) под руководством жида Гоца тайно передал 28 октября жидам в юнкерских училищах приказ Керенского сопротивляться начавшемуся отобранию оружия с обещанием его вступить в столицу на другой день. Жидов послушали латыши и армяне, а русские многие уклонились.
На этом номере большевики, не нуждавшиеся в подобного рода защитниках, газету закрыли.
Илья Эренбург писал Максимилиану Волошину из Москвы в Коктебель в ноябре 1917 года, вскоре после захвата власти большевиками в Первопрестольной:
Самое ужасное началось после их победы. Безысходно как-то. Москва покалеченная, замученная, пустая. Больш<евики> неистовствуют. Я усиленно помышляю о загранице, как только будет возможность, уеду. Делаю это, чтоб спасти для себя Россию, возможность внутреннюю в ней жить. Гнусность и мерзость ныне воистину «икра рачья». Очень хочется работать – здесь это никак нельзя. Вчера стоял в хвосте, выборы в Учр<едительное> собр<ание>. Рядом агитировали: «Кто против жидов за № 5 (больш<евики>)?», «Кто за мировую революцию за № 5?» Проехал патриарх, кропил св<ятой> водой. Все сняли шапки. Навстречу ему шла рота солдат и орали «Интернационал». Где это? Или действительно в аду?
«Икра рачья» – из стихотворения Эренбурга «Пугачья кровь» (1915): «И от мира божьего останется икра рачья / Да на высоком колу голова Пугачья». Волошин считал эти стихи «потрясающим пророчеством о великой разрухе Русской земли».
Публицист Дмитрий Философов записал в дневнике 16 ноября 1917 года рассказ доктора Ивана Манухина, служившего врачом в Петропавловской крепости, куда были помещены арестованные министры Временного правительства:
Сегодня в крепости… был любопытный случай. Приходят в Комендантское управление красногвардейцы. Один из них пьет воду, говорит устало. В кофейне Андреева был, «жидов громили»!
– А вы большевик?
– Да!
– Так как же вы жидов бьете?
– Да я не знаю, нам сказали, идите в кофейню, там жиды. Да я что, я не знаю – и т. д.
Аналогичные явления наблюдались, разумеется, не только в столицах. С нарастанием радикализации масс, активизацией низов, на которые опирались большевики, антисемитские настроения очень быстро ощутили на себе не только «буржуи», но и социалистические лидеры еврейского происхождения. Тем более что все они неоднократно публично выступали против большевиков.
Почти все еврейские партии и группировки отнеслись отрицательно к большевистскому перевороту. Сионистская «Тогблат» (Ежедневная газета) проводила четкую грань между двумя революциями 1917 года: «В марте месяце революция была народной в полном смысле этого слова. Теперь она представляет собой только солдатский заговор». Бундовская «Арбейтер Штиме» («Голос рабочего») назвала большевистский переворот «безумием».
Чрезвычайное заседание Бюро ЦК Бунда, состоявшееся после большевистского переворота 7–9 ноября 1917 года в Минске при участии членов ЦК Арона Вайнштейна, А. Литвака (Хаима-Янкеля Гельфанда), Эстер (Марии Фрумкиной), Моисея Рафеса и Александра (Соломона) Чемерисского, приняло резолюцию, в которой на большевиков возлагалась «полная политическая ответственность»
за восстание и гражданскую войну, начатую ими против воли большинства революционной демократии за две недели до выборов в Учредительное Собрание, когда задача реорганизации власти могла быть разрешена мирным путем, общими объединенными усилиями всей революционной демократии.
В резолюции констатировалось, что большевики изолировали себя от остальной «революционной демократии» и вынуждены действовать
путем подавления демократических свобод и неограниченного террора, что всегда характерно для господства меньшинства. Большевистский террор, опирающийся на военную диктатуру вооруженных солдат, является большой опасностью для революции и открывает дорогу для установления военной диктатуры контрреволюции.
В одном из бундовских воззваний периода выборов в Учредительное собрание «граждан Витебской и Могилевской губерний» призывали не голосовать за большевиков, «ответственных за гражданскую войну, приведших своим восстанием революцию к пропасти, правящих посредством угнетения, преследований и насилий». Бундовская партийная печать призывала саботировать большевистскую власть. В то же время Рафаил Абрамович предостерегал против вооруженного противостояния большевизму, ибо это может подтолкнуть массы, склонные к максимализму и умеющие различать лишь черное и белое, в руки большевиков. Генрих Эрлих предсказывал, что увлечение большевизмом вряд ли обойдет «еврейскую улицу», но полагал, что такое увлечение будет кратковременным, ибо еврейские рабочие не могут поддерживать партию, находящуюся «по соседству» с черной сотней.
Передовые статьи «Еврейской недели» в середине ноября 1917 года носили характерные названия: «В хаосе разрушения» и «В ожидании катастрофы». Автор последней писал:
Русское еврейство не может подобно украинцам, кавказцам или казакам, территориально отгородиться от лихих экспериментаторов. Слишком слитые в политических и хозяйственных своих интересах с коренным русским населением, мы обязаны принять самое деятельное, самое энергичное участие в борьбе за спасение России от большевистской напасти.
