Это была последняя пятничная беседа в нашей молельне. Несколькими днями позже в Минске был большой пожар — и наша синагога, как и многие другие, сгорела. Приходилось нередко слышать, что в тех еврейских городах, где не так легко устроить погромы, устраиваются пожары. Большой пожар в Минске несомненно был кем-то устроен.
Зимой 1881—82 года начались для меня, вместо бесед по пятницам, не менее интересные вечерние беседы по субботам в доме моего дяди Менделя. Там собирались наиболее близкие родственники. И снова те же рассказы о преследованиях и погромах, те же мрачные настроения и меткие замечания.
И вот однажды в субботу у дяди я услышал нечто такое, что меня обожгло точно крапивой: те самые социалисты, которые прежде убивали крупных сановников и даже царя, теперь устраивают погромы на юге и убивают там евреев. Рассказал об этом дядя Гершон-Лейб, недавно посетивший Екатеринослав, Ростов и Таганрог. Я не могу вспомнить, какое впечатление это сообщение произвело на всех остальных в доме дяди. Я себе, однако, представляю, что оно должно было показаться нелепым. Все твердо верили, что само правительство играет большую роль в организации погромов. Правда, в официальных сообщениях вина возлагается на социалистов, и Александр III-ий сам заявил еврейской депутации, что «анархисты устраивают погромы». Евреи, однако, видели, что полиция и солдаты являются не перед погромами, и даже не во время, но после погромов. Как же могло случиться, что социалисты, так яростно борющиеся против правительства, могут так позорно помогать правительству? Дядя Гершон-Лейб рассказывал об этом, однако, с уверенностью в правильности своих сообщений. На юге, где произошли наиболее жестокие погромы, ему передавали эти новости еврейские студенты, принадлежавшие прежде к социалистическим кружкам.
Что некоторые русские социалисты тогда высказывали симпатии погромщикам и что еврейские социалисты переживали из-за этого тяжелый душевный кризис — это теперь хорошо известные факты...
...Русское правительство все больше убеждалось в том, что оно должно иметь погромное движение, которое могло бы отвлечь народные массы от революционного движения. В то же самое время в некоторых революционных кругах было распространено мнение, что погромы полезны для революционного движения, что погромщики возьмутся, в конце концов, за помещиков и чиновников. И если б даже этого не произошло, все же, как думала часть социалистов, нельзя из-за евреев отстать от «народа». На эти взгляды влияло отчасти бакунинское бунтарство, положительно относившееся даже к самым диким формам народных движений. Отчасти же это было результатом того взгляда, что все евреи, если они не Поляковы и Бродские, являются во всяком случае непроизводительным элементом, эксплуататорами.
В конце августа 1881 года знаменитый «Исполнительный Комитет» партии «Народная Воля» выпустил позорную погромную прокламацию «К украинскому народу», в которой он призывал народные массы продолжать погромное движение, несколько затихшее к тому времени. В этом Комитете уже отсутствовали бывшие крупные вожди «Народной Воли». Желябов, Перовская, Алекс. Михайлов были повешены. Одной из главных причин морального падения Исполнительного Комитета был его строго централистский характер, который необходимо было сохранить по конспиративным соображениям. Руководителями были только несколько лиц. И когда лучшие из них погибли в борьбе, худшие стали задавать тон. И неудивительно, что Романенко, тот самый член «Исполнительного Комитета», который написал погромную прокламацию, стал впоследствии черносотенцем, что Тихомиров, редактор партийных изданий, сделался монархистом. В «Комитете» также были члены, протестовавшие против этой прокламации, и под их влиянием ее распространение было потом приостановлено.
Как взрослые евреи реагировали на рассказы о погромщиках и социалистах? Я стараюсь вспомнить, но никак не могу. По-видимому, рассказы моего дяди Гершон-Лейба большого впечатления не произвели на слушателей. Вероятно, объяснялось это тем, что к многочисленным испытаниям прибавилось еще новое. Евреи революционному движению не придавали особого значения. Они связывали все свои лучшие надежды с ходатайствами в Петербурге, даже со взятками в министерствах, а не с победой революции в Петербурге и с освобождением, которое могла бы дать эта победа.
А. ВАЛЬТ-ЛЕСИН (1871-1938)
Легко проследить и отметить то огромное влияние, которое русско-еврейская интеллигенция имела на общественную жизнь Америки, в особенности за последние 30 лет.
Началось это, как известно, с 80-х годов. Год за годом все в большем количестве прибывали русско-еврейские иммигранты — интеллигенты и рабочие. Они продолжали приносить свой домашний багаж социалистических и радикальных идей. Несмотря на все препятствия, эти идеи счастливо совпали с процессом американской индустриализации, когда стали бледнеть идеи Американской революции и гражданской войны против рабства.
