– Отчего у вавилонян головы неправильной формы?
– Сын мой, – сказал Гиллель, – важный вопрос задал ты мне, и я отвечу: оттого, что у вавилонян нет хороших повивальных бабок.
Спрашивавший ушел. Но через некоторое время вернулся и снова закричал:
– Кто здесь Гиллель?
Оделся Гиллель и вышел к нему.
– Чего хочешь ты, сын мой?
– Хочу задать вопрос.
– Спрашивай, сын мой, спрашивай.
– Отчего у тармудян глаза больные?
– Важный вопрос, сын мой, задал ты мне, и я отвечу: оттого, что они живут в песчаных местностях.
Ушел спрашивавший, но вскоре вернулся и закричал:
– Кто здесь Гиллель?
Оделся Гиллель и вышел к нему.
– Что угодно тебе, сын мой?
– Хочу задать вопрос.
– Спрашивай, дитя мое, спрашивай.
– Отчего у апракийцев ступни широкие?
– Важный вопрос задал ты мне, сын мой, и я отвечу: оттого, что они живут среди болот.
– У меня еще много вопросов, но боюсь рассердить тебя.
– Спрашивай обо всем, как пожелаешь, и я отвечу!
– Тот ли ты Гиллель, которого величают князем израильским?
– Да.
– Пусть же не будет много тебе подобных в Израиле!
– Почему, сын мой?
– Потому что из-за тебя я потерял четыреста зуз – мне не удалось тебя рассердить.
– Будь же впредь осмотрительней. Ты не раз четыреста зуз потеряешь, а рассердить Гиллеля тебе не удастся.
Сефер га-Агада. Гиллель Старший
Вышел в годы римского владычества указ, запрещающий евреям заниматься изучением Торы. Некий Папус бен Йегуда, видя, как рабби Акива продолжает по-прежнему устраивать собрания и всенародно преподавать Святое учение, спросил его:
– Рабби! Неужели ты не боишься гнева императора?
– Папус, – ответил Акива, – люди считают тебя умным человеком, а рассуждаешь ты сейчас не лучше любого глупца. Расскажу я тебе притчу.
Шла лисица по берегу реки и видит: рыбки мечутся туда-сюда в страшной тревоге. Спрашивает лисица: «От кого вы бежите, рыбки?» – «Спасаемся, – отвечают они, – от сетей, закинутых в реку». «Так выходите лучше на берег, – говорит лисица, – заживем мирно вместе!» Отвечают рыбки: «Про тебя, лисица, говорят, что ты умнейшее из животных, а рассуждаешь ты не лучше любого глупца. Ты рассуди: если в реке, где нам жить назначено, мы очутились в такой опасности, то как же мы выйдем на сушу, где нас верная гибель ждет?»
Точно так же и я отвечу тебе, Папус: если и теперь, продолжая изучать Тору, в которой залог жизни и долгоденствия нашего, мы вынуждены трепетать за свою жизнь, то что же будет с нами, когда мы сами откажемся от Святой Торы нашей?
Сефер га-Агада. Рабби Акива
Из Вавилона Гиллель вышел в возрасте сорока лет, сорок лет слушал учение мудрецов и сорок лет был пастырем добрым своего века. Рассказывают про Гиллеля, что ни одной науки и ни одного наречия он не оставлял без изучения. Изучал он также голоса гор, равнин и долин, шелест деревьев и трав, язык зверей и животных, голоса демонов, притчи, басни и сказки народные.
Сефер га-Агада. Гиллель Старший
Рабби Элиэзер бен Гиркан до двадцати двух лет ничему не учился. У его отца было богатое хозяйство, и все дети работали в поле. Как-то раз Элиэзеру досталась каменистая полоса, и отец увидел, что он плачет.
– Почему ты плачешь? – спросил он сына. – Если тебе трудно, можешь перейти на черноземное поле.
Но и там отец застал Элиэзера в слезах и спросил:
– А теперь-то ты почему плачешь? Разве и здесь тебе трудно работать?
– Нет, – ответил сын. – Я плачу потому, что хочу учиться, но не имею возможности.
– Тебе же уже больше двадцати! – сказал отец удивленно. – Зачем тебе учиться? Вот женишься, родятся у тебя дети – их и отправишь учиться.
Сын промолчал. Но однажды он пришел к отцу и сказал:
– Я иду учиться к знаменитому рабан Йоханану бен Закаю.
– Если сегодня не обработаешь свой участок поля, я больше не стану тебя кормить! – воскликнул отец. – И чтобы я больше не слышал от тебя об учебе!
Но на следующий день Элиэзер все же убежал с поля и отправился к знаменитому раввину в Иерусалим. Тот принял его и стал учить, но Элиэзеру приходилось три года перебиваться с хлеба на воду и жить на постоялом дворе в маленькой комнатке.
Братья Элиэзера говорили отцу:
– Наш брат поступил очень плохо! Ты должен сказать ему что лишаешь его наследства!
Отец и сам об этом подумал, поэтому отправился в Иерусалим. А в это время там собрались все самые знатные люди. Рабан Йоханан узнал о приезде отца Элиэзера, пригласил его и усадил среди самых почетных гостей. Потом он сказал Элиэзеру:
– Держи слово перед нами.
– Что же я могу сказать, учитель? Всему что знаю, я научился от тебя, – ответил Элиэзер.
