Оценка израильтянами экономической ситуации в стране как удручающей стара, как само государство. Вскоре после образования Израиля в 1948 году, получила распространение следующая история.
Премьер-министр Давид Бен-Гурион предложил своему другу должность в правительстве, назначив его министром колоний.
– Но у нас же нет колоний, – запротестовал друг.
– Ну и что? – ответил Бен-Гурион. – Каплан – министр финансов.
Этот анекдот рассказывают в разных кругах. В варианте, который ходил среди советских диссидентов в 1970-х годах, речь шла о визите министра иностранных дел Андрея Громыко в Люксембург. Ему представили все правительство, а когда дело дошло до министра обороны, Громыко рассмеялся:
– У вас такая маленькая страна, что вам защищать?
– Не вижу причин для смеха, – сказал министр. – В прошлом году я был в Москве и встречался с вашим министром правосудия.
Со времени образования Израиля в 1948 году, его обширная, вдохновленная социализмом, бюрократия разрасталась. Американцы, переехавшие в еврейское государство, обнаружили, что тратят значительную часть своего дня на те вопросы, которые в Соединенных Штатах решались почти мгновенно, например телефонная связь.
Американец перебрался в Израиль и сразу же подал заявку на установку телефона. Три недели спустя, так и не дождавшись никого из телефонной компании, он сам пошел в ее офис. Его отправили к важному начальнику.
– Когда вы подали заявку? – спросил чиновник.
Американец назвал точную дату.
– Но ведь это же всего несколько недель назад, – и чиновник достал груду значительно более ранних заявок, которые до сих пор не были удовлетворены. – Перед вами еще столько народу.
– Значит ли это, что у меня нет надежды? Израильтянин строго на него посмотрел:
– Иудею запрещено говорить: «У меня нет надежды». Вот «нет шансов», это можно.
На самом деле, государственным гимном Израиля является «Ха-Тиква», что значит «Надежда».
Другим источником анекдотов послужил характер израильтян.
Американец, поляк, китаец и израильтянин стоят на углу улицы, когда появляется человек с пюпитром.
– Простите, – говорит он, – я провожу опрос. Каково ваше мнение о мясном дефиците?
Американец спрашивает: «Что такое „дефицит“?»
Поляк спрашивает: «Что такое „мясной“?»
Китаец спрашивает: «Что такое „мнение“?»
Израильтянин спрашивает: «Что такое „простите“?»
Израильтяне обычно рассматривают свое общество не как грубое, а как дугри (ивритский жаргонизм, подразумевающий ходьбу вокруг да около). В ходе прошлых лет многие израильтяне говорили мне, что считают американцев грубыми. «Они приглашают вас к себе в гости, – жаловался мне один израильтянин, – но, когда вы пытаетесь уточнить дату, становится ясно, что приглашение было лишь на словах». На самом деле израильское общество самое гостеприимное из всех, с которыми я сколь-либо знаком.
С другой стороны, фактически каждый, побывавший в Израиле, привозит с собой по меньшей мере одну историю об агрессивности израильтян. Мой друг, ростом под два метра, стоял первым в огромной очереди на автобус. «Наконец прибыл автобус, – вспоминает он. – Как только открылись двери, все, кто стоял позади меня, ломанулись вперед. Я все еще стоял на бордюре. Даже маленькие бабульки с острыми локтями проталкивались вперед меня, пока в автобусе не осталось места». История кажется неправдоподобной только для тех, кто никогда не бывал в Израиле.
Печально, но эта агрессивность проявляется и на автомобильных дорогах. Смертельно опасное вождение, свойственное многим его гражданам, обычно вызывает в Израиле скорее муки, нежели смех. Число людей, погибших в результате аварий на дорогах Израиля, сопоставимо с числом жертв пяти арабо-израильских войн. Подавляющее число аварий в Израиле связано с превышением скорости, несоблюдением дистанции и другим безрассудством, в отличие от Соединенных Штатов, где порядка двух третей аварий со смертельным исходом являются результатом управления автомобилем в нетрезвом состоянии. О вождении в Израиле есть два афоризма:
«Лучше быть опоздавшим, чем „недавно ушедшим“».
«Лучше опоздать в этой жизни, чем попасть раньше в следующую».
Всякий, кто ездил на израильских автобусах, может оценить следующий анекдот.
В один день умирают израильский водитель автобуса и благочестивый раввин. Они попадают на Небесный суд, и водителя автобуса сразу же пропускают в рай. Раввину же велено подождать, поскольку его дело требует более тщательного изучения. Раввин возмущен:
– Я же точно знаю, что водитель автобуса был совершенно бездуховным евреем, тогда как я ежедневно давал уроки Талмуда.
– Это полная правда, – говорит ему ангел небесный. – Но когда вы учили Талмуду, многие люди засыпали, а когда этот водитель вел автобус, все люди молились.
