Объясняется этот «странный» факт весьма просто: революция в России была русской по преимуществу революцией и случилась (ибо революции случаются не по воле даже очень хорошо организованного меньшинства, а в силу глубокого разложения государственного организма, с одной стороны, и стечения многоразличных обстоятельств – с другой) совсем не для того, чтобы разрешить еврейский вопрос. «Февраль» продемонстрировал это особенно отчетливо. Вот уж где не найти следов не только еврейского, но и вообще никакого заговора; разве что «заговор» генералов – командующих фронтами, отказавшихся поддержать своего главнокомандующего – русского царя.
Конечно, позднее евреи играли более заметную роль в русской революции, но никогда – решающую. Это точно уловили многие национально ориентированные русские мыслители. Лев Карсавин писал десять лет спустя после революции:
…необходимо покончить с глупою сказкою (или с новым «кровавым наветом» – все меняет свои формы, даже клевета), будто евреи выдумали и осуществили русскую революцию. Надо быть очень необразованным исторически человеком и слишком презирать русский народ, чтобы думать, будто евреи могли разрушить русское государство. – Историософия, достойная атамана Краснова, и, кажется, позаимствованная им у Дюма-отца, который тоже обвинял в устройстве французской революции графа Калиостро!
«Разве не началась она, революция наша, и не развивалась через типичнейший русский бунт, „бессмысленный и беспощадный“ с первого взгляда, но всегда таящий в себе какие-то нравственные глубины, какую-то своеобразную „правду“?» – писал в статье под названием «Patriotica» бывший заведующий колчаковским Бюро печати юрист, философ и публицист Николай Устрялов. Статья вышла в 1921 году в сборнике с симптоматичным названием «Смена вех». Устрялов писал:
Нет, ни нам (интеллигенции. – О. Б.), ни «народу» неуместно снимать с себя прямую ответственность за нынешний кризис – ни за темный, ни за светлый его лики. Он – наш, он подлинно русский, он весь в нашей психологии, в нашем прошлом… И если даже окажется математически доказанным, как это ныне не совсем удачно доказывается подчас, что девяносто процентов русских революционеров – инородцы, главным образом евреи, то это отнюдь не опровергает чисто русского характера движения. Если к нему и прикладываются «чужие» руки, – душа у него, «нутро» его, худо ли, хорошо ли, все же истинно русское – интеллигентское, преломленное сквозь психику народа.
Говоря об идейных корнях русской революции, Устрялов указывал на причудливо преломленный дух славянофильства, чаадаевский пессимизм, герценовский революционный романтизм, якобинизм ткачевского «Набата» и даже печоринскую «патриотофобию» и достоевщину – «от Петруши Верховенского до Алеши Карамазова». Устрялов не без яда замечал:
Или, быть может, оба они – не русские? А марксизм 90-х годов, руководимый теми, кого мы считаем теперь носителями подлинной русской идеи, – Булгаковым, Бердяевым, Струве?.. Не инородцы-революционеры правят русской революцией, а русская революция правит инородцами-революционерами, внешне или внутренне приобщившимися «русскому духу» в его нынешнем состоянии…
Аналогичные мысли высказывал позднее известный еврейский литератор и общественный деятель Даниил Пасманик:
Евреи-революционеры не опирались на национально-еврейские силы, а являлись лишь экспонентами русской силы, толкователями и представителями ее… Они были не ее хозяевами, а прикащиками и коммивояжерами русской революции.
Полагаю, что попытки приписать русскую революцию евреям не менее бессмысленны, чем отлучить евреев-революционеров от еврейства. Евреи наконец стали частью русского общества и отвечали за его достижения в такой же степени, как за разрушение его отживших форм. Если разрушение старого порядка, усугубленное войной, приняло свирепую форму русского бунта, а затем – забегая вперед – не менее свирепой попытки построить новое общество, не считаясь с человеческими жертвами, то «русские евреи» вполне вписались и в то, и в другое. Рассуждать задним числом о том, «стерегли ли они чужие виноградники», имеет не больше смысла, чем ранжировать деятелей революции на хозяев, «прикащиков» и коммивояжеров. Для евреев тогда эти «виноградники» были своими. Возможно, им это только казалось.
Глава 5. «Еврейский вопрос» и русское общество. I. Либералы
Царский манифест 17 октября 1905 года, в спешке изданный в надежде сбить революционную волну, означал легализацию понятия политики в Российской империи. Манифест провозглашал гражданские свободы и анонсировал выборы народного представительства – Государственной думы. Это означало возможность создания политических партий и, среди прочего, возможность участия в решении (а не только в обсуждении) еврейского вопроса. Теперь среда, именуемая не слишком ясным понятием «общественность», могла выступить как организованная политическая сила. В России де-юре возникла конституционная монархия (хотя крамольное слово «конституция» ни в каких законах не употреблялось), и теперь законы должны были приниматься Государственной думой, избиравшейся по довольно сложной системе.
