И в далеком прошлом, когда не было и речи о свободе слова и печати, считали необходимым ограждать личную и групповую честь и достоинство избранных и привилегированных. В разные эпохи это мотивировалось по разному: во имя охранения нравов (pro custodia morum), для спасения души (pro salute animae), чтобы не нарушать внутреннего мира (breach of peace) и т. д.
Ограничения «свободы» безнаказанной диффамации ни в какой мере не противоречат праву и социальному прогрессу больше, чем ограничения и репрессии против нарушителей личной неприкосновенности или против «свободы» распространения соблазнительных изданий, «свободного» курения опиума, нюхания кокаина и проч.
Можно не придавать праву чрезмерного значения. Но в тех пределах, в каких никто не рискнет отрицать значения права в жизни людей, групп, народов, всей человеческой культуры, — нельзя отрицать и значения за правовой борьбой с диффамацией меньшинств вообще и с антисемитизмом в частности.
Скажут: пусть борьба с антисемитизмом желательна, нужна и возможна, но почему ее нужно организовать и вести в международном порядке, путем международной конвенции?
* * *
Придание борьбе с антисемитизмом международного характера может быть оправдано рядом оснований. Прежде всего — общего порядка: вся цивилизация и культура — хозяйство, наука, техника, искусство, право — переросли уже национальные формы жизни, вышли за пределы отдельных государств и даже континентов, в полном смысле этого слова интернационализировались .
Взаимозависимость между народами и странами стала неоспоримым фактом, — что бы не сказать: социологическим законом. После первой мировой войны такие мощные и огромные комплексы, как Россия и Соединенные Штаты, пробовали было уйти от действия этого закона, изолироваться и замкнуться. Это им не удалось — они вынуждены были вернуться в Европу и в мир не без того, чтобы временный их отход самым пагубным образом не отразился и на них самих, и на всем мировом общении.
С общей интернационализацией жизни интернационализировался и антисемитизм. Он проник всюду, переступил моря и океаны, захватил все континенты. Антисемитизм стал не только достоянием всех стран и народов, он стал и действенным фактором международной политики. Гитлеризму удалось придать антисемитизму, который до того был лишь отрицательным выражением отталкивания и вражды, — положительный смысл и содержание. Антисемитизм был сопряжен с расизмом и тоталитаризмом: они стоят и падают вместе.
Антисемитская зараза заносилась из страны в страну, и борьбе с этим общим и международным злом необходимо придать международный охват и выражение. Не только для того, чтобы самые меры были действенны, но и для того, чтобы антисемитизм был морально-политически дискредитирован. Борьба с антисемитизмом должна быть признана и освящена международным правосознанием. Каждый из отрядов культурного человечества должен не только морально осудить, но и формально принять на себя юридическое обязательство в меру сил способствовать успеху борьбы с антисемитизмом, — начиная с простого осведомления об очагах инфекции и кончая ее прямым предупреждением и пресечением.
Поскольку возможно предвидеть и планировать будущее, тенденция развития после победоносного завершения войны демократиями пойдет в сторону, если не «глобальных» и универсальных, то все же решений более общих, захватывающих множество стран и целые континенты. Мир, как и война, все очевиднее становится единым и неделимым. Если и величайшие в мире державы оказались не в силах сохранить мир для себя, тем более это было не по силам менее крупным и малым; и тем безусловнее зависимость самого существования всех меньшинственных групп от общей организации мира после войны. Досужий историк подсчитал, что до нынешней войны мир был связан 25 тысячами международных конвенцией, которые защищали личные и групповые, частные и общественные интересы. Международная конвенция против антисемитизма только на единицу увеличила бы общее число уже. заключенных конвенций.
Когда создавалась Лига Наций, коллективная безопасность мыслилась, как продолжение вовне, за пределы отдельных государств, безопасности, гарантированной в международном порядке государствам, входящим в Лигу, и меньшинствам, входящим в состав отдельных государств. Правовой статус меньшинств оказывался элементом общего правопорядка. Внутренняя «безопасность» для меньшинств служила одной из предпосылок внешней безопасности государств, гарантированной Ковенантом Лиги.