Израильское общество крайне политизировано. В среднем на выборах на 120 мест в Кнессет (парламент) претендует 20, а то и больше, партий. Будучи избранными, парламентарии часто терзают друг друга с еще большим остервенением, чем это делают их коллеги в американских палате представителей или сенате. В ходе одних бурных дебатов 1991 года, парламентарий из ортодоксов, Рабби Менахем Пориш, обвинил Ч. К. (члена кнессета) от светской партии в потворстве нацисткоподобным отношениям к иудаизму. Тогда как многие жаловались на угасание вежливости в израильской политике, другие отметили, что нападение Пориша было «в порядке вещей». В 1963 году премьер-министр Давид Бен-Гурион заявил, что, если член Кнессета (и будущий премьер-министр) Менахем Бегин придет к власти, «он будет… править, как Гитлер правил Германией… Я не сомневаюсь, что Бегин ненавидит Гитлера, но эта ненависть не доказывает того, что он не похож [на Гитлера]».[151]
Из-за обвинений в тоталитаризме, высказываемых Бен-Гурионом в отношении Бегина в 1948–1977 годах, когда в Израиле правила Лейбористская партия Бен-Гуриона, приверженцы других партий часто испытывали сложности при приеме на работу.
В начале 1950-х годов американский еврей совершает алию [эмиграцию] в Израиль. В Тель-Авиве он приходит в государственное бюро по трудоустройству.
– Чем вы занимались в Америке? – спрашивают его.
– Я работал экономистом.
– Прекрасно. Экономисты нам нужны. Вам надо пройти в 20-й кабинет.
В 20-м кабинете его спрашивают:
– У вас есть какие-нибудь научные работы, звания?
– Я получил степень магистра гуманитарных наук в Лондонской школе экономики и степень доктора философии в Гарварде.
– Очень хорошо. Пройдите в кабинет 30.
Там его спрашивают:
– Знакома ли вам работа, связанная с пенсиями?
– Да. На самом деле именно это и было моей сферой деятельности в Министерстве труда США.
– Замечательно. Тогда вам в кабинет 40.
В кабинете 40 его спрашивают:
– Какова ваша партийная принадлежность?
– Я не состою ни в какой партии.
– Пожалуйста, пройдите вон в ту дверь А, – говорят ему.
Американец выходит в указанную дверь и оказывается на тротуаре.
Политика была не единственным испытанием, с которым сталкивались израильские рабочие. В Европе евреи редко занимались фермерством. Обычно им запрещалось владеть землей, и потому огромная их часть оказалась жителями городов. Сионизм радикально изменил жизнь евреев, настояв, что они смогут выжить в собственном государстве только в том случае, если будут сами заняты всем требуемым физическим трудом – фермерством и строительством, – что они редко делали, живя диаспорой. Сионистская мечта захватила воображение евреев: в Палестине в 1920-1930-е годы статус фермера был выше учителя или представителя другой профессии.
Тем не менее, с окончанием войны 1967 года, в Израиле оказалось почти свыше миллиона арабских граждан, и за несколько лет арабы стали выполнять большую часть физического труда, как об этом говорится в анекдоте.
Израильский мальчик прогуливается со своим дедушкой. Проходя мимо большого дерева, дедушка говорит: «Я посадил это дерево, когда был еще маленьким мальчиком». Спустя какое-то время им довелось проходить мимо красивого старого дома. «Я построил этот дом, когда был еще мальчиком», – услышал внук.
Мальчик смотрит на старика: «Дедушка, когда ты был маленьким, ты что, был арабом?»
В 1970-1980-х годах обычные профессиональные занятия израильских евреев стали напоминать те, которыми занимаются их единоверцы на Западе. Подобно своим «коллегам» из американских евреев, израильские родители переняли привычку говорить «мой сын врач», а не «мой сын кибуцник».
Отношения евреев с их арабскими соседями были, по меньшей мере, сложными. Как едко подметил Рабби Ирвинг Гринберг:
«Если мы, евреи, на 5 % лучше остальной части мира, мы можем быть „светом народам“. Если мы на 25 /о лучше остального мира, мы можем дать им Мессию. Если бы мы были лучше всего мира на 50 /о, то были бы мертвы».
Израильтяне имеют достаточные основания считать, что мир применяет к ним стандарты, не применяемые ни к какой другой стране. В те периоды, когда арабские государства убивали десятки тысяч своих собственных граждан, – в 1982 году в Сирии было убито почти 20 000 граждан в Хама,[152] а во время ирано-иракской войны Ирак уничтожил ядовитым газом тысячи своих курдов – Израиль обвинили в расизме и преступлениях, когда в столкновениях с израильскими частями были убиты палестинцы. «После двух лет арабского террора, – сказала израильский премьер-министр Голда Меир в 1969 году, – в Израиле не было приведено в исполнение ни одной смертной казни. Вместо того, чтобы казнить террористов, мы уничтожаем дома, дающие им кров. И так разрушение дома становится варварством».