В этой баталии верх взяла партия Меншикова. Под нажимом светлейшего ослабевшая от болезни Екатерина за несколько дней до кончины подписала нужный ему указ. Антон был схвачен, вздернут на дыбу, бит кнутом, а затем сослан в холодную Якутию, в Жиганское зимовье, что на пустынном берегу Лены, в 800 верстах от Якутска. В этой глухомани он томился долгих пятнадцать лет. Но Елизавета, памятуя о его верности и неподкупности, став самодержавной императрицей, вернула его в Петербург. Дивьеру были возвращены все чины, ордена и регалии. Монархиня пожаловала ему 1800 душ крестьян из имения ненавистного им обоим Меншикова, а также деревню Зигорица в Ревгунском погосте (180 дворов). Он был также произведен в генерал-аншефы. Идя по стопам отца, она вновь назначает Дивьера обер-полицмейстером Петербурга. Но многолетние страдания и лишения надломили его здоровье; он часто хворал и умер в 1745 году, прослужив наново в полиции не более полугода.
И еще один еврей, сержант Преображенского полка Петр Грюнштейн пользовался особым расположением Елизаветы. Он сыграл выдающуюся роль в возведении Елизаветы на престол. В прошлом саксонский купец, этот дважды перекрещенец (сначала в лютеранство, а затем в православие) вел агитацию в пользу дщери Петровой в гренадерской роте, которая и стала главной силой гвардейского путча 25 ноября 1741 года. Человек недюжинных организаторских способностей, он, по словам историка, был «настоящим вожаком, который мог справиться со своевольной толпой своих товарищей». Елизавета пожаловала его знатными поместьями, генеральским чином, потомственным дворянством, 927 крепостными душами. С помпой отпраздновала она свадьбу этого еврея и преподнесла молодым в подарок еще 2000 душ. Прознав же о том, что сержант лейб-компании Ивинский совратил новобрачную, а самого «жида» вознамерился предать смерти, монархиня тут же пришла на помощь Грюнштейну и отправила злоумышленника в тюрьму.
Но, к несчастью, Грюнштейн не выдержал испытания монаршей щедростью. Милости, посыпавшиеся на него, как из рога изобилия, ослепили незадачливого гвардейца. Он настолько уверовал в свои огромные возможности, что стал вмешиваться в важные государственные дела. Грубо, в ультимативной форме он стал требовать от своего командира Алексея Разумовского отставки влиятельного генерал-прокурора Никиты Трубецкого – угрожал, что сам убьет этого «изменника, спасая императрицу от самого зловредного человека». А в бытность в Нежине учинил драку и нещадно отлупцевал родственников самого Разумовского, крича при этом: «Я Алексея Григорьевича услугою лучше, и он через меня имеет счастье, а теперь за ним и нам добра нет, его государыня жалует, а мы погибаем!» Государыне ничего не оставалось, как отправить опасного буяна в ссылку, в Великий Устюг.
Понятно, что никакой антисемитской подоплеки опала и ссылка зарвавшегося Грюнштейна никак не имела. Ведь покровительством Разумовского, да и самой монархини пользовался еще один еврей, Василий Алексеевич Вагнер, который даже управлял имениями Разумовского в должности генерал-адъютанта. Любопытно, что этот иудей – в обход запрещения – был в 1716 году тайно привезен в Россию из Пфальского графства Саксонии родовитым Семеном Салтыковым, крестился в 1729 году, причем его восприемником был богатейший помещик, сенатор и тайный советник Алексей Черкасский. Именным указом от 3 сентября 1750 года Елизавета пожаловала Вагнеру потомственный дворянский титул, ибо он, по ее словам, «из Еврейского закона восприял православную веру греческого исповедания, и притом своими честными поступками Нашего Императорского Величества Высочайшую милость себе заслужил». Сын же Вагнера, Алексей, был произведен в придворные пажи. Монархиня также высочайше повелела записать Вагнера в герольдию. А умельцы из рисовальной конторы изготовили и герб этого «еврея во дворянстве»: на голубом поле плоский золотой крест в сердце щита между тремя серебряными подвесками. Над щитом – стальной дворянский шлем, с поставленным на нем голубым крылом. По сторонам щита опущен намет голубого цвета, с правой стороны подложенный золотом, а с левой – серебром.
Надо сказать, что и слова об «интересной прибыли», которую императрица от иудеев получать не желала, на выкрестов не распространялись. В ее правление не гнушались пользоваться их сноровкой и коммерческой хваткой. Свидетельство сему карьера сына московского купца Якова Михайловича с говорящей фамилией Евреинов. Его заприметил еще Петр I – отправил в Голландию учиться иностранным языкам и коммерции, а в 1723 году назначил генеральным консулом в Кадис в чине коллежского советника. Елизавета, оценив способности оборотистого еврея, в 1742 году сначала сделала его членом, а в 1753 году и президентом Мануфактур-коллегии и действительным статским советником, с жалованием в 1058 рублей. Он также возглавил Коммерческий банк российского купечества. В дарованном ему монархиней селе Троицком он построил великолепную Суконную фабрику. Государыня наградила его за труды орденом св. Анны. Интересно, что обыкновенно скупой на похвалы пиит Александр Сумароков отозвался о Евреинове весьма благосклонно. Рассказывают, что однажды в книжной лавке он услыхал, как слуга одного барина спрашивал комедию «Честный человек и плут». – «Друг мой, – парировал Сумароков, – я советую тебе разделить свою покупку пополам; «Честного человека» отнеси к товарищу моему Евреинову, а «Плута» к своему барину».
