Летом 1915 года МВД разослало губернаторам циркуляр, гласивший, что, «по поступившим в департамент полиции непроверенным сведениям, германцы, с целью подорвать благосостояние крестьянского населения России», намереваются произвести посредством особых машин выжигание хлебов на корню, а помогают им в этом немцы, состоящие в русском подданстве, и «привлеченные к этому делу путем подкупа евреи». Эта информация была сообщена также Министерству финансов, которое разослало ее управляющим казенными палатами.
Широкое распространение получила ложная информация о «еврейской измене» в Кужах, недалеко от Шавлей (Шауляя). Сообщение об измене было напечатано 5 мая 1915 года в издававшемся при штабе главнокомандующего «Нашем вестнике», перепечатано в «Правительственном вестнике», а затем едва ли не во всех российских газетах, да к тому же еще и расклеено в виде плакатов на улицах наряду с важнейшими известиями с театра военных действий. Приказ, в котором рассказывалось о деле в Кужах, командиры были обязаны по распоряжению высших военных властей довести до каждого рядового. Суть дела излагалась следующим образом. В ночь с 27 на 28 апреля немцами было произведено нападение на отдыхавшие в Кужах части одного из пехотных полков. Причем немцы были спрятаны местными евреями в подвалах, а по сигнальному выстрелу евреи подожгли Кужи со всех сторон.
Проведенное депутатами Государственной думы Александром Керенским и Нафтали Фридманом расследование показало, что в Кужах в момент нападения немцев евреев не было вообще. Все они ушли после артиллерийского обстрела и вызванного им пожара. Кужи были местечком преимущественно литовским, и из сорока домов в нем всего три принадлежали евреям. В местечке оказалось в общей сложности пять небольших погребов, и лишь два из них имели три – три с половиной метра в длину и два метра в ширину. Вся история была, скорее всего, выдумана офицерами, «проспавшими» нападение противника, несмотря на предупреждения местных жителей, что немцы неподалеку. Тем не менее власти отказались напечатать опровержение.
Политика преследования евреев явилась не только – и не столько – результатом антисемитизма главнокомандующего – великого князя Николая Николаевича и в особенности начальника его штаба генерала Николая Янушкевича. Эта политика предусматривалась военной теорией; сведения о вредных и полезных элементах населения офицеры получали в военных училищах и академиях. Теория подтверждала предубеждения, впитываемые большинством православного населения России с детства. Евреи были иноверцами, отринувшими Христа; они были эксплуататорами, не пахавшими и не сеявшими, но умудрявшимися извлекать прибыль из воздуха; они были смутьянами, подрывавшими власть царя и основы русской жизни. Они были воплощением всего чуждого и враждебного.
В Черте оседлости, где никогда ранее не бывало большинство мобилизованных, это особенно бросалось в глаза. Евреи говорили на другом языке, были по-особому одеты, их обычаи были странными и внушавшими подозрения. Они очень подходили на роль виновников военных неудач и материальных неурядиц. В то же время они были совершенно беззащитны. Начальство объясняло поражения еврейской «изменой» и санкционировало насилия по отношению к евреям. Каков был предел этих насилий – определялось в каждом конкретном случае.
Был и еще один фактор, вызвавший дополнительные подозрения в лояльности евреев к России. Вскоре после начала войны германский еврейский общественный деятель Макс Боденхеймер организовал Германский комитет для освобождения русских евреев; в комитет вступили многие лидеры германского еврейства. Они рассматривали среди прочего войну против самодержавной России как средство освобождения российских евреев от царского деспотизма. Боденхеймер писал, что германские имперские интересы и интересы восточноевропейских евреев совпадают; что евреи могут стать проводниками германской политики на Востоке. В августе 1914 года объединенное австро-венгерское и германское командование выпустило обращение к польским евреям – российским подданным, заявляя, что их армии несут евреям освобождение из русского рабства.
Публикации в немецких газетах, выражавшие надежду на сотрудничество между «освободителями» и евреями, прокламации германского и австро-венгерского командования стали для российских военных властей еще одним аргументом в пользу принятия репрессивных мер в отношении еврейского населения. Ставка не стала дожидаться проверки того, насколько оправданны ожидания противника.
По распоряжению российского командования в качестве превентивной меры против «еврейского шпионажа и измены» были предприняты массовые депортации еврейского населения из прифронтовой полосы. Депортированы были около 250 тысяч человек, еще около 350 тысяч бежали во внутренние районы, спасаясь от наступающих немецких войск. По другим оценкам, число беженцев и выселенцев достигло одного миллиона уже к концу 1915 года. Массовые депортации, невозможность разместить выселяемых в губерниях Черты оседлости вынудили правительство пойти на ее временную отмену в августе 1915 года. Высылали не только евреев, но также немцев, цыган, венгров, турок.
