ва бы ни была судьба тех или иных групп эмигрантов в новой стране, они всегда оставляют страну с ограниченными экономическими возможностями и направляются в другую — с большими экономическими просторами.
Так, мараны оставляют Испанию, тогда в упадке, и направляются в цветущую Голландию. Гугеноты бегут из Франции, опустошенной войнами Людовика XIV, также в Голландию, тогда на вершине своего экономического развития. Английские диссиденты оставляют острова с их тогда весьма стесненной экономикой и направляются в Америку, страну неограниченных возможностей».
Продолжая эту серию примеров применительно к еврейской эмиграции, можно сказать, что совпадение «толкающих» факторов в России конца XIX и начала XX века (черта оседлости, политический гнет, погромы) с «притягивающими» факторами в Северной Америке (бешенный темп индустриализации, гражданские, политические и религиозные свободы) и привели к тому, что 82% всего эмигрировавшего еврейства устремилось именно в Америку, а не в Палестину, или какую-либо другую искусственно придуманную территорию.
Конечно, первая мировая война прерывает это движение, а в промежуточный период между двумя войнами положение еще более усложняется. Главный резервуар еврейской эмиграции — Россия, после октябрьской революции герметически закрывается. «Толкающие» факторы царской России сразу исчезают и все необходимые перестройки еврейского населения, его пролетаризация, переход к земледельческому труду и, наконец, опыт создания автономной территориальной единицы совершается внутри страны, путем внутреннего переселения, а не путем эмиграции во вне.
От 1917-го и до 1933 года место русского еврейства в области эмиграции занимает еврейство польское, румынское и прибалтийских стран. Здесь «толкающие» факторы остаются в силе и в 1921 году эмиграция из этих стран достигает до предвоенного уровня в 125000 человек. Но в следующие годы, особенно с 1925 по 1933 год, средняя годовая еврейской эмиграции падает до 40000 и даже до 30000 в год. Тут сказывается не только стремительное падение «притягательной» силы стран западного полушария вследствие целого ряда экономических кризисов, но и нарастание встречного «отталкивающего» движения в виде весьма строгих ограничительных иммиграционных законов на основе растущих расовых предрассудков.
Начиная с 1933 года, все европейское еврейство и попадает между молотом и наковальней этих двух встречных, взаимно отталкивающих сил, и в конце концов падает жертвой этого рокового столкновения. Ибо никогда не следует забывать, что миллионы евреев, невинно погибших за время этой войны, были жертвой не только кровавого, варварского гитлеризма. Они в такой же мере оказались жертвами умывших руки демократий всего цивилизованного и христианнейшего мира. В результате этой беспримерной в истории человечества Голгофы целого народа, шестнадцати с половиной миллионное еврейское население после этой войны будет сведено к двенадцати или тринадцати миллионам. Эти тринадцать миллионов евреев распадутся на два полярных центра приблизительно одинаковой величины. С одной стороны, пятимиллионное русское — с другой — пятимиллионное американское еврейство. Ни то, ни другое не будет иметь никаких оснований для эмиграции куда бы то ни было после этой войны. Единственным резервуаром для этой эмиграции явится на голову разбитое, физически наполовину уничтоженное европейское еврейство.
Не станем гадать, сколько миллионов евреев останется в Западной, Центральной и Восточной Европе после того, как гитлеровский режим будет сметен с лица земли. Ясно, однако, что сколько бы их ни осталось, они будут все задеты апокалиптическим хаосом нынешнего «нового порядка» в Европе. Неизвестно еще, когда и каким другим хаосом или «порядком» нынешний будет заменен. Не трудно, однако, догадаться, что измученные морально и физически остатки еврейского населения Европы долго еще будут находиться в состоянии беспрерывного брожения и страха. Десятки тысяч семейств разорванных, рассеянных по всем концам гитлеровской крепости, должны будут, прежде всего, найти, обрести друг друга раньше, чем они сумеют помыслить об эмиграции куда бы то ни было. Это вызовет прежде всего бесконечные переселения в пределах самой Европы.
Судя по опыту предыдущей войны, который, конечно, бледнеет перед размерами физического и морального разгрома, нанесенного европейскому еврейству в нынешнюю войну, этот процесс переселения внутри Европы может затянуться на долгие годы. Первой задачей таких всемирных еврейских организаций, как Джойнт, Хайас или Хицем будет облегчить по мере возможности этот болезненный процесс воссоединения разрозненных семейств. Тут только обнаружится вся бездна ужасов, весь объем катастрофы, о которой мы можем теперь только с трепетом догадываться.
Вслед за этим (а отчасти, конечно, и одновременно с этим) последует вторая стадия отыскивания родственников в заокеанских странах в целях воссоединения с ними путем эмиграции. Тут роль упомянутых организаций будет еще более значительной, и по следующим основаниям.
Трудно предположить, чтобы сейчас же после войны в странах Западного полушария, а особенно в Северной Америке, экономическое, да и политическое положение были благоприятны для возникновения аттрактивных, «притягательных» сил для еврейской иммиграции. Скорее наоборот: проблемы демобилизации возвращающихся армий, перехода военной промышленности на мирные рельсы, перегруппировки и перетасовки населения со всем этим связанные, вызовут, вероятнее всего, новую волну антииммиграционного движения.