– Нет, сын мой, – сказал рабан Йоханан. – Ты не водоем, а родник, из которого струится чистая живая вода…
И Элиэзер, уступая общему желанию, встал и начал говорить. Он говорил вдохновенно, лицо его сияло, подобно солнцу. Никто еще не слыхал такой прекрасной речи.
Знаменитый рабан Йоханан поднялся, обнял Элиэзера и воскликнул:
– Трижды славлю Авраама, Исаака и Иакова за то, что явился этот муж в потомстве их!
– О ком говорит патриарх? – спросил отец.
– О твоем сыне Элиэзере, – ответили ему.
Тогда старик встал и сказал:
– Жители Иерусалима, слушайте! Я пришел, чтобы сказать своему сыну Элиэзеру, что лишаю его доли в наследстве. Но теперь скажу, что завещаю все свое имущество ему одному!
Элиэзер ответил:
– Отец! Если бы я просил у Господа земли, то Он и без тебя дал бы мне земли. И если бы я просил золота, то Господь бы наделил меня и золотом. Но я не прошу у Господа ничего кроме знания.
Еврейская притча
Во время пребывания в академии рабби Акива ежедневно направлялся в лес и приносил связку дров, половину продавал и половину оставлял для собственного пользования. Он щепал лучину для своих вечерних занятий, и соседи роптали, говоря ему:
– Акива, ты нас совсем закоптил дымом. Лучше продавай нам свои дрова и покупай хорошее масло для лампады!
– Нет, друзья мои, – отвечал Акива, – дрова лучше. В каждом полене заключается целых три возможности: читать при лучине, греться у очага и, наконец, полено может и подушкой послужить.
Сефер га-Агада. Рабби Акива
Если тот, кто много учился, похваляется своими знаниями сверх меры, они уйдут от него.
Талмуд. Псахим
Школа Шаммая и школа Гиллеля три года спорили о том, какая из них правильнее толкует Закон. И раздался Глас небесный:
– И те, и другие учат слову Божьему, но предпочтительнее поступать по толкованиям школы Гиллеля.
– Но если и те, и другие учат слову Божьему, то чем школа Гиллеля лучше?
– Тем, что ее ученики, следуя духу кротости и смиренномудрия, преподавали не только свое учение, но и учение школы Шаммая.
При этом толкования школы Шаммая они всегда излагали прежде собственных.
Еврейская притча
Про Йоханана бен Закая рассказывали: ни разу за свою жизнь не вел он разговора ненаучного. Никто раньше него не являлся в академию. Не было случая, чтобы он вздремнул хотя бы на минуту за все время занятий в академии. Не уходил из академии, пока там оставался хоть один человек. Никто не заставал его иначе, чем занятого учением. Никому не позволял он открывать двери ученикам, а делал это сам. Никогда не высказывал он суждения, не воспринятого им от своих учителей. При встрече он первый приветствовал каждого, даже любого иноплеменника на улице.
Сефер га-Агада. Рабан Йоханан бен Закай
У входа в науку следует выставить то же требование, что и у входа в ад: «Здесь нужно, чтоб душа была тверда, здесь страх не должен подавать совета».
Карл Маркс
Рабби Тарфон подобен был сложенным в пирамиду орехам: тронешь один – все покатятся с шумом один за другим. Бывало, спросит его ученик о чем-то – и услышит от рабби Тарфона множество изречений из Торы, Мишны, Галахи и Агады. И ученик выходит от него с богатым, благодатным запасом знания.
Сефер га-Агада. Рабби Тарфон
Если мудрецы изощряют свой ум в изучении Святого Закона, они возвеличатся, ибо сказано в стихе: «Воссядь на колесницу». Но благословение это только для тех, чье желание искренно. Поэтому дальше в стихе сказано: «Воссядь на колесницу ради истины». А чтобы не подумали, что благословение и для тех, кто возгордился полученными знаниями, стих продолжается так: «Воссядь на колесницу ради истины и кротости и правды».
Талмуд. Coma
Из астрологического манускрипта (XIV в.)
Искусство, культура, творчество
Ни один писатель не в силах выдумать того, что может случиться в жизни.
Шолом-Алейхем
Актеру необходимо быть театральным. Чтобы воздействовать на публику его эмоции и их проявление должны быть сильнее, чем эмоции и их проявление у зрителя. Чтобы сценическая жизнь могла повлиять на обычную, она должна быть интенсивнее обычной жизни. Как стрелок вынужден целиться выше мишени из-за закона тяготения.
Франц Кафка
Вы, люди театра, привыкли выдавать за традиции свои удобства и свою халатность.
Густав Малер
Чтобы написать безупречную прозу необходим дар поэта.
Генрих Гейне
Уважай притчу. Как свет дешевой свечи помогает отыскать закатившийся в угол золотой или жемчужину так притча помогает познать истину.
Сефер га-Агада. О притче
Подобно мечте, произведение искусства продолжает собой игры детства. Любой играющий ребенок, как и поэт, создает свой собственный мир, вернее, собственный порядок, которому подчиняются все предметы в его мире.
Зигмунд Фрейд
Я враг врагов искусства.
Марк Антокольский
Художник преобразует свои интимные желания и фантазии в произведения искусства, при этом он умеряет их непристойность и затушевывает личные черты в соответствии с законами красоты, предлагая другим соблазнительную часть удовольствия.