Дмитрий: Вы сказали, что процент предпринимателей среди евреев очень высок. Вы – известнейший ученый, человек, который много читает, знает, изучает. Какой будет ваш совет тем, кто начинает свое дело?
Аркадий: Осторожность и смелость. А главное – не биться в закрытую дверь и стену, а найти окно. Это то, что отличает талантливых предпринимателей. Window of possibility[11]. Они видят это самое window.
Бывают дни, когда нет таких окошек совсем. Тогда ты оказываешься в тюремной камере. И вот там вдруг находится окошко. Вам, как герою романа «Граф Монте-Кристо», через него удается сбежать. Вот и все.
Дмитрий: Ваше отношение к деньгам. Насколько я знаю, у евреев очень четко прописано, что деньги нельзя рвать, мять. Есть ли у вас что-то особенное в отношении к деньгам или нет?
Аркадий: Трепетное отношение к деньгам объяснимо еврейской историей. Деньги – единственный способ существования евреев. У них не было ни земли, ни ремесел, ни должностей, ни государственной карьеры. В карьерном обществе деньги абсолютно не важны. В обществе, где вырос я, в советском, деньги не важны. Гораздо важнее была карьера.
Вспомните Александра Сергеевича Пушкина:
«“Все куплю”, – сказало Злато.
“Все возьму”, – сказал Булат».
Поскольку у евреев этого Булата не было, они к деньгам относились трепетно, но кончалось это для них трагично сплошь и рядом. Потому что приходил Булат и все забирал.
Дмитрий: В конце нашей беседы моя стандартная просьба – расскажите Ваш любимый еврейский анекдот.
Аркадий: Курице отрубают голову. Голова лежит в навозной куче, а тело отдельно. И голова говорит: «Только бы не хуже. Только бы не хуже».
Дмитрий: Такой философский анекдот. Спасибо огромное за Ваш взгляд, видение, за те открытия, которыми Вы поделились!
Диалог с Петром Люкимсоном
«Решающее значение в образовании прибыли играет скорость оборота, а не высокая цена»
Дмитрий: Петр, я Ваш большой поклонник. С огромным удовольствием читаю Ваши книги и очень ценю юмор, интереснейший подход, глубину мыслей, которую Вы передаете.
39 % лауреатов Нобелевской премии по экономике – евреи, 40 % самых богатых людей мира – евреи. Еврей Цукерберг купил у другого еврея, Яна Кума, за 19 миллиардов долларов WhatsApp. Это было в Америке, которую тоже открыл еврей Христофор Колумб. В чем, на ваш взгляд, секрет? Почему существует столь большой процент людей еврейской национальности, достигших такого успеха?
Петр: Я не вхожу в эти 39 процентов, которые Вы назвали. Я не бизнесмен вообще – я занимаюсь тем, что пишу книги. Но я вам скажу, что ответ на этот вопрос известен. Дело не только в генетических факторах, хотя, наверное, они тоже присутствуют.
Дело в том, что у евреев на протяжении тысячелетий сформировалась своя система обучения и воспитания, которая помогала осваивать очень большие массивы знаний и одновременно развивала аналитическое и творческое мышление. Еврейский мальчик должен был начать читать в три года. Это закон. Это и сейчас остается – в религиозной среде мальчик, который не читает в три года молитвенник, – это нонсенс. В пять лет он начинал изучать Тору, и где-то годам к семи-восьми он должен был знать ее почти наизусть. У нас есть примеры, когда дети в 11 лет уже знали весь Талмуд, а Талмуд, поверьте мне, – это очень много томов.
Талмуд, по сути, – это сборник споров между мудрецами, где приводится сначала одно мнение, потом оно опровергается, дальше подтверждается, потом снова опровергается. То есть это постоянная тренировка ума.
Когда начался так называемый «период Просвещения», к которому религиозные евреи относились крайне отрицательно, и многие евреи встали на светский путь, они все равно сохраняли связь с традицией. Так или иначе она сохранялась.
Самое главное, что евреи взяли из традиции две важные вещи.
Первая – это ценность учебы. Учеба в еврейской семье всегда была на первом месте. Главное – дать ребенку образование. Он уже не обязан был знать весь Талмуд, но должен был знать химию, физику, математику, литературу.
И второе – научить его мыслить. Мыслить уже не талмудически, опять же, но по-другому – творчески. Существует масса примеров, когда евреи благодаря этому талмудическому знанию, благодаря талмудической системе обучения очень легко осваивали любой предмет. Сегодня мы это наблюдаем.
Возьмем пример – президент Хаим Вейсман. Пример классический, потому что он повторялся многократно, но он не единственный.
Хаим до 18 лет вообще не открывал ни одной книги, кроме Торы и Талмуда. В 18 лет, когда он решил, что этот путь немножко не для него, он экстерном освоил за 2 года подготовку к университету, сдал все экзамены за среднюю школу, поступил в университет и стал величайшим химиком XX века – не только политиком, не только общественным деятелем.
Мы все в школе учили «реакцию Вейсмана» – реакцию получения ацетона, которая его, кстати, и озолотила. Был получен патент, и каждая капля ацетона, которая делалась в мире, приносила ему 1 цент. Видимо, в этом секрет.