Собственно, евреи, точнее, российские граждане еврейского происхождения, принимали участие в вооруженной борьбе с «большевистской напастью» с самого начала революции и Гражданской войны. Сложившиеся в общественном сознании и исторической литературе стереотипы как бы «автоматически» зачисляют евреев по «большевистскому ведомству». В действительности евреи сражались – по крайней мере поначалу – по обе стороны баррикад.
«За последние дни петроградская еврейская община оплакивает свои многочисленные жертвы, как в дни еврейского погрома, – сообщалось в заметке «Похороны евреев-юнкеров», опубликованной в петроградской газете «Вечерняя почта» 6 ноября 1917 года. – На еврейском Преображенском кладбище за один день похоронено 50 жертв. Среди похороненных 35 юнкеров, убитых при осаде Владимирского училища и телефонной станции». Большинство из них были до зачисления в юнкерские училища студентами университета и Психоневрологического института. Принимали участие юнкера-евреи и в защите Зимнего дворца.
Другая петроградская газета, эсеровская «Воля народа», 5 ноября 1917 года в заметке «В Петропавловской крепости» информировала о юнкерах, оказавшихся в ее казематах. В заметке перечислялись имена 35 арестованных, в том числе назывались Лифшиц, Мирочник, Берман, Левин, Соловейчик и другие, всего двенадцать еврейских фамилий.
Национально настроенные круги еврейства стремились в первые же дни после Октябрьского переворота еще раз отмежеваться от большевистских лидеров еврейского происхождения. 26 ноября 1917 года на митинге сионистов в Петрограде, созванном по случаю ожидавшегося со дня на день освобождения Иерусалима британскими войсками (войска под командованием генерала Эдмунда Алленби, чего еще не знали собравшиеся, вошли в Иерусалим как раз в этот день), доктор М. С. Шварцман говорил:
Мы хотим, чтобы за тех отщепенцев еврейства, которые сейчас играют отвратительную роль насильников, отвечал не весь еврейский народ, а чтобы такие насильники были ответственны за свои преступления перед всем народом.
Автор заметки «На пороге земли обетованной», опубликованной 27 ноября 1917 года в газете «Вечерний час», в которой цитировались приведенные выше слова Шварцмана, прокомментировал: «Оратор не называл имен, но чуткая аудитория узнала в этой реплике гг. Нахамкисов, Бронштейнов и пр.».
Однако отмежеваться от большевиков-евреев было весьма затруднительно. В отличие от безвестных евреев-юнкеров, имена большевистских лидеров были у всех на слуху. Летописец русского еврейства Семен Дубнов записал 7 января 1918 года:
Нам (евреям) не забудут участия евреев-революционеров в терроре большевиков. Сподвижники Ленина: Троцкие, Зиновьевы, Урицкие и др. заслонят его самого. Смольный называют втихомолку «Центрожид». Позднее об этом будут говорить громко, и юдофобия во всех слоях русского общества глубоко укоренится… Не простят. Почва для антисемитизма готова.
Дубнов был неправ только в одном: почва для антисемитизма была готова гораздо раньше.
Погромы после захвата власти большевиками не прекратились.
В Корсе Кролевецкого уезда во время погрома 11–13 ноября банды громил, состоявшие преимущественно из солдат местного гарнизона, разграбили 26 еврейских магазинов. Войска, присланные Военно-революционным комитетом из Конотопа, восстановили порядок. В Рыбнице Подольской губернии во время еврейского погрома было разграблено много еврейских лавок и домов; были раненые и убитые. По Могилевской губернии прокатилась волна еврейских и аграрных погромов. Группы солдат, уходящих с фронта, громили и грабили местечки и помещичьи усадьбы. Имущество, вплоть до нижнего белья, уносилось или уничтожалось. Всего с сентября по декабрь 1917 года погромы были зафиксированы приблизительно в 60 населенных пунктах.
В апреле 1918 года в сионистском «Рассвете» в статье «Игра кровью» Юлиус Бруцкус писал:
Бескровная русская революция выродилась в кровавый хаос, свобода превратилась в тиранию, равенство – в господство деклассированных элементов, а братство между людьми оказалось давно забытым словом. Наступила война всех против всех, свирепая и кровожадная. И в этой войне, как и при всех прежних катастрофах и революциях, больше всего страдают слабейшие, и больше всех народов – самый беспомощный народ – еврейский. <..> Повсюду в голусе[6], где евреев оказывалось слишком много, чтобы остаться незаметными, и слишком мало, чтобы защищаться, там народные волнения чаще всего сопровождались еврейскими погромами. Поводы оказывались самыми разнообразными, характер погромов видоизменялся в зависимости от психологии народа, но основная причина была всегда та же самая – слабость и беззащитность евреев.