— Вы доиграетесь этими фарамушками до того, что наконец вызовете катастрофу! — крикнул пан Дулькевич.— Вы уничтожите весь мир, пся кошчь!
— Вы говорите: уничтожим весь мир, — усмехнулся Либих. — Что же, господь бог сотворил его и поддерживает своей благостью, но он нигде и никому не обещал, что мир будет существовать вечно.
— Хватит болтовни! — резко остановил его Михаил. — Каковы технические данные ракеты?
— Пожалуйста. Раньше мы запускали на Лондон самолеты-снаряды «фау-1». Вес снаряда две и две десятых тонны. Длина — восемь метров. Крылья короткие, хвост, как у обыкновенного самолета. Запускался катапультой, затем летел на ракетном горючем. Взрывчатки нес восемьсот килограммов. Обыкновенная авиабомба. Поднимался на высоту до трех тысяч метров, то есть на высоту, где его мог достать истребитель. Скорость — шестьсот километров в час. Опять-таки черепашья скорость. Англичане сбивали его зенитками и с помощью истребителей. «Фау-2» — это ракета, управляемая на расстоянии. Длина — двенадцать метров. Вес — двенадцать и шесть десятых тонны. Взрывчатки всего одна тонна. Согласитесь, что это детский заряд. Горючее — этиловый спирт и жидкий кислород. Поднимается на высоту в девяносто километров, то есть в стратосферу. Летит со скоростью тысяча шестьсот метров в секунду — в пять раз быстрее звука. Бороться с ракетой невозможно.
— Вы ошибаетесь,— сказал Михаил. — Мы докажем, что с ракетами можно бороться. Сколько вы запустили «фау-2»?.
— Если вы настаиваете, скажу: немного, четырнадцать штук.
— Не думаете ли вы, что этого вполне достаточно, чтобы вас расстрелять?
— Меня? Что вы! Я только ученый!
— Вы преступник. Ваши действия заслуживают суровой кары.— Командир отряда поднялся.— Прошу высказаться, товарищи.
— Я тоже за расстрел, — сказал Юджин.
— Пся кошчь! — пробормотал пан Дулькевич. — Но мы же цивилизованные люди. Можно как-то обойтись.
— Мы можем применить к капитану милость вместо права, — поддержал его француз.
Сливка молчал: он боялся смертей и расстрелов.
— Вы? — Михаил повернулся к голландцу.
— Расстрелять! — твердо проговорил Якоб.
Клифтон Честер тоже стоял за расстрел. Он готов был перестрелять и тех эсэсовцев, что сидели в бункере, убить каждого немца, который встретится в голландских домах. Но Пиппо и Гейнц присоединились к пану Дулькевичу. Большинство было за то, чтобы подарить капитану жизнь, учитывая, что он не захотел стать эсэсовцем, не вступил в нацистскую партию, сохранить в его лице ученого, который мог бы после войны отдать свой талант служению миру. Немец обещал. Михаил понимал, что в его положении каждый бы наобещал золотые горы, но воля товарищей была священна, и он не имел права ее нарушить. Михаил сказал капитану:
— Вы сейчас, не выходя отсюда, уничтожите ракету, взорвете всю площадку. За невыполнение приказа я расстреляю вас!
— Это невозможно, — потирая вспотевшие руки, ответил немец. — Невозможно взорвать ракету, потому что еще не подключен ток от электростанции. Кроме того, на электростанции есть свой собственный гарнизон, который подчиняется мне сугубо технически. Там свой командир.
— Сколько там человек?
— Два механика и четыре человека охраны. Пятый командир. Фельдфебель Мюллер.
— Юджин,— приказал Михаил,— возьмите Корна и мосье Риго и обезоружьте охрану электростанции. Капитан проведет вас.
— Вы даже не спрашиваете моего согласия? — криво усмехнулся капитан.
— Я приказываю.
— Моя обязанность подчиняться. После того как нам не удалось завоевать мир, каждый из нас знает, что он станет трупом или пленным. Такова судьба немецкой нации.
— Скажите, вы не потомок знаменитого немецкого ученого Либиха? — спросил его Михаил.
— Нет, просто однофамилец.
— Я так и думал. Прошу не медлить. Действуйте.
Уже совсем рассвело, когда наконец были закончены все технические приготовления. Партизаны собрались на командном пункте. Капитан Либих, сидя в своей вертушке, положил руки на стол, свесил локти, отчего у него сразу как-то сгорбилась спина, потом оглянулся на партизан, взглянул на Михаила и быстро включил питание. Разноцветные циферблаты расположенных перед ним приборов засветились. Стрелки заметались во все стороны, комариным писком откликнулись невидимые трансформаторы и реостаты Рука Либиха повернула еще один рычажок, и где-то наверху загудела земля.
— Внимание, — тихо сказал капитан и нажал на красную кнопку.
Взрыв продолжался нестерпимо долго. Земля двигалась, содрогалась, корчилась. Казалось, мощные бетонные стены не выдержат, сдвинутся со своих мест и навеки замуруют кучку отважных людей, которые вызвали на поверхности земли почти космическую катастрофу.
— Взорвались спирт и кислород,— пояснил капитан, когда наверху все стихло.— Разрушения, очевидно, больше, чем можно было предположить. — Он был бледен. Руки у него дрожали.