Эта новая русско-еврейская иммиграция воскресила старые, почти забытые социальные идеи и стала динамической силой в американской жизни. Стоит только вспомнить про целый ряд русско-еврейских общественных деятелей в Америке, про их пламенную социалистическую проповедь, про их идейную тесную связь с американской общественностью, чтобы легко понять их влияние на американскую интеллигенцию, на американское рабочее движение и на его руководителей. Можно с уверенностью сказать, что идейное влияние русско-еврейской эмиграции было одним из главных факторов, которые привели к коренным социальным реформам и к «New Deal” администрации Рузвельта.
Для этого, конечно, требовались огромные духовные силы и творческая работа внутри еврейской иммиграции. Целая плеяда идейных и практических деятелей с большим самопожертвованием помогали формировать общественную жизнь местных еврейских масс. В этой плеяде особое место занимал покойный знаменитый поэт, публицист и долголетний редактор журнала «Цукунфт» Абрам Вальт, который принял в Америке псевдоним Лесин. Он был одним из первых творцов еврейского массового социалистического и рабочего движения, сначала в России, а после в Америке.
В этом кратком очерке невозможно дать полную характеристику этой многосторонней оригинальной личности. Приходится поэтому ограничиться лишь несколькими набросками.
Абрам Вальт-Лесин родился в традиционной еврейской семье в гор. Минске в 1871 году. С самого раннего возраста он отличался большими способностями и феноменальной памятью. Еще мальчиком 14—15 лет он уже стал учеником знаменитого Воложинского ешибота. В эту высшую духовную академию допускались только самые способные и даровитые юноши.
Уже в Воложинском ешиботе он переживал внутреннюю борьбу со своими религиозными сомнениями, которые в конце концов побудили его оставить школу. Тогда же он начал писать стихи, вначале на древнееврейском, а впоследствии на идиш. Немного позже он стал социалистом.
Это было в середине 90-х годов, — так сказать, на заре как современного социалистического, так и национального массового движения в русском еврействе. Появление тогда молодого Вальта было настоящим событием. Он обладал страстным революционным темпераментом и глубоким ясным умом. Это счастливое сочетание ярко выступает во всей дальнейшей жизни Лесина, как в его литературном творчестве, так и в его общественной роли: пафос языка, образов вместе с глубиной и яркостью мысли в его прозе и поэмах; страстность желаний и глубокий анализ действительности на общественном поприще.
Неудивительно поэтому, что молодой Вальт по своим способностям, живости и самостоятельности мышления, а также новизне стихов стал в буквальном смысле центральной фигурой среди пионерских кружков еврейской учащейся молодежи. Молодой Вальт очень быстро усвоил русский язык по словарям Штейнберга и Шмидта.
Вальт стал в Минске во главе юношеского движения, которое носило его имя — «вальтовщина». Это было сочетание социализма с традиционной национальной еврейской этикой, в оппозиции к тогдашнему поверхностному космополитизму и плохо понятому марксизму. Вальтовщина поэтому называлась также и «оппозицией». Она боролась тогда с «агитаторами», порвавшими с еврейскими традициями и национальными интересами.
Интересны воспоминания недавно скончавшегося известного журналиста А. Розина (Бен-Адир), который сам воспитался в местечке у дедушки-раввина и затем попал в кружок Лесина в Минске.
«Осенью 1896 года я приехал в Минск, где я сразу попал в кружок молодежи, находившейся под влиянием Вальта. Для меня открылся совсем новый мир, чужой и странный. Мой собственный мир, к которому я привык, я должен был разрушить до основания и отречься от всех социальных представлений, которые я всосал, так сказать, с молоком матери.
«Но, кроме этого глубокого противоречия к моему прежнему образу жизни, еще одно препятствие, в действительности самое большое, — стало на пороге этого нового мира и мешало мне вступить. Это самое серьезное препятствие было чисто-еврейского характера... Уже при первых встречах с кружком я болезненно почувствовал, что в его немного расплывчатой социалистической идеологии нет больше места для моего духовного багажа. Все, что я считал центром моего миросозерцания — еврейский народ, его переживания, его судьбы, все то, к чему стремились все мои мысли, все это должно было сразу исчезнуть с горизонта моих дум. Это значило отказаться от моего святого святых — от тогдашнего пионерского сионизма, от Палестины, от древнееврейского языка; что я должен изменить Пинскеру, Ахад-Гааму, Лилиенблюму... Но тут произошло что-то такое, что имело для меня решающее значение. Это была моя встреча с идейным руководителем кружка — с Вальтом-Лесиным. Лесин с первого взгляда произвел на меня огромное впечатление... Он просто очаровал меня... Это было обаяние поэтической личности.
«Лесин был партийным деятелем особого рода. Я могу себе представить, что патентованные партийцы должны были резко критиковать методы тогдашней Лесинской работы, в особенности его практическую организационную работу... Меня лично, как вообще всю нашу молодежь, «явление Лесин» просто поразило и взбудоражило весь мой духовный мир. Этот юноша со светлым лицом и задумчивым взглядом, как мне казалось, всегда экзальтированный, открыл мне глаза, как будто невзначай и ненамеренно... и моя душа уже могла воспр