ории, когда «Бунд» вырос в огромную революционную силу и когда Гершуни, как глава «боевой организации» партии социалистов-революционеров, организовал в 1902 году ряд террористических актов, которые вызвали настоящую панику в правительственных верхах.
После убийства Сипягина пост министра Внутренних Дел занял Плеве. Это было общеизвестно, что «Бунд», как говорят, стоял у него, как кость в горле, а Гершуни с его боевой организацией были его кошмаром. Поэтому можно сказать, что психологически Кишиневский погром был местью Плеве за успехи, которые делал «Бунд» среди еврейских масс и за страшные удары, которые боевая организация социалистов-революционеров нанесла царизму за два года своего существования. Плеве в сущности сам сознался в этом, когда он с беспримерной наглостью заявил еврейской делегации, посетившей его после Кишиневского погрома, буквально следующее: «Если ваша молодежь будет и впредь участвовать в революционном движении, я сделаю жизнь евреев в России невыносимой». Так вскрылась тайна Кишиневской бойни...
Еще до того, как «бюро защиты» послало Зарудного в Кишинев, оно решило обратиться ко всем евреям за границей с призывом оказать материальную помощь пострадавшим от погрома Кишиневским евреям. Это обращение к заграничным организациям подписал барон Гораций Осипович Гинцбург. С такими же воззваниями обратились к заграничным евреям специальный комитет по оказанию помощи жертвам погрома, образованный в самом Кишиневе, одесский комитет и другие. И крупные суммы денег в пользу несчастных стали поступать из разных мест.
Мы также послали подробные сведения об ужасных зверствах, которые совершались в Кишиневе во время погрома, в Германию, Францию, Англию, Соединенные Штаты. Впечатление наши сведения всюду производили потрясающее, и в Париже, Берлине, Лондоне и Нью-Йорке происходили митинги протеста, на которых ораторы рисовали ужасные картины преступлений, совершаемых царским правительством. Престижу русского царизма был нанесен страшный удар, но Плеве ни своего отношения к евреям, ни своих приемов не переменил, и в сентябре 1903 года жандармы вместе с полицией организовали в Гомеле новый погром, который был повторением Кишиневского погрома даже в деталях. Здесь же важно отметить, что, как только широким еврейским кругам стало известно, что Кишиневский погром был организован охранкой совместно с полицией, перед ними сразу встал вопрос о самозащите. Если правительственная власть не только не защищает евреев от убийц и грабителей, но сама их натравливает на беззащитное еврейское население, то остается лишь один способ борьбы с разбойниками — это самозащита. Надо собирать деньги на покупку оружия и организовать специальные отряды хорошо вооруженных и обученных молодых евреев, которые отбили бы всякую охоту у погромщиков нападать на еврейское население. Надо показать и властям, и громилам, что евреи больше не дадут себя резать, как баранов. В Петербурге Юлий Давидович Бруцкус обратился с призывом ко всем русским евреям, чтобы они всюду создавали отряды самообороны. Это воззвание было напечатано в журнале «Восход», но полиция этот номер конфисковала. Тогда воззвание было напечатано на пишущей машинке в большом количестве экземпляров и разослано по городам и местечкам еврейской оседлости.
В Одессе группа писателей: Дубнов, Ахад-Гаам, Ровницкий, Бен-Ами и Бялик тоже решили обратиться к евреям с призывом организовать всюду отряды самообороны. Это воззвание составил Ахад-Гаам. С. М. Дубнов цитирует часть этого обращения в своих воспоминаниях: «Братья — говорится в этом воззвании, — перестаньте плакать и молить о пощаде. Не ждите помощи от своих врагов. Пусть вам поможет ваша собственная рука». Это обращение было разослано в сотнях экземпляров по разным еврейским общинам, и надо сказать, что эти призывы действовали на еврейскую молодежь, как электрический ток. Во многих городах возникли отряды самообороны. В них вступали молодые люди, принадлежавшие к самым различным партиям, равно как не принадлежавшие ни к какой партии. Они знали, какую трудную задачу они себе поставили и какому страшному риску они себя подвергают, но они все были готовы ценою собственной жизни защищать жизнь и честь своих братьев-евреев.
Выше было уже указано, что полиция после Кишиневского погрома для отвода глаз арестовала несколько десятков воров и грабителей. Это было сделано для того, чтобы отвести след от настоящих организаторов бойни. Таким образом было начато предварительное следствие о кишиневском погроме и предстоял громкий погромный процесс. Само собою разумеется, что наше «бюро защиты» тотчас же решило послать на подготовлявшийся процесс ряд выдающихся адвокатов, которые формально должны были на суде выступать в качестве защитников интересов ограбленных и разоренных жертв погрома, равно как интересов родных семей убитых. Мы хорошо знали, что суммы, которые суд присудит с грабителей и воров в пользу пострадавших от бойни, — никогда осужденными преступниками не будут выплачены, но мы имели в виду, что, участвуя в процессе, наши адвокаты смогут с помощью многочисленных свидетелей восстановить настоящую картину Кишиневского погрома и обнаружить истинных виновников этого страшного преступления.
