А что русская борода? Писатель Виктор Никитин вспоминал об одном нашумевшем угловном деле, побудившем начальство отказаться от обязательного брадобрития в армии. Один солдат-раскольник за отказ бриться был многократно наказан дисциплинарным полевым судом, но все продолжал упорствовать и дерзко оскорбил начальство. В дело вмешалась высшая военная администрация во главе с великим князем Николаем Николаевичем. Ослушника приговорили к ссылке на каторжные работы, однако именно после сего, с 1874 года в регулярных войсках стало дозволенным носить бороду (гренадерам-гвардейцам с 1881 года), а затем таковое разрешение получили и служащие чиновники….
Прошли века. Нынче прежнюю одежду восточно-европейского типа носят лишь ортодоксальные ашкеназские евреи Иерусалима, Амстердама, Нью-Йорка и некоторых других городов. Пейсы и парики (для женщин) носят, как правило, религиозные иудеи. А вот такая характерная особенность еврейской одежды, как скромность, прошла через столетия и сохранилась до наших дней. Показательно, что главный раввин России Берл Лазар высказался недавно в пользу общественного соглашения о скромности в одежде, как для мужчин, так и для женщин (подчеркнув при этом, что речь может идти только о добровольном убеждении). Слова нынешнего духовного лидера русского еврейства освящены исторической традицией. Но и в наши дни основные требования Галахи относительно одежды иногда соблюдаются и в Израиле и в странах диаспоры. Немалое число еврейских женщин отказывается от ношения брюк, дабы не уподобляться мужчинам (аналогичный запрет в отношении женской одежды существует и для мужчин). Отвергают они и открытое платье, обнажающее колени и локти. Впрочем, как и встарь, каждая община по-своему регламентирует и длину юбок и рукавов, и плотность ткани, цвет одежды и толщину колготок и чулок (которые во многих общинах считаются обязательными в любую погоду, включая сорокоградусные израильские хамсины), и т. д.[10] Приходится, однако, признать, что одежда абсолютного большинства современных евреев ничем не отличается от одеяния окружающих.
Точно так же как русское платье, вытесненное Петром Великим из общего употребления, в наши дни воспринимается как фольклорное, но никак не обиходное и повседневное, хотя рубаху типа косовортки с воротником-стойкой (как правило, черного цвета) можно иногда приметить на сходках почвенников и «патриотов». Классическая же косовортка, под кушак, отыскивается разве что в лавке старообрядческой церкви. Культуролог Сергей Строев сетует, что правителям России «одеть что-то русское, национальное пока слабо» и поминает добром Никиту Хрущева с его рубашкой-вышиванкой (прозванной в народе «антисемиткой»). Он призывает привнести в современный костюм и сделать модными характерные элементы русской национальной одежды. И надо сказать, в советское время модельеры подчас эксплуатировали народные мотивы, правда, с уклоном в этнографичность. Достаточно назвать блистательную Надежду Ламанову или Вячеслава Зайцева, который в бое годы реабилитировал среди прочего ивановские ситцы. А в нулевые их коллега Денис Симачев представил давно забытую толстовку и павлопосадские платки. Следует, однако, заметить, что народный убор все же не получил в современной России полные права гражданства, разделив тем самым судьбу не принятого массами старого еврейского костюма.
Казалось бы, дресс-коды Петра Великого и Николая I восторжествовали (с поправкой на бороды, которые вопреки запретам вошли в обиход). Но означает ли это, что жесткий самовластный диктат в сфере моды и наружности человека оправдан? Следует ли брать за образец, скажем, маоистский Китай, где в ходе Культурной революции 1966-1976 годов и мужчины, и женщины под страхом жестокой расправы все как один переоделись в одинаковую бесполую синюю одежду со значком с ликом «великого кормчего» в петлице? Да и ныне, как сообщает AFP, в рамках компании лютой борьбы с религиозным экстремизмом и сепаратизмом житель из Синьцзян-Уйгурском автономном районе на востоке Китая был осужден и получил шесть лет тюрьмы за… ношение бороды, а его жена – два года за ношение паранджи. Впрочем, и в «просвещенной» Европе, а именно в Бельгии и Франции, гонения на мусульманский хиджаб и паранджу также не сильно впечатляют. Да и положение, при котором женщинам без головного платка возбраняется появляться на улице, а одетых «неподобающим образом» забивают камнями или обстреливают из пейнтбольных ружей, никак не вызывает одобрения.
Важно осознать, что никакая цель не оправдывается негодными средствами. Диктат, насилие, репрессии – плохие помощники делу, которое можно решить доброй волей и без принуждения. Тем более, что ныне, в эпоху глобализации, в сфере костюма и моды происходит вполне органичный процесс нивелирования и стирания национальных границ. Потому сегодня, когда высокий церковный иерарх призывает власть употребить, отменив богопротивные шорты и мини-юбки и введя общероссийский дресс-код, перед глазами вдруг возникает держиморда былых времен с остро заточенной бритвой наперевес.
II. Литературные портреты
Мудрец из Шклова. Иегошуа Цейтлин
Иегошуа Цейтлин (1742-1821) – личность, еще не вполне оцененная историками. Между тем, он был первым в России приметным еврейским деятелем, соединившим в себе глубокую раввинскую ученость со страстным стремлением приобщить своих соплеменников к российской общественной жизни. Видный гебраист и тонкий толкователь Талмуда, он в то же время высоко ценил русскую культуру.
