Как будто более оптимистический взгляд на использование агентуры среди евреев был у начальника Разведывательного управления германского Верховного командования Николаи. Он писал, что
среди преобладавшего в русской пограничной полосе еврейского населения можно было без труда найти многочисленные элементы, готовые выполнять шпионские поручения и служить посредниками в сношениях с занимавшими высокие посты чиновниками и офицерами.
Однако, констатировал Николаи,
еврей, как шпион в России, не был знаком с военным делом и не мог потому работать самостоятельно. А как посредника его часто обманным путем лишали заработка те русские, к которым он подходил для целей государственной измены.
Как правило, евреи-ростовщики, они же по совместительству германские агенты, пытались завербовать задолжавших им легкомысленных офицеров или чиновников, а те, пользуясь случаем, отделывались от кредиторов, угрожая им выдачей полиции.
История, рассказанная Николаи, точнее, истории, которые рассказывали германским резидентам их агенты-евреи, выглядят малоправдоподобными. Евреи-ростовщики, очевидно, должны были ясно отдавать себе отчет, что, вербуя русских офицеров на службу иностранной разведке, они рискуют отправиться туда, куда Макар телят не гонял, и уж точно лишатся процентов, а то и всей ссуды, выданной непутевому офицеру. Да и вообще, ростовщичество и шпионаж – весьма разные специальности. Похоже, агенты дурачили своих работодателей, получая дополнительный заработок в обмен на рассказы о коварстве должников. После начала боевых действий в пользу Германии среди местных жителей по большей части работали поляки, евреи и «балтийцы». Мотивом у всех были исключительно денежные интересы. Наколаи вспоминал:
Русские евреи и во время войны смотрели на шпионаж в первую очередь как на гешефт. Никакого внутреннего участия в войне они не принимали. Поэтому, хотя в политическом и религиозном отношении им жилось лучше под властью немцев, нежели под властью русских, симпатии их находились больше на русской стороне.
Результаты деятельности агентуры, к какой бы конфессии ни принадлежали агенты, были ничтожны: «Ни про одну из перегруппировок русской армии не было своевременно сообщено шпионами». Наиболее достоверные сведения германская разведка получала в результате радиоперехватов, ибо шифры были просты и редко менялись. Важным источником, преимущественно для оценки настроений армии и населения, были документы русских властей, захваченные во время наступления. О том же свидетельствовал и глава австрийской разведки:
Исключительно ценным, непревзойденным источником информации оказалась русская радиотелеграфная служба… Русские пользовались своими аппаратами так легкомысленно, как если бы они не предполагали, что в нашем распоряжении имеются такие же приемники, которые мы могли настроить на соответствующую волну.
Следующим по важности источником информации Ронге считал опросы военнопленных.
Трудно себе представить, что германская и австрийская разведки тратили впустую усилия и средства на вербовку агентуры, чья деятельность априори была малоэффективной, если не вовсе бесполезной. Следует учесть и еще один фактор: в российской армии в начале боевых действий служили десятки тысяч евреев (всего же в армию за время войны их было призвано до полумиллиона). Весьма маловероятно, что еврейское население было в массе настроено помогать противнику и способствовать тем самым возможной гибели родственников, сражавшихся в армии, этому противнику противостоявшей. Таким образом, сведения о еврейском шпионаже и измене были чрезвычайно преувеличены, и за прегрешения десятков, в худшем случае сотен человек были наказаны сотни тысяч.
По сравнению с числом высланных в превентивном порядке численность подозреваемых в шпионаже была исчезающе мала. По заключению автора монографии о проблеме контрразведки и шпионажа в России в начале века, «сегодня можно с уверенностью сказать о том, что размеры германского и австрийского шпионажа на территории России в период Первой мировой войны были чрезвычайно преувеличены».
Наряду с депортациями военные для «нейтрализации» еврейского населения прибегли к более «рациональной» практике взятия заложников. Евреев было легко выселить, однако гораздо сложнее «вселить», ибо «принимающие» губернии были к этому не готовы, и власти нашли менее затратный способ борьбы с «изменой». 24 мая 1915 года великий князь Николай Николаевич
признал необходимым, в предупреждение их преступных выступлений, брать из числа правительственных раввинов и богатых евреев заложников под стражу, подвергая имущество их в то же время секвестру, с предупреждением сих последних о применении к ним, в случае малейшего попустительства со стороны евреев, клонящегося во вред нашей армии, самых репрессивных мер.
Заложничество, по-видимому, первыми начали практиковать немцы в Бельгии и во Франции. В литературе встречаются утверждения, что только российские военные брали в заложники подданных Российской империи, единоверцы которых в то же время призывались в армию. Это не совсем так. Австро-венгерская армия прибегала к захвату заложников в Боснии и Герцеговине, входившей в состав империи Габсбургов с 1878 года фактически, а с 1908-го и формально.
