К обеду вышел и английский майор, о котором рассказывал капитан Билл. Он был одет в английский солдатский мундир из толстого сукна, в черные грубые ботинки и белые гамаши. Поражали смертельная бледность его лица и лихорадочные огни в глазах — англичанин, наверно, давно уже забыл, что такое сон. Увидев за столом новое общество, майор поджал губы — кожа на его скулах натянулась, как на барабане. Кивнув головой, он спокойно шел к своему месту.
Вдруг на его пути выросла высокая фигура Клифтона Честера.
— Капитан Роупер! — воскликнул англичанин.
Майор остановился. Он не испугался, ни тени удивления не промелькнуло на его спокойном лице, глаза все так же горели, и кожа на челюстях была так же натянута.
— Кто вы? —по-английски спросил он.
— Капитан Роупер! — еще раз воскликнул Клифтон Че-стер.— Вспомните, пожалуйста, конвой «PQ — 17», крейсер «Йорк», вашего ординарца Клифтона Честера.
— Это вы? Рад видеть вас живым,— сказал Роупер.
Он стоял перед Клифтоном, опустив руки, держа прямо голову, почти по стойке «смирно». И Клифтон тоже вытянулся — перед ним был офицер британской армии.
— Я вспомнил вас, капитан...— начал было он.
— Не капитан, а майор,— поправил его Роупер.— Ровно в семь часов вечера, когда мы с вами виделись в последний раз, я получил по радио сообщение о присвоении мне чина майора. Ночью мы изменили курс и пошли наперерез немецкой эскадре, которую и перехватили на восток от островов Ян-Майен.
— Но ведь эскадра была без «Тирпица»!
— Да. Зато там был линкор «Шарнхорст», и наши доблестные моряки пустили его на дно. К несчастью, наш «Йорк» тоже был потоплен. Таким образом, мне пришлось быть майором ровно сутки.
— Не намного дольше, чем мне, прошу пана,— вставил пан Дулькевич.
— Вы что-то сказали? — Роупер повернулся к нему.
— Я был майором сорок три минуты.
— Ах, вот как? — Роупер попробовал изобразить на лице подобие усмешки.— Ну что же, приятно познакомиться с людьми, которые имели похожую судьбу. Я еще раз повторяю: рад видеть вас живым, Клифтон Честер.
— И я рад, что встретил вас, сэр. Значит, вы послали тогда телеграмму?
— Да. И у нас одинаковая судьба. И мы будем выполнять свои военные обязанности до конца. Не так ли?
— Да, сэр.
— А для этого все-таки надо пообедать,— Роупер засмеялся.
— Мы слышали о ваших приключениях,— сказал Михаил.— Капитан Билл рассказал нам, как вы вырвались из редута.
— О, редут — мелочь. Надо было дожить до него, пройти через десятки лагерей, через побеги, гестаповские суды.
— Пся кошчь! — Пан Дулькевич щелкнул манжетами.— Это нам известно!
После обеда собрались в гостиной второго этажа, где стоял старый, как и все в доме синьоры Грачиоли, рояль. Маленький Франтишек Сливка, совсем затерявшись среди блестящих черных плоскостей огромного инструмента, сел играть. Уже солнце упало за горы, и синьора Грачиоли внесла в комнату свечи, уже исчезли куда-то Клифтон Честер и Юджин Вернер вместе с майором Роупером, а Сливка все играл и играл...
Не раз и не два заливался слезами пан Дулькевич, когда чех играл мазурки Шопена, и снова начинал дирижировать манжетами, когда композитор переходил к Верди.
Проверив партизанские патрули, вернулся капитан Билл. Он устроился в кресле в углу комнаты и тоже притих, покоренный великой музыкой, что плыла из-под бледных, хрупких пальцев Франтишека Сливки.
А в это время внизу, в комнате, которую занимал Роупер, происходило маленькое совещание представителей англосаксонских наций. Майор позвал к себе Клифтона и Юджина, посадил их на твердые, неудобные стулья и стал мерить помещение тонкими ногами.
С Клифтоном он долго разговаривать не стал.
— Сержант Честер,— тоном приказа промолвил он,— вы встретились с майором армии его величества,— стало быть, отныне вы должны выполнять все распоряжения своего офицера.
— Однако, сэр,— попробовал начать дискуссию Клифтон,— я боец партизанского отряда «Сталинград», у нас есть командир, которому мы подчиняемся уже долгое время...
— Вы можете выполнять приказы командира своего отряда, но, если будет надо, должны слушаться и майора британской армии,— безапелляционно заявил Роупер.— Вам понятно?
— Да, сэр.
— Я не буду злоупотреблять своим положением, но вы сами понимаете, мы должны позаботиться об интересах нашей родины и здесь, на итальянской земле.
— Совершенно справедливо, сэр.
— Сейчас можете быть свободным. Когда надо будет, я вас позову.
— Да, сэр.
— Своему командиру можете не говорить о нашем разговоре.
— А не будет это изменой, сэр?
— Служение родине никогда не считалось изменой для настоящего британца. Вам еще что-то не ясно, сержант Честер?
— Все ясно, сэр.
— Можете идти.
— Слушаю, сэр.
Все повторялось. Все было точно так, как в то раннее июньское утро в тесной каюте крейсера «Йорк». И снова дисциплина оказалась сильней рассудка. Неужели война ничему не научила простого английского парня Клифтона Честера?