Историки (включая автора этих строк) предпочитают именовать строй, сложившийся в результате внесения поправок в Основные законы империи 23 апреля 1906 года, Думской монархией. Дума в системе российской власти была слабым звеном, но, если бы кто-нибудь в 1903 году предсказал, что уже через три года в России будет заседать хоть и квази, но парламент, в числе депутатов которого будут социалисты, а большинство будет принадлежать либералам, его, наверное, подняли бы на смех.
Выборы были непрямыми и неравными, но несмотря на это и Первая, и Вторая думы оказались весьма левыми. Обе были распущены верховной властью, которая 3 июня 1907 года внесла изменения в избирательный закон. Поскольку изменения в избирательный закон были внесены без согласования с «народными избранниками», как пышно именовали членов Государственной думы, де-юре это означало государственный переворот. Новый избирательный закон должен был гарантировать власти лояльное большинство в Государственной думе.
Конституционно-демократическая партия (именовавшаяся обычно, по заглавным буквам названия, партией кадетов) – наиболее влиятельная и долговечная партия российских либералов, среди ее противников справа традиционно считалась «еврейской». Партия последовательно выступала за еврейское равноправие. В первом пункте ее программы говорилось:
Все российские граждане, без различия пола, вероисповедания и национальности, равны перед законом. Всякие сословные различия и всякие ограничения личных и имущественных прав поляков, евреев и всех без исключения других отдельных групп населения должны быть отменены.
В партию кадетов входило немало евреев, а в числе ее лидеров был адвокат Максим Винавер, одновременно входивший в руководство ряда еврейских организаций. Положения о том, что «все российские граждане, без различия пола, вероисповедания и национальности, равны перед законом», содержались в программах маловлиятельных Партии демократических реформ и Партии мирного обновления. Партия правых либералов, «Союз 17 октября», ввиду антисемитских настроений, свойственных многим ее членам, ограничилась на своем втором съезде в мае 1907 года резолюцией, предлагавшей поэтапное решение еврейского вопроса. В программу партии соответствующий пункт включен не был.
В то же время в отношении к еврейскому вопросу русские либералы далеко не всегда и не во всем были едины; достаточно вспомнить период между Первой русской революцией и мировой войной, когда отчетливо проявилось нарастание интеллигентского антисемитизма. Началось, как водится, с дискуссий о способности/неспособности понять культуру «другого» (или иначе – другую культуру). Корней Чуковский в статье «Евреи и русская литература» (1908) декларировал:
если бы не евреи, русская культура едва ли существовала бы. Пойдите в любую библиотеку, читают почти сплошь евреи… Но акушерка не то же, что родильница; и может быть, главная трагедия русского интеллигентного еврея, что он всегда только помогает родам русской культуры, накладывает, так сказать, на нее щипцы, а сам бесплоден и фатально не способен родить.
В общем, евреи не способны понять Достоевского, потому что сформировались на иной национальной почве. Текст полукровки Чуковского выглядит как перевертыш писаний его близкого друга со времен одесской юности сиониста Владимира Жаботинского, призывавшего евреев заниматься своими делами и не тратить силы на то, что в конечном счете обернется против них. Статья Чуковского по стилю – совершенный фельетон, в нем он славит современных (и не слишком) еврейских писателей, в частности очень популярного в то время Шолома Аша, сетуя лишь на чудовищное качество перевода одной из его пьес, в стиле «Ах ты гой еси, добрый молодец / Разудалый Реб-Хонон».
В общем, всяк сверчок знай свой шесток. Согласно Чуковскому:
Еврей, вступая в русскую литературу, идет в ней на десятые роли не потому, что он бездарен, а потому, что язык, на котором он здесь пишет, не его язык; эстетика, которой он здесь придерживается, не его эстетика, – и я уверен, что, приведи сюда самого Шекспира и сделай его русским литератором, он завтра же заказал бы себе визитную карточку с золотым обрезом: Вильям ШЕКСПИР, Корреспондент «Бирж. вед.».
Полемика развернулась вполне серьезная, но суть дела, на мой взгляд, лучше всего схватила блистательная Тэффи:
Говорят, Корней Чуковский
Нынче строчит ахинею.
Говорят – на ахинею
Строчат все ответ Корнею.
«Ах! держитесь вашей расы!
Ах! еврей лишь для еврея!