В Герцеговине, по утверждению австрийского командования, «мелкие воинские части» подвергались обстрелам при прохождении через селения. Для устрашения было сожжено селение Ораховац и расстреляны заложники. В Галиции после занятия ее русскими войсками среди славянского населения ярко проявились русофильские настроения. «Мы очутились перед враждебностью, которая не снилась даже пессимистам», – свидетельствовал Максимилиан Ронге. Австрийцы прибегли к испытанному средству – захвату заложников, преимущественно волостных старост и православных священников. Судьба последних была особенно печальна. До начала 1916 года 125 священников были интернированы, 128 расстреляны и 25 поверглись судебным преследованиям. Еще 71 священник ушел с русскими войсками. В совокупности это составило седьмую часть всех священников Львовского, Перемышльского и Станиславского округов.
Однако репрессии российских властей против еврейского населения были все-таки беспрецедентны по масштабам. С российским еврейством «царское правительство и юдофобское общество продолжали вести истребительную войну в то время, когда еврейская кровь лилась на фронтах для защиты России», с некоторым преувеличением – до «истребительной» войны дело еще не дошло – писали составители «Черной книги» российского еврейства.
Раненые и награжденные орденами и медалями евреи также подлежали высылке из той местности или тех городов, в которых евреям было запрещено находиться без специального разрешения. Так, из Киева зимой и летом 1915 года были высланы в числе прочих находящийся на излечении после ранения рядовой Д. Э. Корцов и инвалид войны георгиевский кавалер И. Б. Линдин. В проекте заявления (так и не направленного по назначению) на имя председателя Совета министров Семен Дубнов писал в июне 1915 года:
Недавно министр внутренних дел (Н. А. Маклаков) разрешил раненым на войне евреям, остающимся до выхода из лазаретов в Петрограде для «приспособления себе искусственных конечностей», жить в столице не более двух месяцев, после чего эти инвалиды-калеки изгоняются из столицы государства, при защите которого они лишились рук и ног.
Ужасы выселения в течение суток пришлось пережить тысячам. В эмоциональном изложении А. М. Горького это выглядело так:
…Высылали по 15–20 тысяч, – все еврейское население города – в 24 часа! Больных детей грузили в вагоны как мороженый скот, как поросят. Тысячами люди шли по снегу целиной, беременные женщины дорогой рожали, простужались, умирали старики, старухи.
В местах нового жительства евреям запрещалось покупать землю, так же как и иную недвижимость. В то же время Министерство внутренних дел возражало против возвращения евреев в места прежнего проживания после их освобождения от неприятеля. Мотивом была неприспособленность евреев к сельскохозяйственному труду и необходимость защитить армию от шпионажа. В общей сложности беженцы расселились в 349 пунктах Европейской и Азиатской России. Около 95% всех еврейских беженцев, выехавших за Черту, расселилось в городах. Старая власть собственными руками создала кадровый резервуар революции. К гражданским беженцам и выселенцам, оказавшимся во внутренних губерниях, следует, очевидно, прибавить и немалое число солдат-евреев. Сколько именно евреев-военнослужащих оказались вдали от родных мест, подсчитать вряд ли возможно, но, несомненно, речь должна идти о тысячах.
Евреям-беженцам правительством была оказана материальная помощь в размере более 17 миллионов рублей. Значительные суммы поступили от заграничного еврейства – более 10 миллионов рублей, в том числе от американских евреев более 7 миллионов 250 тысяч рублей. Значительная помощь поступила из Англии и Южной Африки, а также из Франции, Швеции, Дании, Голландии, Швейцарии, Шотландии. Причем средства перечисляли не только еврейские, но и христианские благотворительные организации. Центральным еврейским комитетом помощи жертвам войны было собрано 3 769 799 рублей 68 копеек (большую часть дало петроградское еврейство – 2 020 584 рубля 44 копейки). Общая сумма помощи за период с 1 июля 1914 по 1 июля 1917 года составила 31 119 917 рублей 44 копейки. Деньги немалые, но они, конечно, не могли решить всех проблем беженцев и тем более компенсировать потери, понесенные ими при вынужденной или добровольной эвакуации на восток.
Крайне ничтожной оказалась «отзывчивость» неевреев и нееврейских организаций в России, их пожертвования не достигли и одной трети суммы, пожертвованной Шотландским христианским фондом (291 892 рубля). По 10 тысяч рублей пожертвовали Н. А. Шахов и некий Тищенко, 15 тысяч рублей – редакция газеты «Русские ведомости».