Единственная форма иммиграции, которая по всей вероятности не сумеет быть остановлена — это иммиграция родственников. А так как еврейская эмиграция по существу всегда была эмиграцией родственников, то само особой напрашивается первый общий вывод: после этой войны еврейская эмиграция пойдет, как всегда, по линии наименьшего сопротивления и наибольшего притяжения, т. е. опять-таки не по линиям идеологическим, а попросту по линии родственных связей. Линия эта является линией наименьшего сопротивления потому, что вопрос о профессиональной и прочей подготовленности эмигранта для данной страны не играет тут решающей роли, так как он зависит от экономического положения не эмигранта, а его родственника в иммиграционной стране.
Численно эта категория эмигрантов окажется также наиболее значительной. Это можно подсчитать приблизительно так: если только одна треть всех евреев в Соединенных Штатах, в Канаде, в Южной и Центральной Америке, в Южной Африке, в Австралии имеют в Европе в среднем по два близких родственника, то это составит четыре миллиона человек. Если допустить, что только половина из них останется в живых, то все еще остается два миллиона человек, из которых по меньшей мере полтора миллиона естественно пожелают оставить те страны, в которых они столько перестрадали. Эти полутора миллиона европейских евреев и составят основные кадры, из которых будет рекрутироваться послевоенная еврейская эмиграция. Надо полагать, что только в странах Западной Европы с солидной традицией эмансипации (Франция, Голландия, Бельгия) евреи останутся на местах и, быть может, даже привлекут некоторое количество реэмигрантов. Подавляющее большинство, однако, безусловно пожелает эмигрировать в новые страны.
Само собой понятно, что «с р а з у» такую массу эмигрантов никуда не вывезешь. Если даже растянуть этот процесс на десять лет, то получится в среднем сто пятьдесят тысяч человек в год. Куда денется такая масса эмигрантов? Не надо забывать, что Соед. Штаты, за последние десять лет впустили всего 163000 евреев, т. е. в среднем 16000 с лишним ежегодно. Да и это стало возможно лишь благодаря тому, что накануне мировой войны немецкие и австрийские евреи смогли» в широкой мере использовать немецкую квоту, чего после войны не будет попросту за отсутствием немецкого и австрийского еврейства. Аргентина никогда не впускала более 14000 еврейских эмигрантов в один год, а в среднем абсорбировала от 4000 до 5000 в год, и нет оснований надеяться, чтобы при самых благоприятных условиях цифра эта могла бы быть значительно повышена после этой войны. То же можно сказать о других странах Южной и Центральной Америки; то же относится и к английским доминионам, Канаде, Южной Африке и Австралии. Если смотреть на вещи трезво, трудно допустить, чтобы все эти страны, вместе взятые, могли допустить более 25000 евреев в год. Если допустить невероятное: что Соед. Штаты найдут способ довести еврейскую иммиграцию до 25000 душ в год, все еще останется в среднем 100000 евреев ежегодно, которым некуда будет деваться.
Нетрудно поэтому предвидеть, что вопрос об эмиграции в Палестину окажется одним из центральных, как только приступят к реальной задаче расселения полутора миллиона еврейских беженцев, о которых речь шла выше. Оставим в стороне вопрос о том, правильно ли было с самого начала строить национальное возрождение еврейского народа на базе исторического сентиментализма, вместо здоровой базы территориализма, свободного от всего комплекса политических и экономических трудностей, с которыми связана судьба еврейской Палестины.
По этому основному вопросу жребий был брошен на седьмом сионистском конгрессе в 1905 году. Колебания Герцля между
Палестиной и Угандой были колебаниями между осуществлением либо сионизма, либо территориализма. На мой взгляд это был единственный момент в истории современного еврейства, когда территориализм имел реальные шансы на практическое осуществление. Досталась бы тогда победа сторонникам Зангвилл, и вся еврейская проблема сегодня стояла бы совершенно иначе. Но победа досталась сторонникам малоопытных, но фанатичных русских сионистов во главе с Усышкиным, и история пошла по раз намеченному пути. С тех пор цвет еврейской молодежи, сотни миллионов долларов еврейского народного достояния были брошены на строительство Палестины. Где взять сейчас эту молодежь? Где взять сегодня эти капиталы для создания параллельной с Палестиной автономной территории?
Наконец, какая группа еврейских общественных деятелей возьмет на себя ответственность создания такой параллельной территории сейчас, когда самое существование еврейской Палестины находится в серьезной опасности? При настоящей политической констелляции вопрос о еврейской территории может, пожалуй, быть подхвачен англосаксонскими государствами, как компенсация за отказ евреев от Палестины в угоду раздуваемому панарабскому движению. Какая группа еврейских общественных деятелей возьмет на себя смелость выдвинуть вопрос о еврейской территории, например, в Австралии, когда за это смогут ухватиться государственные деятели Англии и даже Америки, и тем облегчить свою задачу на мирной конференции, независимо от того, проведут ли они впоследствии этот проект в жизнь, или не проведут.