В эпоху Талмуда один человек гостил у великого учителя Мишны тана рабби Йешуа. Тана принял гостя радушно, угостил его и определил ему место ночлега на втором этаже небольшого дома. В то время не было ступенек, чтобы подняться на верхний этаж, и обычно использовали приставную лестницу.
Перед отходом ко сну рабби Йешуа забрал лестницу. Ночью гость поднялся и собрал все ценные вещи, которые были на втором этаже. Он уже собирался уйти, но из-за темноты не заметил отсутствия лестницы, упал и сломал несколько костей. Утром вид пострадавшего гостя с украденными вещами был ужасающим.
– Так поступают порядочные люди? – спросил его рабби Йешуа.
– Я не знал, что ты забрал лестницу, – растерянно произнес гость.
– Я еще вчера подозревал тебя, – сказал ему рабби Йешуа.
Так он исполнил написанное в Талмуде – «уважай, но подозревай».
Даже когда человека подозревают в каких-то его замыслах, намерениях, все равно надо выразить ему наибольшее уважение.
Именно рабби Йешуа принадлежит высказывание: «Пусть все люди будут в глазах твоих как разбойники, но надо почитать их, как великих мудрецов». Из этого мы учим, что разрешается подозревать незнакомого человека, остерегаться его, но вместе с этим изначально уважать.
Еще в святых книгах написано: «Относись к каждому человеку с превеликим уважением, но не верь ему больше, чем нужно».
Дмитрий: Алекс, а что обозначает ваша красивая шляпа? Для чего она?
Алекс: В еврейском мире есть традиция от времен Речи Посполитой, где хасиды ходят в таких меховых шляпах. Прекрасный век еврейства, когда во время польского владычества был царь Казимир, который поддерживал еврейство. В память об этом очень много хасидов ходят вот так.
Мы ходим в таких шляпах, она символизирует собой корону. Каждое утро мы говорим: «Венчающий Израиль великолепием этот головной убор».
В основном сегодня раввины ходят в шляпах – я не ощущаю какую-то гордыню, но я не хочу отходить от традиций. Опять же, в Израиле эта шляпа помогает от солнца. Здесь она может слететь, поэтому мы иногда ходим в кепочках.
Дмитрий: И напоследок – Ваш самый любимый еврейский анекдот.
Алекс: Расскажу его без комментариев. Это игра слов.
Когда Авраам приходит к Ицхаку домой, Ицхак ему говорит: «Авраам, чай пить будешь?» Он говорит: «Почему бы и нет?» Ицхах говорит: «Нет так нет». Вот так. Он ни о чем не говорит, но я просто люблю его!
Дмитрий: Философский анекдот. Алекс, огромное спасибо! Здоровья, процветания и мира нам всем!
Диалог с раввином Ароном Головчинером
«Есть определенная программа, которая составлена для каждого человека. Но человек всегда может переломить эту программу»
Дмитрий: Арон, расскажите, пожалуйста, о Вашем детстве.
Арон: Я родился в обычной советской еврейской семье. Отец – строитель. Мама – врач. Жил обыкновенной советской жизнью, успел побывать в октябрятах и пионерах. В комсомоле уже не довелось. Типичная семья, где еврейского было, наверное, не так много. Бабушки и дедушки всегда говорили на идише, когда они хотели, чтобы внуки их не поняли.
Постоянное выяснение перед телевизором – кто еврей, кто не еврей.
Еще из еврейского – всегда маца на Песах, шеститомник Шолома Алейхема на полке – как и в каждой еврейской семье.
Дмитрий: Помню, помню. Коричневого цвета?
Арон: Да-да-да, он самый.
Что еще? Большое количество книг – при том что у нас была не очень большая квартира, каждое свободное место занимали книжная полка, шкафы, потому что книг было много. Не только еврейские – это и классика, и научная литература. С учетом того, что мама врач, было много медицинских книг, энциклопедий. К книгам всегда было трепетное отношение. У нас в семье поощрялось чтение.
Дмитрий: Что вам не разрешали делать в детстве?
Арон: Наша семья была достаточно строгих взглядов.
Сейчас, когда я уже сам родитель, понимаю, что правильно беспокоились старшие, когда уходил гулять с друзьями и не приходил вовремя, как обещал.
Присутствовал большой культ еды – в еврейской семье, если мальчик накормлен, значит, он счастлив и здоров одновременно. Поэтому всегда завтрак, обед, ужин, компот. Все как полагается.
Естественно, с определенным набором еврейских блюд – кисло-сладкое мясо, фаршированная рыба.
Никакого серьезного понятия о кашруте, о кошерности не было, но традиции соблюдались. Для меня это были обычные блюда, я думал, что все едят фаршированную рыбу по праздникам, все едят мясо с черносливом. Но, как в любой семье, самым любимым блюдом было оливье.
Дмитрий: Чему вас учил отец в детстве?
Арон: Главой семьи у нас была, конечно, мама. Она знала все обо всем – где, чего, как. Велись маленькие книжечки, где записывались траты: сколько денег на что ушло.