В числе еврейских промышленников, поощряемых императрицей, мы находим и бумажного фабриканта Якова Христиана Лакосту, сына известного шута Яна Лакосты, забавлявшего Петра I и Анну Иоанновну. О том, что Елизавета осталась довольна работой Якова Христиана, говорит хотя бы то, что она дважды повысила его в чине и произвела в майоры.
Остается неясным, сколько же иудеев было изгнано из России в царствование Елизаветы. Данные разнятся. Согласно официальной справке Генеральной войсковой канцелярии, в 1743 году из Малороссии выдворили 142 иудеев. Никакими другими точными сведениями мы не располагаем, и о масштабах депортации можно лишь гадать. Историк Юлий Гессен утверждает, что в результате сей акции «Россия осталась при Елизавете без евреев». А Семен Дубнов приводит другую цифру: 35 тысяч иудеев было изгнано из империи к 1753 году. С ним полемизирует Александр Солженицын, напомнивший, что тонкий знаток еврейства Генрих Грец ровно ничего не пишет об исполнении этого указа Елизаветы. Он также приводит мнение публициста Генриха Слиозберга о том, что в царствование Елизаветы лишь «делались попытки к выселению евреев из Украины». «Скорей надо признать вероятным, – заключает Солженицын, – что, встретив многочисленные сопротивления и у евреев, и у помещиков, и в государственном аппарате, указ Елизаветы так же остался неисполненным или мало исполненным, как и предыдущие подобные».
Ясно одно: если кто из иудеев и обретался в империи, то нелегально. Сыны Израиля вынуждены были прятаться, вести унизительное подпольное существование, переезжая с места на место. Единственный известный нам случай проживания и активной деятельности некрещеного еврея под скипетром Елизаветы – это феномен Давида Леви Бамбергера. Обладатель иноземного титула «покровительствуемый еврей», он, несмотря на все гонения, ухитрился шестнадцать лет заниматься коммерцией в курляндской Митаве, жительствовал в Риге, а во время Семилетней войны подвизался сначала в качестве фактора командующего русской армией при Гросс-Егерсдорфе генерал-фельдмаршала Степана Апраксина, а затем поставщика русского корпуса в Курляндии. В 1760 году «обер-офицерам, состоящим при складах», было приказано оказывать снабженцу-еврею всякое содействие. Впрочем, едва ли императрица знала о его существовании. Впоследствии, в начале царствования Екатерины II, Бамбергер в числе трех митавских евреев будет тайно вызван в Петербург для обсуждения правительственного проекта об организации переселения евреев в Новороссию…
Такой она была, российская государыня Елизавета Петровна, последовательной и принципиальной в своей суровости к иудеям и полной милосердия и благожелательности к крещеным евреям. Она покинула сей мир 25 декабря 1761 года. Во всех православных храмах проходили траурные песнопения на помин души почившей в бозе императрицы. А раввины синагоги Кенигсберга выбрали для отпевания Елизаветы 48-й псалом, где говорится о наказании нечестивых после смерти. Звучали беспощадные слова осуждения: «Ведь человек в чести не пребудет, он подобен животным, которые погибают. Такова участь тех, кто надеется на себя, и доля тех, кто после них одобряет слова их. Как овцы, они уготованы миру мертвых; смерть будет их пасти… В прах обратятся их тела, жилищем их будет мир мертвых». Осквернение памяти монархини вызвало бурю возмущения в России и Европе. Однако и иудеев – нет, не оправдать! – понять можно: они платили за ненависть к своим единоверцам той же монетой.
От равноправия – к черте оседлости. Екатерина Великая
Во время своего путешествия на юг империи в 1787 году Екатерина Великая приняла депутацию новороссийских евреев. Те подали петицию с просьбой отменить употребление в России оскорбительного для них слова «жид». Императрица согласилась, предписав впредь использовать только слово «еврей». Сговорчивость Екатерины тем понятнее, что речь шла не об искоренении национальной и религиозной нетерпимости к евреям, а лишь о слове, ни к чему ее не обязывавшем. Слова, слова, слова… Подобный прецедент уже был: императрица незадолго до того издала указ, запрещавший в письмах на высочайшее имя уничижительную подпись «раб», заменив ее на просвещенное: «верноподданный». Любопытно, что нашелся пиит (Василий Капнист), который написал по этому поводу хвалебную «Оду на истребление звания раба», где толковал монарший указ не иначе как освобождение от крепостного права. И что же Екатерина? Она велела передать зарвавшемуся стихослагателю: «Вы хотите уничтожения рабства на деле… Довольно и слова!». Сказанное императрицей можно отнести и к евреям, тем более, что табу на бранное слово «жид» распространялось только на официальные правительственные документы; в устной же речи, равно как и в произведениях изящной словесности, употребление этого слова отнюдь не возбранялось.