В 1278 году в Лондоне были повешены 267 евреев — золотых дел мастеров. Их обвинили в том, что они срезали с монет частички золота. Антисемитская мера? Но одновременно с евреями были казнены многие христианские золотых дел мастера — по тому же обвинению. Акт религиозного преследования, при ближайшем рассмотрении, оказывается суровой мерой примитивного правосудия. Во время разгрома Рима в 1527 году евреи пострадали ужасно, но не больше, чем другие части населения. К типу этих катастроф общего порядка, от которых пострадали и евреи, относятся погромы 1096 года в Иерусалиме, 1197 года в Леоне, 1487 года в Малаге, 1494 года в Неаполе, 1509 года в Падуе, 1535 года в Тунисе и т. д. В наших же мартирологах еврейская доля представлена, как самая существенная черта этих трагических сцен... Сесиль Рот напоминает, что даже гайдамачина 1648—1649 годов в последнем счете была направлена против поляков в не меньшей степени, чем против евреев. Польских ксендзов вешали между евреем и собакой. Если евреи страдали от гайдамачины больше, то это было следствием польской измены.
Во многих случаях евреи страдали от общих бедствий больше других частей населения. Это бесспорно. Но — спрашивает Рот — обязательно ли это было потому, что они исповедывали другую веру?... Ворвавшимся в город грабителям неинтересно было убивать бедняков, от которых нечем было поживиться. Прежде всего они набрасывались на кварталы купцов и евреев, особенно же золотых дел мастеров и торговцев драгоценными камнями, большей частью тоже евреев. Грабящая солдатчина еще потому евреям мирволила специально, что их богатство было движимое, легко уносимое и легко реализуемое, в то время, как богатство христиан было преимущественно недвижимым. Выгода грабителей, а не теологический одиум, намечала евреев, как жертв первой очереди.
Наряду с опасностями войны, от которых страдало население средневековых городов, следует упомянуть периодические бунты и бесчинства черни. И от них также страдали не одни евреи. Бунтари нападали на всякую группу, которая не была вполне смешана с большинством населения, отличалась от него по языку, вере, профессиям. Рассказы о нападениях лондонской толпы на итальянскую колонию в 1439 и 1455 годах читаются, как донесения о современных еврейских погромах. Аналогия приобретает особенную полноту во время антиитальянского погрома в Лондоне в 1517 году — толпу против итальянцев возбуждал священник с амвона во время пасхальной проповеди!... И мотивы были те же: подозрительность, зависть, алчность... Было много случаев специально-еврейских погромов, но далеко не все носили антирелигиозный или антирасовый характер. Так, известный кровавый погром евреев в 1547 году в Азоло был делом простых грабителей, которых венецианское правительство примерно наказало.
Наиболее памятным средневековым наветам против евреев С. Рот находит любопытные аналогии в общей истории эпохи. Изгнание евреев из Франции при Филиппе Красивом он сближает с изгнанием из той же Франции в ту же пору ломбардцев (итальянцев-христиан). На других частностях этого же порядка я останавливаться не стану, так как спешу представить читателям суждения С. Рота по главному стержню нашей общей темы.
Еврейский исследователь, который отрицал бы факт преследования евреев по религиозным мотивам — из ненависти к врагам христовым и по фанатической вражде — показался бы курьезным уникумом. И Сесиль Рот, конечно, этих специальных преследований и не думает отрицать. Он считает их сильным фактором гонений на евреев. Но и в этом отношении он твердо остается верен своему общему тезису — евреи не были единственным религиозным меньшинством, преследуемым за веру, хотя были меньшинством и более заметным, и более вездесущим, что вело к тому, что они не были обойдены ни одной бурей, где бы она ни разразилась... Рот не только отрицает исключительность еврейской судьбы; он утверждает, что от явно выраженного фанатизма евреи страдали, пожалуй, меньше некоторых других меньшинственных групп населения.
Религиозный фанатизм был яркой чертой Средневековья. Христиане преследовали мусульман, которые в некоторых местах знали гетто и знаки отверженности на одежде, а иногда и смертную муку. Ненависть же между мусульманами различных фракций была гораздо сильнее их общей вражды к христианам. Что касается еретических и реформаторских движений в христианстве, то с ними христианские государства и официальная церковь боролись с варварской жестокостью, потрясающей воображение... Некоторые современные еврейские историки считают евреев чуть ли не единственными жертвами Инквизиции. Им Сесиль Рот бросает резкий вызов. «Ничто так не далеко от истины. Строго говоря, Инквизиция никогда не имела в виду специально евреев». Она была направлена прежде всего против католиков-отступников, ренегатов. Евреев она касалась в случаях сравнительно редких, в такой же мере, как протестантов, мавров и прочих иноверцев. «Страдания нидерландских протестантов от герцога Альба или альбигойцев Лангедока от де Монфора, пожалуй, затмят наиболее трагические страницы еврейской истории». Много ли в нашей истории Варфоломеевских ночей?.. Когда власть и сила переходили к протестантам, они платили католикам той же монетой. «В тридцатилетней войне солдаты Густава Адольфа убивали католиков с не меньшей благодатью, чем армии самого Валленштейна протестантов».
