший принимал активное участие в «еврейской политике» в Киеве; он, конечно, понимал язык еврейской улицы, но, по его собственному признанию, идиш был для него «малознакомым» языком.
За двадцать лет, прошедших между переписью 1897 года и революцией, при тогдашнем динамизме российской жизни должны были произойти существенные изменения в степени аккультурации еврейства. Мы можем судить об этом по косвенным данным. По переписи 1926 года, проведенной уже в СССР, 70,4% евреев назвали идиш родным языком, однако только 42,5% грамотных евреев, проживавших на Украине, умели читать на идише, и соответственно – 56,4% евреев, проживавших в Белоруссии. Для половины грамотных евреев в основных местах их расселения литературным языком, языком чтения, стал русский. Несомненно, что за пределами бывшей Черты оседлости уровень аккультурации должен был быть еще выше. Очевидно также, что эти изменения не могли произойти только за неполные десять лет советской власти.
Евреи играли заметную роль в начале ХX века в русской литературе и критике, но особенно в журналистике и издательском деле. Видную роль евреи играли в русской адвокатуре. В 1888 году по Петербургскому судебному округу они составляли 21% всех присяжных поверенных и 39% помощников присяжных поверенных. Среди «звезд» русской адвокатуры были Александр Пассовер, Генрих Слиозберг, Максим Винавер, Оскар Грузенберг (Петербург), Александр Гольденвейзер (Киев) и другие. Однако с конца 1880-х годов правительство, в полном согласии и в известной степени по инициативе немалой части христианских коллег по адвокатскому цеху, начало принимать меры по ограничению доступа евреев в адвокатуру.
В 1889 году император утвердил доклад министра юстиции Николая Манасеина, согласно которому допуск в адвокатуру лиц нехристианских исповеданий производился только с разрешения министра юстиции по представлению советов присяжных поверенных. На практике это означало, что евреи должны были приниматься в адвокатуру в виде исключения. Так, знаменитые юристы Винавер и Грузенберг, фактически выполняя работу адвокатов, числились в помощниках присяжных поверенных пятнадцать и шестнадцать лет соответственно. В 1915 году была введена процентная норма для приема евреев в состав присяжных поверенных: 15% для округов варшавской, виленской и одесской судебных палат, 10% для округов петроградской и киевской палат и 5% для прочих судебных округов.
Возникновение еврейских политических партий. Зигзаги правительственной политики
В конце XIX – начале XX века быстрыми темпами шло разложение традиционного еврейского общества: эмиграция, стремление все большего количества молодых людей получить светское образование, пролетаризация значительной части еврейского населения подрывали систему ценностей, считавшихся ранее бесспорными.
Все большее число евреев, преимущественно молодежи, втягивалось в политическую борьбу. В 1897 году на нелегальном съезде в Вильне был основан Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России (Бунд, что на идище означает «союз»). Это была первая социал-демократическая партия в России и самая крупная еврейская политическая партия. Среди основателей РСДРП в 1898 году было трое бундовцев. Бундовцы были противниками сионизма, однако в своей деятельности Бунд преследовал не только классовые, но и национальные цели, добиваясь культурно-национальной автономии для евреев. По этому вопросу Бунд разошелся с РСДРП и в 1903 году покинул своих ближайших союзников (вернулся в РСДРП в 1906-м).
С 1899 года начали образовываться группы Поалей Цион (рабочие Сиона), стремившиеся соединить сионизм с социализмом. В 1903 году возникли группы Цеирей Цион (сионисты Сиона), стоявшие на позициях немарксистского социализма. В январе 1905 года часть поалей-ционистов, поддерживавших территориализм, то есть создание еврейского государства не обязательно в Эрец-Исраэль, образовала Сионистско-социалистическую рабочую партию (лидер и идеолог – Нахман Сыркин); в феврале 1906 года другая часть, оставшаяся верной «классическому» сионизму, объединилась в Социал-демократическую партию Поалей Цион (Бер Борохов). В апреле того же года образовалась Социалистическая еврейская рабочая партия (СЕРП) во главе с Хаимом Житловским, выступавшая как против территориализма, так и против сионизма.