«Интересно,— подумал Михаил,— дрожат у него руки, когда он выводит ракету на траекторию? На траекторию, которая на своем конце имеет Лондон...»
Вход в командный пункт завален песком и обломками деревьев. Над бывшей ракетной площадкой стоял тяжелый, удушливый смрад от взрыва. Там, где высился стальной карандаш, теперь были разбросаны обрывки сосновых веток. Ледяное поле бетона покрылось рваными сероватыми торосами. Погреб, где сидели запертые эсэсовцы, разрушен и засыпан землей. Сизый дым вился над местом, где были похоронены все, кто ставил ракету.
Бледный Михаил резко повернулся к капитану Либиху.
— Идите! — приказал он ему дрожащим голосом. — Иди-те сейчас же и поскорей, иначе я не ручаюсь за людей. Иди-те и всем рассказывайте о том, что вы здесь видели. Так будет со всеми, кто попробует пустить в ход подобное оружие.
— Я могу взять кое-какие свои вещи? — спросил капитан. Педантизм явно заедал молодого ученого.
— Берите и идите. Хотя стойте! Вы знаете, где расположены другие площадки?
— Где-то поблизости, но они еще не готовы. Наша была первой. Больше я ничего, к сожалению, не знаю.
— Все-таки зря мы отпускаем его живым, — вздохнул Клифтон.
— Он еще поставит после войны свои ракеты где-нибудь на берегу Темзы! — засмеялся Юджин.
— Этого никогда не будет! — воскликнул Клифтон.
— Мне тоже хотелось бы, чтобы этого никогда не было, но разве угадаешь, как оно повернется после войны. Ты слышал, что говорил этот сукин сын?..
— Не имел такого удовольствия.
— Он говорил, что ученые уже готовят чемоданы, чтобы ехать в Англию и Америку, где им хорошо заплатят за их ракеты.
— Правительство Великобритании не допустит этого!
— Наш президент тоже как будто парень не такой, чтобы дать пристанище подобной сволочи.
— Не знаю, как там у вас, а мы, голландцы, никогда больше не допустим, чтобы наша страна была ракетным полигоном, — твердо проговорил Якоб Ван-Роот. — Мы будем развозить по всему свету тюльпаны, а не ракеты.
— И поэтому я убил бы этого ученого! — прошептал Клифтон Честер.— И каждый англичанин на моем месте сделал бы то же самое.
МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
Есть такие женщины: впустишь ее в жизнь — и все пойдет кувырком! Положение обязывало Швенда сделать вид, что он женат. Надо было, конечно, взять в жены чистокровную немку. Швенд нашел в одной зенитной батарее довольно симпатичную девушку, договорился с командованием — и Вильма переехала в замок Лабер. Сиреневую униформу зенитчицы она сменила на бальное платье, на боа из дорогого меха, на легкие туфельки от лучшего флорентийского сапожника, который поставлял обувь для всех сановных дам Европы. Казарменные скука и ограниченность были забыты. Вильма непринужденно беседовала теперь с вежливыми, элегантными господами о величии «третьей империи».
Швенд не жалел денег для Вильмы, покупал ей дорогие украшения, но какой-то бес сидел, наверно, в этом удивительном существе: стоило только ей хоть на час вырваться из-под опеки Швенда, как она затевала какие-нибудь глупости. То устраивала скандал в магазине, то находила себе офицера и начинала «крутить» с ним, а то публично давала пощечину итальянцу. И конечно, скупала всякую всячину. На туалетном столике, где стояли японские коробочки с бриллиантовыми колье и браслетами, она выстроила целый отряд гипсовых Афродит и Аполлонов. Проворные итальянцы выпускают эти вещицы на рынок сотнями тысяч, и каждая, разумеется, найдена не где-нибудь, а в Капуе или в Помпеях во время раскопок. Дешевые стеклянные флакончики соседствовали на столике с глиняными страшилищами, которые должны были изображать буддийских божков. И над всей этой гипсовой, мраморной и фаянсовой дребеденью, расставив ноги, возвышался фарфоровый баранчик, которого Вильме подарил какой-то дурак «на счастье».
Подойдя к зеркалу, чтобы посмотреть, как сидит пиджак, Швенд взглянул на барана. Тот стоял на растопыренных ногах, уставясь на Швенда дурными, намалеванными розовой краской глазами. Из открытого рта высунулся такой же розовый, как и глаза, язык. Швенд протянул к баранчику руку и сейчас же отдернул ее. Пучеглазое существо топнуло, махнуло головой и оглушительно, на всю комнату заревело: «Бэ-э!..»
Швенд отбежал от стола и схватился за сердце. Он был суеверен и знал, что разведчику перед провалом судьба всегда подает некий знак. Блеяние фарфорового барашка — это конечно, был знак: над головой майора Роупера нависла угроза.
Он стал вспоминать все, что с ним произошло со дня прибытия в Рим. Обед в ресторане «Ульпия»... Путешествие в Неаполь. Освобождение Муссолини... Беседы с Чиано, Эддой Муссолини и с этим недоноском Петаччи... Нет, все было верно. Он не позволял себе непродуманных поступков, действовал только по приказам гестапо и только в интересах гестапо. Его агентура по сбыту фальшивых фунтов работала безотказно. На днях он доложит о реализации первых ста миллионов фунтов стерлингов. За эти деньги можно купить половину немецкой армии. Разве может пасть подозрение на человека, который приносит Германии такой немыслимый капитал?