В острой форме, замечает Рот, преследование евреев никогда не было систематическим. В течение веков они периодически страдали от вспышек народных страстей, но жизнь их, как общее правило, правительства и даже Церковь защищали. Война же против христианских еретиков велась систематически, упорно, беспрерывно — со всей силой, которою гражданские и церковные власти располагали. Истребление Ваатландцев в 1650 году, которое внушило Мильтону его знаменитый сонет, было не менее жестоким, чем только что тогда закончившееся движение гайдамаков, с той разницей, что попытка истребить Ваатландцев началась еще в XIII веке и продолжалась неуклонно. Они, однако, как то удержались. Но вот альбигойцы на юге Франции в результате преследований вымерли все. До единого человека были истреблены последователи еретика Фра Дольчино. Не избегли пыток и костров и могущественные Тамплиеры. «Христианский мартиролог Фокса не уступает в ужасах мартирологу Иосифа Гакогена»...
3.
На этюде С. Рота я потому так долго останавливался, что он, на мой взгляд, основательно подрывает легенду об исключительном мученичестве еврейского народа, которая приносит нам много вреда и должна быть устранена в интересах нашей душевной и интеллектуальной гигиены... Было бы еще полбеды, если бы эта легенда оставалась поэтическим орнаментом антологий. К сожалению, она сделалась одним из самых шаблонных «общих мест» нашего мировоззрения, лейтмотивом нашего красноречия и нашей публицистики. Политики, ораторы, журналисты с самыми трезвыми намерениями вторят опьяненным тирадам лирических поэтов. Порою кажется, что на этом страдальчестве мы строим свое право на счастье, покой и содружество современников. Печальное заблуждение! Марка эта плохая. Человечество мучеников не любит. Оно их ценит в редких индивидуальных случаях, и то только очень долго после того, как блаженный или блаженная покинули грешную землю и канонизированы. Мучеников жалеют, но в их присутствии нормальному человеку не совсем уютно — немного совестно, немного скучно. Плохой это билет для входа в международное общество. Строители Палестины и борцы варшавского гетто в нем не нуждаются...
Гораздо важнее, однако, воздействия «агасферовой» легенды на нашу собственную психику. Есть, конечно, закаленные, я бы сказал — восторженные евреи, так еврейство возлюбившие, что ничто, так или иначе сопряженное с еврейством, никогда ни на минуту их не встревожит. Народ-мученик? — и это благо! От этого еще слаще доля гордых избранников, еще возвышеннее их историческое предназначение. Хорошо быть евреем — гранитной скалой, об которую бессильно разбиваются самые злые волны, самые свирепые бури. Бессмертие — достойная награда за муку... Но люди этого закала не типичны ни для одного народа в мире. Более типичными для еврейства становятся, к сожалению, в последние годы молодые люди совсем иной масти. Имею в виду молодых евреев нового поколения, не закаленных влияниями крепкого еврейского быта, не просвещенных знанием нашей славы, весьма ассимилированных и с еврейством связанных через семью — через старого отца, мать, деда. Связь честная, довольно прочная, но мало созидательная. Этих евреев легенда о мученичестве сплошь и рядом деморализует. Со времени разгула гитлеровщины дремавшее в них еврейское чувство взыграло с большой силой, но самый разгул этот в то же время их глубоко смутил. Они перестали понимать. В их вопросах раскрывается подлинная душевная драма:
— В чем дело? Опять! Такая ненависть! За что? Правда, это какое то проклятье. Всегда, всюду. Почему? Почему именно евреи?...
Душа такого юноши отравлена сомнениями, постыдными и унизительными. Он не всегда смеет в них признаться, но они его гложут. Может ли весь мир быть таким жестоко-несправедливым, таким упорно-несправедливым, таким беспричиннонесправедливым? Нет ли «чего-нибудь такого» в еврейском народе? Может быть, есть этому какая-нибудь, ему неизвестная причина... Он хочет знать. Он должен знать, ибо если верно то, что ненависть к евреям есть своевольный и вечный закон нееврейского мира, он, как честный еврей, обязан без всяких фокусов этот мир ненавидеть так же неразборчиво, как он неразборчиво евреев преследует... А ненавидеть не хочется! Он стремится дружить с окружающими его людьми, быть искренним их согражданином... Единство его духовной личности раздроблено. Увы, он поверил в легенду:
У птицы есть гнездо, у зверя логовище,
А у Израиля одно только кладбище.
Между двумя этими крылами еврейства незыблемо стоит крепкий его ствол, вековой, большинство. Мы. Верные евреи и житейские люди. Терновый венок нас не прельщает. Трагической поэзии мученичества мы охотно предпочли бы мещанскую прозу свободы от страх