В 1906 году в Еврейскую народную партию (Фолкспартей) объединились последователи историка и мыслителя Семена Дубнова, полагавшего, что евреи, являющиеся «единой духовной нацией», должны вести борьбу за «широкую культурную и общинную автономию». Сионизм Дубнов считал лекарством для слабых духом. Наконец, в том же году была создана Еврейская народная группа во главе с Винавером – вариант «еврейских кадетов»; члены группы также придерживались антисионистских взглядов.
Немалое число евреев насчитывалось среди лидеров общероссийских революционных партий, в том числе РСДРП (Юлий Мартов-Цедербаум, Павел Аксельрод и др.) и социалистов-революционеров (Григорий Гершуни, братья Михаил и Абрам Гоцы и др.); российский анархизм начала века появился поначалу в Черте оседлости (его главными центрами были Белосток, Екатеринослав и Одесса), и нередко большинство в анархистских группах составляли евреи. Подробнее об этом мы поговорим в главе о евреях и русской революции.
Наряду с радикализацией «еврейской политики» продолжался процесс интеграции евреев в российское общество. Собственно, вовлеченность в политическую борьбу в империи также была формой интеграции. В течение полувека сформировалась субкультура «русских евреев», считавших себя, даже если это не произносилось вслух, «русскими Моисеева закона». Это была сравнительно малочисленная, но весьма влиятельная группа, заметно отличавшаяся от своих соплеменников по уровню образования, материальному благосостоянию, профессиональному составу, культуре. Они были глубоко укоренены в российской экономике, активны в российской политике. Для большинства из них русская культура стала столь же своей, как еврейская, а русский язык был если не родным, то, во всяком случае, языком профессионального общения. Многие из них принадлежали к числу творцов русской культуры.
Вовсе не все они были ассимиляторами; далеко зашедший процесс аккультурации отнюдь не означал отказа от еврейских корней и от борьбы за интересы еврейского народа. Предприниматели, врачи, юристы, ученые, литераторы, издатели – они считали Россию страной, в которой евреи смогут в конечном счете жить не хуже, чем, скажем, в Германии, – надо лишь вместе со своими русскими товарищами добиться либерализации, европеизации страны. Они были такими же (если не еще более рьяными) патриотами, как их русские коллеги и единомышленники.
Политика правительства в отношении евреев в конце XIX – начале ХX века отличалась той же непоследовательностью, что и ранее. С одной стороны, в 1897–1907 годах благодаря отдельным «разъяснениям» и определениям Правительствующего Сената, распоряжениям министров внутренних дел (причем не только слывшего либералом князя Петра Святополк-Мирского и «конституционалиста» Петра Столыпина, но и их предшественника консерватора Вячеслава Плеве) некоторая часть ограничений, введенных Временными правилами от 3 мая 1882 года, была смягчена или вовсе отменена. Фактически были сняты ограничения на пребывание евреев в сельской местности и на занятия винокурением, был отменен запрет на проживание евреев в 50-верстной пограничной полосе и т. д.
В то же время сохранялись ограничения на получение евреями среднего и высшего образования, фактическое вытеснение евреев из ряда профессий. Если после введения в действие в 1887 году закона о процентной норме для евреев при поступлении в высшие учебные заведения в 1897 году евреи все еще составляли 13,3% от общего числа студентов (1853 человека), то к 1902 году их численность сократилась до 1250 человек (7% от общего числа студентов). Характерно, что в 1902 и 1903 годах за границей, в основном в Швейцарии, Германии, Австрии и Франции, учились от 1895 до 2405 студентов – евреев из России, то есть почти в два раза больше, чем в России. В период революции 1905–1907 годов численность студентов-евреев стремительно увеличилась и составила 4266 человек (12% от общего числа студентов). Однако ограничительная политика была возобновлена в последующие годы, и в 1913 году в российских высших учебных заведен