Через сравнительно короткое время начался погромный процесс, и на нем защитниками еврейских интересов выступили такие знаменитые адвокаты, как Карабчевский, Грузенберг, Зарудный, Кальманович и другие. Погромщиков защищал известный ярый антисемит — Шмаков и талантливейший левый адвокат П. Н. Переверзев. Последний пришел на помощь погромщикам, с тем, чтобы они не боялись рассказать суду всю правду о погроме: кто их подстрекнул начать бойню и кто им внушил, что евреев можно грабить и убивать безнаказанно.
Процесс, кажется, начался в марте 1904 года, и как суд ни старался мешать представителям еврейских интересов обнаружить истинный характер Кишиневского погрома — это ему не удалось. Допрашивая десятки и десятки свидетелей, эти адвокаты с полной определенностью установили те же факты, которые были вскрыты Зарудным, а именно, что главным виновником и организатором погрома был начальник Кишиневской охранки Левендаль, что купец Пронин и нотариус Писаржевский подготовляли погром по его, Левендалю, инструкциям, что вице-губернатор Устругов тоже был одним из подстрекателей к погрому, сознательно пропуская преступные статьи Крушевана в «Бессарабце», статьи, призывавшие темные массы расправиться с евреями за то, что они будто употребляют христианскую кровь на Пасхе. Наконец, по распоряжению того же Левендаля полиция и войсковые части явно помогали убийцам и грабителям делать их злодейское дело. Некоторые обвиняемые погромщики тоже заявили на суде, что они грабили евреев по приказу начальства, — они были уверены, что евреев не только можно грабить и убивать, но что они обязаны это делать, так как этого требовали власти. Словом, было совершенно ясно, что на скамье подсудимых сидят только третьестепенные участники погрома; главные же зачинщики и руководители его почему-то не привлечены к уголовной ответственности. И тогда Карабчевский обратился к суду с ходатайством, чтобы разбор всего дела был отложен, и чтобы суд распорядился о привлечении к ответственности главных виновников и вдохновителей страшной Кишиневской бойни, которые, к великому его удивлению, ни на предварительном следствии, ни в обвинительном акте даже не упоминаются, несмотря на то, что их имена чуть ли не у всех на устах. Свое ходатайство о направлении всего дела к доследованию Карабчевский мотивировал в замечательной речи, одной из лучших речей, которые этот знаменитый адвокат когда-либо произносил. Однако, эта блестящая и полная драматизма речь желаемого результата не дала. Суд его ходатайства не удовлетворил, потому что допустить новое расследование в направлении, указанном Карабчевским, значило бы выдать головой всех высокопоставленных погромщиков вплоть до самого Плеве. А совершить такой героический поступок суд не имел мужества.
Выслушав постыдный отказ суда, все адвокаты, защищавшие интересы евреев на процессе, выступили с заявлением следующего содержания: «Если суд отказывается привлечь к ответственности и наказать главных виновников погрома, то им, защитникам несчастных жертв этой резни, больше нечего делать на процессе... Они явились на суд, чтобы выполнить свой святой долг и восстановить истинную картину Кишиневского погрома. Они надеялись, что суд им в этом поможет, так как и его задача заключается прежде всего в обнаружении как характера преступления, так и истинных виновников его, всех виновников без всякого исключения. Но они, адвокаты, натолкнулись на такие трудности со стороны суда, которые лишают их всякой возможности надлежащим образом свободно и по
совести защищать интересы своих клиентов, а также интересы правды, той «правды», которая по духу судебных уставов 1864 года «должна царствовать в судах»; поэтому они все отказываются от своих полномочий и покидают зал суда». И они все удалились, оставив суд в состоянии полной растерянности.
Это была чрезвычайно внушительная моральная и политическая демонстрация, которая произвела сильнейшее впечатление в России и за границей, демонстрация, резко подчеркнувшая, что под деспотическим режимом независимый суд немыслим.
В России, в прогрессивных кругах, эта демонстрация вызвала чувство восторга и гордости, и адвокаты, имевшие мужество участвовать в ней, завоевали себе глубочайшее уважение.
С. Гинзбург. НАСТРОЕНИЯ ЕВРЕЙСКОЙ МОЛОДЕЖИ В 80-ЫХ ГОДАХ ПРОШЛОГО СТОЛЕТИЯ
(Глава из неопубликованных мемуаров)
Конец 70-х и начало 80-х годов является для еврейской молодежи моего поколения как бы водоразделом двух направлений: космополитического и национального.
В описываемое время Минск сделался довольно значительным пунктом народовольческого движения. Сюда наезжал Желябов, живали здесь подолгу и другие видные деятели «Народной Воли». В Минске, кажется, одно время существовала подпольная типография этой организации; имелись здесь революционные кружки, к которым примыкали многие из еврейской учащейся молодежи нашего города. Не у всех, конечно, это участие имело серьезный характер. Подчас оно являлось лишь данью модному увлечению; уплатив ее и благополучно избегнув всяческих опасностей, иные затем превращались в трезвейших карьеристов и целиком уходили в интересы стяжания. Но были в числе моих гимназических товарищей и такие, которые беззаветно отдались революционному делу и заплатили за свою преданность ему многими годами заключения и последующей каторги и ссылки (Протас, Уфлянд и др.).