Та же проблема станет при организации мира после нынешней войны. И те, кто окажется на положении меньшинств, будут по прежнему заинтересованы и во внешней, и во внутренней «безопасности» — личной, групповой, общекультурной. В этом в первую очередь будут заинтересованы, конечно, евреи, разбросанные по всему миру и при всех территориальных переделах обреченные остаться на положении меньшинства. Положением евреев мотивировалась ведь и после прошлой войны необходимость общей охраны меньшинств в международном порядке. Но, странным образом, честь и достоинство членов меньшинств не были тогда включены в каталог прав, которые были признаны подлежащими международной охране по договорам и декларациям 1919 и последующих годов. Тогда казалось, что если охранить жизнь, свободу, исповедание, имущество, гражданство, язык, социально-благотворительные учреждения членов меньшинств, — все остальное приложится. Последующие события показали, что это было заблуждением. Диффамация меньшинств и, в частности, евреев была направлена не только против их морального и духовного облика, против их чести и достоинства; она служила и путем и средством к формальной — по закону и фактической — в быту и на практике — дискриминации евреев.
Нет ничего легче, как ограничить в правах опозоренных и обесчещенных. Здоровое общественное мнение не может не ощущать, как насилие над собой, претензии обесчещенных или их гуманных покровителей на допущение к пользованию благами хозяйственной жизни, а тем более и совместному строительству государства и культуры. Для всякого неискушенного и нормального правосознания совершенно проста альтернатива: либо евреи равноправны со всеми членами общежития, и тогда должны быть защищены их первичные права на честь и доброе имя; либо эти права не заслуживают охраны власти и закона и диффамация групп дозволена, и тогда уже не приходится возмущаться и жаловаться на фактическую дискриминацию меньшинств даже в самом демократическом государстве.
Так борьба с антисемитизмом и диффамацией меньшинств становится предпосылкой, логической и правовой, признания равноправия за всеми гражданами без различия исповедания, происхождения, расы, цвета.
Антисемитизм не единственный социальный бич; он даже не единственный, который отравляет не тело, а дух. И в отношении к международной борьбе с антисемитизмом нетрудно предусмотреть возражения, которые возникают каждый раз, когда ставится вопрос о международной организации борьбы с социальным бедствием.
Скажут, конечно: международная конвенция против антисемитизма не может быть снабжена санкцией против ее нарушителей; она не будет, поэтому, и соблюдаться. — Но разве это возражение против данной конвенции? Если возражение имеет какой-либо смысл, он состоит в отрицании всякого рода конвенций, и вообще всех норм международного и конституционного права! Что конвенции часто нарушаются, это верно; но этот факт говорит не против конвенций, а в пользу создания условий, благоприятствующих и обеспечивающих их максимальное соблюдение.
Другого порядка возражение: конвенция вызовет сопротивление со стороны государств, ревниво относящихся ко всякому посягательству на то, что они считают своей монополией, — подлежащим исключительно их суверенитету. — Но речь идет ведь о международном соглашении о совместной борьбе против диффамации и антисемитизма, а вовсе не о принуждении к такого рода борьбе. Уже римляне знали, что Volenti non fit injuria, — нет несправедливости, если добровольно приемлешь. К тому же теперь как будто стало общим местом, что одной из причин общей катастрофы, постигшей Европу и мир, была противоестественная попытка организовать мир на началах коллективной безопасности и, одновременно с тем, сохранить в неприкосновенности национальные суверенитеты. И после этой войны либо все останется более или менее по старому, как было, либо реорганизация международного порядка должна будет коснуться и «суверенитетов».
Не надо думать, что международная конвенция о борьбе с социальным злом предполагает непременно унификацию внутреннего законодательства договорившихся о совместной борьбе государств. Наоборот, очень часто конвенции содержат специальные оговорки о том, что соглашение ни в чем не меняет существующие в отдельных государствах процессуальные законы. Встречаются специальные оговорки и относительно норм материального права.
Не следует думать, что конвенция против антисемитизма должна заключать в себе одни только меры пресечения и репрессии. В опыте имеются случаи, когда международное соглашение начиналось с обязательств взаимного осведомления о принятых каждой стороной мерах противодействия бедствию, и лишь в последующем стороны приходили к принятию совместно и мер борьбы.
Могут сказать и, конечно, скажут: конвенция против антисемитизма не так легко поддается точному и для всех одинаково приемлемому определению. — Аналогичное возражение представляли и противники других конвенций. Но следствием оказывался не отказ от конвенции, а включение в нее специальной статьи, о том, что «Высокие договаривающиеся стороны признают, что каждому государству дозволяется придать слову смысл, который оно (государство) найдет соответствующим». И в уголовных кодексах отдельных стран — даже в таком разработанном, как былой германский, — встречаются случаи, когда наказуемое деяние не определено точно, что не останавливало суд от возбуждения преследования и наложения кары за предусмотренное законом правонарушение.
Можно привести целый ряд международных конвенций, которые могут