Как только дверь за Клифтоном закрылась, Роупер щелкнул ключом и повернулся к американцу.
— Скажите,— прерывающимся голосом спросил он,— вы хотите жить?
Однако Юджина испугать было не так легко, как доверчивого «томми».
— Послушайте, мистер майор, или кто вы такой,— небрежно сказал он.— Высказывайтесь точнее или убирайтесь ко всем чертям!
— Не забывайте, что перед вами офицер союзной армии!
— Вы сейчас такой же офицер, как я президент Соединенных Штатов. Говорите прямо, чего вам от меня надо?
— Американцы всегда были не очень вежливы,— насмешливо бросил майор.
— Осторожно, сэр, об американцах. Вы только что пропустили прекрасную возможность помолчать. А то я могу применить к вам международный радиокод. У вас я вижу рацию,— значит, вы знаете, что такое восемьдесят восемь по международному коду. Могу и напомнить: это значит — «катись колбаской!». О’кей!
— Будем говорить, как деловые люди...
— Валяйте! Только не думайте, что я стану слушать быстрее, чем вы говорите. Я солдат. Никакие другие деловые разговоры меня не интересуют.
— Война кончается.
— Вот и хорошо.
— Что вас ждет дома?
— Куриная ферма с рекордистками и таким петухом, что вам и не снился.
— А вы не хотели бы увеличить свою ферму, скажем, в сто или тысячу раз?
— Осторожней, майор, я не Рокфеллер и не Дюпон.
-— Однако вы могли бы привезти с войны капиталец.
— Из каких же источников?
— Я вас не принуждаю. С таким же успехом я могу вручить награду русскому лейтенанту или итальянскому берсальеру. Но мне хотелось бы все-таки иметь дело с англо-саксами.
— Короче говоря, вам надо обтяпать какое-нибудь грязное дельце?
— Ничего подобного. Сегодня ночью здесь будет проезжать большая эсэсовская колонна.
— Мы ее задержим.
— Безусловно. Шоссе перегорожено, возле завала стоит патруль. Но колонна очень большая, и вряд ли мы сможем управиться своими слабыми силами.
— Разгоним хоть немцев.
— В том-то и дело, что разогнать самое легкое. Важнее захватить эсэсовского генерала, который везет ценные гестаповские архивы.
— Мы и захватим его целым отрядом.
— Вы представляете, что получится, если архив попадет в руки партизан! Его растащат, потеряют ценнейшие бумаги, в то время как все это чрезвычайно важно для командования союзников. Наши войска будут здесь через день. Пятнадцатая группа армий американского генерала Кларка уже приготовилась к прыжку через По.
— А разве все-таки нельзя договориться с капитаном Биллом, с нашим лейтенантом? Я не знаю итальянцев, но за русского ручаюсь. Парень подходящий!
— У капитана Билла есть старшие командиры, он должен посоветоваться с ними. Это приобретет огласку, а там, где не сохранена тайна, трудно ожидать успеха.
— Черт, это верно!
— А с вашим лейтенантом я собирался посоветоваться в том случае, если бы вы и Клифтон отказались помогать мне. Все же мы, англосаксы, должны иметь какую-то свою национальную гордость.
— Да, вроде так.— Юджин нерешительно поскреб затылок. .
— Кроме того, мне не хотелось бы отдавать в чужие руки пятьдесят тысяч долларов
— Сколько вы сказали?
— Пятьдесят тысяч.
— Это для одного?
— Только на вашу долю.
— И все за этого несчастного эсэсовца?
— Прежде всего за документы.
— Вы не врете?
— Слово джентльмена.
— Гм, стоит подумать.
— Думать нечего. Решайте сразу. Согласны или нет.
— Хотел бы я видеть американца, который откажется получить пятьдесят тысяч долларов! Значит, дело честное?
— Слово джентльмена.
— Тогда вот моя рука!
Роупер не имел привычки подавать руку нижним чинам, но Юджин сам поймал его пальцы и стиснул так, что майор присел.
Если бы Юджин знал, какой дорогой, непоправимо дорогой ценой придется ему платить за чрезмерную доверчивость!.. Если бы знал командир, какая опасность грозит его верным товарищам!..
В этот вечер все они были вместе. Сидели на веранде второго этажа и смотрели на темную поверхность озера Комо, в которой плавали звезды. Пахло свежестью воды, молодыми травами и смолистыми почками столетних груш, которые так напоминали Михаилу Украину. В этот вечер Михаил впервые за войну почувствовал себя не на переднем крае.
На другом конце веранды Раймонд Риго допытывался:
— Мосье Дулькевич, какой национальный вид спорта в Польше? Футбол?
— Нет.
— Бокс?
— Нет, не угадаете.
— Конная езда?
— Нет.
— Бридж?
— Ничего похожего.
— Гольф?
— Пся кошчь, нет.
— Так что же?
— Восстание, как и во Франции, пся кошчь!
Оба захохотали. Клифтон Честер, который хмуро жался где-то в темном углу, глухо промолвил оттуда.
— Из всех живых существ только человек умеет смеяться, хотя имеет меньше всего оснований для этого.
— У нас на Украине есть птица — сыч,— весело вмешался в разговор Михаил.— Он хохочет каждую ночь. Хотите, я расскажу историю про сыча?