Депортации сопровождались насилиями, подозрения евреев в сочувствии к противнику и в шпионаже приводили к скоротечным военно-полевым судам, приговоры которых были предрешены. Впрочем, чаще всего дело до суда не доходило. Как говорил князю Павлу Долгорукову один из военных судей, ему «не пришлось подписать ни одного смертного приговора (по делам о «еврейском шпионстве». – О. Б.), так как каждый ротный и батальонный командир вешают без суда тех, кто кажется им шпионами».
По немецким данным, в первые недели войны по подозрению в шпионаже были казнены свыше ста евреев. Вполне вероятно, что общее число казненных было гораздо выше. По сведениям сотрудника Красного Креста, искусствоведа Николая Врангеля (брата будущего вождя Белого движения генерала Петра Врангеля), только в Ивангороде были повешены несколько десятков евреев, но, как он записал в дневнике, «по-видимому, шпионство среди них все еще процветает».
Каковы были основания для обвинений евреев в шпионаже и измене? Стояло ли за ними что-нибудь еще, кроме предубеждений? Понятно, что обвинение в шпионаже и сотрудничестве с противником всего еврейского населения чохом, превентивное выселение сотен тысяч людей, включая женщин и детей, было нелепостью, но имела ли тем не менее эта нелепая и исключительно вредная для внутренней стабильности империи политика какие-либо реальные основания? Вполне возможно, что среди еврейского населения, особенно в приграничных районах, были агенты противника, так же как то, что значительная часть евреев не испытывала патриотических чувств по отношению к своему неласковому отечеству.
Но от нелюбви до службы противнику – дистанция огромного размера. Сколько человек в действительности ее преодолели? Об этом достаточно трудно судить, поскольку, во-первых, заподозренных в шпионаже нередко казнили без каких-либо юридических процедур, во-вторых, если обвинительные приговоры выносились военно-полевыми судами, без участия защитников (причем обвиняемые часто не знали русского языка и не понимали, в чем именно их обвиняют), то такого рода данные также мало о чем говорят. Если же дела по обвинению евреев рассматривались корпусными судами с участием защитников, они почти всегда заканчивались оправдательными приговорами за отсутствием серьезных улик.
В одном из редких случаев, когда дело об измене дошло до корпусного суда, обвинительный приговор был оспорен Оскаром Грузенбергом, добившимся повторного рассмотрения дела. В результате бургомистр города Мариямполе Сувалкской губернии Янкель Гершанович, приговоренный к шести годам каторжных работ за содействие неприятелю в период оккупации города германскими войсками, был при повторном рассмотрении дела оправдан корпусным судом, а оклеветавший его имам Ибрагим Байрашевский осужден.
Число подозреваемых в шпионаже органами контрразведки составляло на 1 января 1914 года в 11 военных округах России 1379 человек. В 1911–1913 годах из 1379 подозреваемых арестованы были 220 человек, то есть примерно один из шести. Столь низкое число арестов по сравнению с числом подозреваемых объясняется особенностью учета: если под подозрение брался, к примеру, еврей-торговец, то на учет ставились также его компаньоны и деловые партнеры. В число подозреваемых попадали нередко торговцы, бывавшие за границей, или же лица, имевшие за границей, особенно во враждебных странах, родственников. Всего в России с 1911 по 1914 год по обвинению в шпионаже перед судом предстали 33 человека. Из них 31 был осужден и двое оправданы.
Среди осужденных за шпионаж встречались и евреи. В 1912 году в Виленском округе за шпионаж были арестованы пятеро российских и один германский подданный. Германского подданного по существовавшей тогда практике помиловали, что же касается российских, то по восемь лет каторги получили писарь 28-й артиллерийской бригады Иван Греблов и мещанин Закарий Кауфман. Гирш Сагалович, пытавшийся вывезти за границу с целью продажи секретные мобилизационные документы, был приговорен к шести годами каторжных работ. В том же округе за пособничество германской разведке были сосланы в отдаленные места Сибири ковенские мещане Абель Браунштейн – на пять лет, Мовша Смильг – на три года; Шлема Фрейберг из Вильно был сослан на четыре года.
Обратимся к свидетельствам с противоположной стороны, а именно к мемуарам руководителей военной разведки Австро-Венгрии – полковника Максимилиана Ронге и Германии – полковника Вальтера Николаи. Ронге надеялся, что в интересах разведки можно будет использовать «настроения среди евреев, созданные русскими погромами». По его словам, он получил от еврейской религиозной общины Будапешта предложение использовать в разведывательных целях ее связи с раввинами в русской Польше. Предлагала ему свои услуги и еще одна, не названная Ронге, еврейская организация. «Однако, – констатировал начальник разведывательного бюро Генштаба уже после окончания мировой войны, – этой доброй воле мало отвечали ничтожные результаты, которые эти организации дали».