Дмитрий: Расскажите о своем детстве. Какие самые яркие воспоминания у Вас?
Петр: Я родился в Прилуках, меня туда специально повезли к бабушке рождаться, а потом тут же перевезли обратно в Баку. Но каждое лето мы опять-таки ездили в Прилуки к бабушке. У меня дед, неродной, приемный, второй муж бабки, был раввином. Я видел, как он сидел за всеми этими книгами. Я наблюдал за еврейской жизнью издалека. И она меня всегда влекла, с одной стороны.
С другой же, у второй бабушки была прекрасная библиотека. Они вернулись в Прилуки после войны и жили в одном доме, три бабушки. Обычно я целые дни проводил только и исключительно читая, поглощая эти книги. Там я прочел Шолом-Алейхема, как и множество других книг.
Я прочитал Мопассана, как я сейчас помню, в пятом классе, и моей маме говорили: «Света, посмотри, что он читает! Забери у него эту книжку!» На что мама говорила: «Ничего, пусть разберется».
Это действительно самые яркие воспоминания.
Ну, естественно, бабушки на кухне меня раскармливали с детства. Это то, что меня сопровождает всю жизнь, до сих пор. Одна бабушка меня старалась накормить, другая – одеть, третья – дать образование, научить.
Я был у всех троих единственным внуком, у всех троих погибли мужья на войне. Я рос, окруженный очень большой любовью, мне старались дать все, что только можно дать. И родители стремились к тому же.
Потом были университет, работа, переход в журналистику в 24 года, и в ней я остаюсь до сих пор. Сейчас я заместитель главного редактора большой газеты.
Дмитрий: А когда в семье решались какие-то важные вопросы, у вас было право голоса? Или все определяли старшие?
Петр: Хороший вопрос! Вы знаете, и да и нет. Я бы сказал так – все, что касалось меня, решалось совместно. Со мной не советовались, какую стенку покупать, «Хельгу» или какую-то другую, покупать ковер или нет. Но вот вопрос одежды – да, однозначно. Приносили, мерили, если я говорил «нет», это было «нет».
Повторюсь, это вопросы, касающиеся меня. Вдобавок мне предоставлялось всегда право выбора. Я очень любил канцелярские дела, всякие принадлежности, и мне давали выбрать школьный портфель, пенал, сумку, тетради, в которых я буду писать, и так далее. На все это не жалели денег.
Дмитрий: А за что вас ругали в детстве?
Петр: Ругали меня в детстве за двойки. И даже иногда за четверки.
Но двойка – это была катастрофа. До сих пор помню замечательный случай, когда я получил «пару». Это как раз была суббота, в которую нельзя работать, и я думал, что пойду домой и мать обязательно попросит дневник и там увидит двойку.
Я зарыл его в землю в парке, закопал, пришел и сказал, что потерял дневник. Самое смешное, что кто-то видел, как я закапываю его, и выдал меня.
А через два дня мама мне сказала: «Я видела сон, как будто ты закопал дневник, чтобы скрыть от меня двойку».
Я тогда в это поверил!
Что самое интересное – меня за это не ругали, нет, мне просто сказали, что надо исправить плохую оценку.
Дмитрий: Петр, а что в вашем понимании отличает правила подхода к воспитанию детей у евреев от всех остальных?
Петр: Прежде всего – упор на учебу. Ты должен быть первым. Это то, что вбивается в голову с детства, это перфекционизм.
Он потом сильно мешает – ты обязан быть первым, и ты должен получить высшее образование. Тем более что в Советском Союзе с этим было связано немало проблем – мы понимали, что есть антисемитизм, определенные квоты на евреев и так далее.
Начинали готовить к этому с раннего детства – ты должен быть лучшим, поступить в университет и стать инженером. Обычно у мамы – инженером, врачом, человеком, достойно зарабатывающим на жизнь.
Что было минусом в этой системе воспитания – профессию еврейскому ребенку давали выбрать очень редко. Этот выбор за него делали родители и потом его вели по этому пути, который считали правильным.
В моем случае (я узнал об этом только 10 лет спустя) отец пришел к учительнице по русскому языку и литературе и сказал: «Наталья Аттиковна, я Вас очень прошу, не заикайтесь с ним о том, что он должен поступать на филологический. Филологией не прокормишься, мы хотим, чтобы он поступил на химический факультет».
И это не только мой случай, я знаю, у моих товарищей это тоже было.
Вы знаете, на самом деле это травма. В итоге я выбрал сам ту стезю, к которой изначально стремился. Очень многие так сделали и изменили в процессе жизни профессию.
Но я знаю моих еврейских друзей, у которых выбор профессии определили родители. Это осталось с ними на всю жизнь. Они, кстати, стали прекрасными специалистами, очень многого достигли в жизни, они прирожденные врачи, математики. Но у них всегда внутри свербило, что, если бы они пошли по другому пути, было бы куда лучше. Я не уверен, что это так, кстати – наши родители были мудрыми людьми. Тот успех, которого они добились, говорит сам за себя, но проблема такая есть.