С папой были больше дружеские отношения. Когда я был маленьким, по субботам и воскресеньям мы выходили гулять в парки. Мы с родителями жили на Кутузовском, у станции метро «Фили» – там еще были старые железнодорожные пути. Помню, все время ходили гулять по шпалам….
Дети этого не ценят. Сейчас я понимаю, что такие яркие вспышки из детства очень ценны потом. И я могу сказать: главное, чему, наверное, меня научил папа, – хотя он специально этому меня не учил, – в том, что действительно надо ценить эти моменты.
Понятно, что все заняты. Бизнес, работа, встречи с друзьями. Но уделять время детям – вот это главное. И дети это запоминают.
Дмитрий: Когда в семье принимались решения, у вас было право голоса?
Арон: Вопросы, которые касались лично меня, конечно, со мной обсуждались. Например, когда меня заставляли ходить в школу фигурного катания, через некоторое время я четко сказал – нет. И это помогло.
Но в каких-то общих вопросах мнение детей не спрашивалось. Максимум – перенести на неделю отъезд на дачу или возвращение с нее. Там можно было ожидать, что твой голос услышат.
Дмитрий: Вас ругали за оценки?
Арон: Меня ругали за плохие оценки. В семье была установка, что учиться надо не просто хорошо, а замечательно. Предполагалось, что я должен учиться на пятерки.
Будучи сейчас директором школы, я понимаю – добиться от мальчика, чтобы он учился только на одни пятерки – это должна быть очень большая мотивация, которой не все ребята могут похвастаться. Я учился в основном на четверки. Конечно, иногда спрашивали, почему же я, как сейчас говорится, «облажался». Но сильного давления в плане оценок я не помню.
У нас была совершенно обычная советская московская семья. Да, я должен был делать домашнее задание. Кроме того, я еще ходил в музыкальную школу. Это все проверялось. Понятно, где-то я немножко обманывал, потому что родители не учились в музыкальной школе. Поэтому я делал вид, что играю как надо, а играл неправильно. Но я не могу сказать, что было сильное давление в этом плане.
Дмитрий: Когда вы в первый раз столкнулись с антисемитизмом?
Арон: Это не было для меня чем-то необычным. Я учился в школе, где большая часть директорского и учительского состава были евреи, как и большая часть учеников, но не все.
В общем, всем было интересно не только, какая у человека фамилия, но и что написано напротив нее. Хотя были ребята с совершенно еврейскими фамилиями, у которых в графе «национальность» было написано «русский».
У меня было все правильно написано. Поэтому никаких шансов избежать трений у меня не было. Могли, как обычно, что-нибудь обидное сказать, в коридоре могли подраться, потолкаться. То же самое во дворе. Это не считалось чем-то экстраординарным. То есть обзывают – ты обзываешь в ответ. Начинается драка. Это нормально.
Конечно, на уровне государства я не сталкивался с антисемитизмом, поскольку был ребенком. Но на бытовом уровне – я считал, что это абсолютно нормально. Мы могли посмеяться над каким-нибудь еврейским анекдотом и немножко друг друга поколотить. Потом мы могли одновременно посмеяться над соседним мальчиком – украинцем. И точно так же с ним подраться – не было ничего, выходящего из обычного восприятия действительности.
Единственное, когда мой старший брат уехал в Израиль, на семейном совете было решено не афишировать это дело. Хотя уже был 1991 год, но тем не менее люди к этому относились по-разному. Это была тема, которая не обсуждалась прилюдно. Все остальное – без проблем. И даже когда у нас была на Пасху маца, я мог спокойно вынести ее во двор и угостить ребят. Это не вызывало негатива.
Дмитрий: Какие основные выводы, мысли вы вынесли из детства, из своего воспитания?
Арон: Часто говорят, что многие проблемы родом из детства. Я считаю, что это некоторое лукавство. У каждого в детстве были определенные комплексы. Но, когда человеку уже за 40 лет, очень инфантильно и наивно считать это реализацией того, что было в детстве.
Значит, человек не хочет работать над собой. Ему комфортно находиться в этом месте и себя немножечко жалеть или оправдывать. Мне кажется, детство у любого человека – радостная, розовая пора, всегда есть приятные воспоминания. Какие бы ни были проблемы, мы в состоянии это не просто пережить, а оттолкнуться от них и двигаться дальше. Вот это самое правильное в детстве.
Тогдашняя система, советская, она очень интересна. При том что это были уже 80-е годы, и все прекрасно понимали, что в мыслях одно, а в жизни немножко другое, тем не менее были определенные правила игры. К этому все относились очень серьезно. По мере того как живешь, понимаешь, что очень многие вещи, которым уделялось очень большое внимание и они считались принципиальными, – в сущности, ерунда.
Вот мы с вами затронули тему кормления. Это было важно, накормить по всем правилам, с манной кашей. Сейчас думаю: а зачем это делалось?