Иегошуа был уроженцем Шклова (Минского воеводства Речи Посполитой) и происходил из известного и знатного иудейского рода. После окончания хедера он направляется в иешиву Минска, где получает фундаментальное знание Еврейского Закона. Духовным учителем и наставником Цейтлина был известный талмудический корифей р. Арье Лейб бен-Ашер (1700-1785), который славился способностью «развивать в учениках находчивость и догадливость». И надо сказать, эти качества, дарованные нашему герою уже от природы, обрели под руководством сего ребе и блеск, и завидную зрелость, удивительную в юном школяре.
После окончания иешивы он продолжает неустанно изучать Тору и Талмуд. Однако Иегошуа (подобно древним танаим) считал, что знаниями торговать негоже, а зарабатывать на жизнь еврею надлежит ремеслом, самой земной профессией. И наш герой сосредотачивается на торговле и предпринимательстве, благо, что и талантом финансиста не был обделен. Цейтлин возвращается в родной ему бойкий торговый город Шклов.
С незапамятных времен там жили иудеи. Заезжий иноземец Иоганн Корб в конце XVII века писал, что евреи «составляют в сем городе богатейшее и влиятельнейшее сословие людей». А во второй половине XVHI века их насчитывалось уже около половины городских обитателей. Оборотистые шкловские купцы исколесили всю Центральную и Восточную Европу и вместе с заморскими товарами привезли с собой в родные пенаты дух Просвещения, открытость к иным языкам и культурам. Еще в большей степени влияние европейской культуры испытали на себе еврейские интеллектуалы. По словам американского историка Дэвида Фишмана, Шклов в конце XVIII века стал метрополией русского еврейства, средоточием как раввинской учености, так и научных знаний и идей Гаскалы в России. Здесь работала иешива, была учреждена еврейская типография, построена большая каменная синагога, где велись бурные диспуты о сущности веры между хасидами и миснагдим.
После Первого раздела Польши и перехода Шклова под российский скипетр в 1777 году императрица Екатерина II пожаловала город своему отставному фавориту графу Семену Гавриловичу Зоричу (1745-1799). Сей бывший монарший любезник жил здесь этаким местным царьком с многочисленным двором, царскими выездами и балами, театром, где ставились французские оперы и итальянские балеты. Деньги он проматывал огромные. Нечистый на руку карточный шулер, безалаберный и невоспитанный, привыкший к исполнению всех своих прихотей, этот, как его называли, «шкловский деспот» любил, чтобы перед ним лебезили, и не терпел препирательств. И Иегошуа (вместе со своим братом, который был командирован Зоричем в Ригу, чтобы скупать там по сходной цене антиквариат и «мягкую рухлядь») становится его фактором. Неизвестно, какие именно поручения графа выполнял Цейтлин, но есть свидетельства, что в 1770-1780-е годы он, по заданию сего самодура, часто наезжает в Берлин.
Синагога в Шклове
По счастью, от таких вояжей наш герой получал не только коммерческую выгоду, но и обильную пищу для ума. Он сближается с деятелями берлинской Гаскалы и становится частым гостем в доме основоположника Еврейского Просвещения, «еврейского Сократа» Мозеса Мендельсона (1729-1789). Товарищеские узы связали его с такими выдающимися маскилим, как главный раввин Берлина Гирш Лебель (1721-1800); выдающийся лингвист и экзегет Нафтали-Герц Вессели (1725-1805); идеолог ассимиляции и провозвестник реформизма в иудаизме Давид Фридлендер (1750-1834) и ДР. По-видимому, в это время складывается своеобразная культурная и мировоззренческая позиция Цейтлина. Как и приверженцы Гаскалы, он был против культурной обособленности еврейства и видел в усвоении европейской образованности залог улучшения положения своих соплеменников. В то же время он находился под значительным влиянием раввинистической культуры, ярчайшим выразителем которой был знаменитый Виленский гаон, р. Элияху бен Шломо (1720-1797). Иегошуа старался подчинить светское знание дисциплине религии и никак не разделял рационалистические взгляды «берлинеров», их пренебрежительное отношение к Устному учению, Талмуду и иудейской обрядности. По существу, взгляды Цейтлина аккумулировали в себе идеалы европейского Просвещения и еврейской интеллектуальной традиции. По словам историка еврейской литературы Исраэля (Сергея) Цинберга, Иегошуа суждено было встать «во главе умственного центра» еврейства Шклова.
Иванов М.М. Конный выезд Г. А. Потёмкина
Судьбоносным для Цейтлина стало его знакомство с «великолепным князем Тавриды» Григорием Потемкиным, который владел поместьем Кричев-Дубровна и другими землями неподалеку от Шклова. Потемкин, обладавший даром «величайшего познания людей», сразу же оценил этого еврея и приблизил его к себе. По словам мемуариста Александра Давыдова, Иегошуа стал «министром финансов и снабжения» при Потемкине, он управлял имениями светлейшего князя, строил города, оформлял займы для снабжения армии и возглавил монетный двор в Крыму. О хитроумии и неистощимой изобретательности Цейтлина свидетельствует испанский путешественник Франсиско де Миранда, посетивший этот монетный двор в Феодосии (Кафе): «Чеканятся монеты, состоящие из меди и лишь на одну треть из серебра…. но выглядят так, будто сделаны из чистого серебра».