Единственным, в чем союзники соглашались между собой, было убеждение, что сепаратный мир с Гитлером невозможен. На конференции в Касабланке в январе 1943 года Великобритания и Соединенные Штаты заявили о доктрине «безоговорочной капитуляции Германии», к которой Сталин присоединился несколько месяцев спустя.[1103] Но для начала следовало победить Гитлера. В Соединенных Штатах общественное мнение – вопреки ворчанию тех, кто полагал, что «Азия важнее», – целиком поддерживало идею полного разгрома Германии;[1104] лишь тогда коалиция сможет сосредоточить внимание на Японии. Британцев убеждать не требовалось. «Германия является основным врагом, – гласило совместное англо-американское коммюнике за январь 1942 года, – и победа над нею будет ключевой для общей победы. Когда Германия потерпит поражение, крах Италии и поражение Японии станут неизбежными».[1105] Вашингтон и Лондон, впрочем, принципиально расходились в вопросе о ее сроках, о сроках вторжения на континент, которое было необходимо для разгрома Гитлера. Британцы предпочитали «обессилить» Германию операциями в Средиземном море и на других периферийных фронтах, а американское командование выступало за «сокрушительный» удар по Северной Франции.[1106]
Эти разногласия достигли кульминации в Касабланке в 1943 году: британской делегации удалось заблокировать требования США по скорейшей высадке во Франции и настоять на «средиземноморской» стратегии. Посему союзники договорились об организации массированных авианалетов. Но в который раз Лондон и Вашингтон заспорили относительно наилучшей тактики. Королевские ВВС, которые действовали по ночам, чтобы уменьшить потери, пытались восполнить неточность ударов бомбардировками жилых районов, чтобы подорвать боевой дух немцев. Американцы же проводили точечные бомбардировки ключевых промышленных предприятий наподобие заводов по производству шарикоподшипников и фабрик синтетического топлива. В совокупности эти налеты фактически открыли для Германии новый фронт на собственной территории. Сотни тысяч немецких граждан погибли, военное производство резко сократилось, боевой дух в тылу и на фронте упал; возможно, важнее всего было то, что 800 000 немецких военнослужащих направили в службу ПВО наряду с тысячами новейших самолетов рейха и лучшими пилотами. В итоге боеспособность люфтваффе на востоке оказалась подорвана.[1107]
Ресурсы, которые Гитлер получил, покорив Европу, были весьма велики, но все же не шли ни в какое сравнение с объединенными ресурсами Британской империи, Советского Союза и Соединенных Штатов.[1108] В 1942 году этот дисбаланс начал сказываться. Наступление Роммеля в дельте Нила остановили; через несколько месяцев 8-я армия Монтгомери двинулась на Эль-Аламейн, ставя конечной целью изгнание стран Оси из Северной Африки. В Тихоокеанском регионе Япония потерпела поражение в схватке в Коралловом море, а затем пережила катастрофическую потерю своих авианосцев в битве при Мидуэе в мае 1942 года. Соединенные Штаты приступили к медленной «реконкисте» Тихого океана, «прыжками с острова на остров» подбираясь все ближе к самой Японии. Попытка Гитлера захватить нефтяные поля Кавказа провалилась, летнее наступление 1942 года выдохлось. К концу года немецкая 6-я армия под Сталинградом была окружена и сдалась в феврале следующего года. Несколько месяцев спустя Гитлер понес не менее чувствительный урон под «Тунисградом», когда североафриканская армия сдалась союзникам едва ли не целиком. Он попытался уговорить Сталина на сепаратный мир, но попытка не увенчалась успехом. Морская блокада Великобритании подлодками почти удалась, но к весне 1943 года битва за Атлантику оказалась проиграна, а немецкие подводные лодки понесли колоссальные потери. Грандиозное танковое сражение под Курском тем летом тоже закончилось не в пользу Германии. Вскоре после этого союзники оккупировали Сицилию, а затем высадились на юге Апеннинского полуострова. Это привело к недовольству внешней политикой Муссолини в фашистском Верховном совете, и Италия впоследствии переметнулась к союзникам. Гитлеру оставалось только превратить Европу в крепость, за «стенами» которой рейх мог бы переждать бурю.
Немецкая стратегия заключалась в мобилизации континента против Объединенных Наций. «Тот, кто контролирует Европу, – объяснял Гитлер региональным партийным боссам (гауляйтерам) в начале мая 1943 года, – тем самым владеет миром… Поэтому она должна оставаться целью нашей борьбы; мы должны создать единую Европу, но монолитную структуру Европе способна обеспечить только Германия».[1109] Нацистская пропаганда неустанно провозглашала идею «европейского крестового похода против большевизма». Подобно Наполеону, Гитлер мог рассчитывать как на оккупированную Европу, так и на множество государств-сателлитов, чье отношение к «новому порядку» варьировались от восторженного сотрудничества до весьма условной поддержки: независимого хорватского государства Анте Павелича, Сербии Милана Недича, Словакии «монсеньора» Тисо, Венгрии адмирала Хорти, Румынии генерала Антонеску, Финляндии маршала Карла Маннергейма и Болгарии. С точки зрения ресурсов это сулило широкие перспективы. Экономика оккупированной Европы, особенно двух «тяжеловесов», то есть Франции – Бельгии и Богемии – Моравии, исправно снабжала вермахт снаряжением; здешний объем производства значительно превышал объем выпуска на разграбленных землях на востоке и фактически опровергал исходную посылку концепции Lebensraum. Миллионы пленных отправляли на принудительные работы в рейх. Вдобавок широкие массы добровольцев со всех концов континента стекались для защиты «Атлантической стены» против британцев и американцев и были готовы отразить «азиатские полчища» Красной Армии. Но Гитлер не мог даже вообразить стратегию по объединению народов Европы в совместном политическом проекте, пусть и в рамках немецкой гегемонии. Когда министерство иностранных дел предложило план создания Европейской конфедерации в сентябре 1943 года, Гитлер решительно его отверг. Он видел Европу покоренной, отнюдь не считал ее партнером.[1110]
В начале июня 1944 года – в «день Д» – британцы, американцы и канадцы высадились в Северной Франции. Две недели спустя Красная Армия устремилась в сокрушительное наступление против группы «Центр» вермахта, и так началось крупнейшее сухопутное сражение этой войны. За короткий период времени советские войска оставили далеко позади довоенную польскую границу. Чтобы предотвратить сталинскую оккупацию, польская Армия Крайова устроила восстание в Варшаве в августе 1944 года. Русские не стали вмешиваться, и восстание было подавлено; вскоре после этого Красная Армия возобновила наступление. После шести недель кровопролитных боев западные союзники прорвали немецкий фронт в Нормандии и двинулись на Париж. Катастрофическая военная обстановка заставила действовать немецких противников Гитлера, но наиболее известная попытка заговора – взрыв бомбы в ставке в июле 1944 года – не покончила с фюрером. К концу года провалилась и отчаянная авантюра в Арденнах. Концепция Lebensraum и видение германской гегемонии остались в прошлом. В Центральной Европе возник вакуум власти. Вторая война против Германии была почти закончена; новая битва за Германию должна была вот-вот начаться.
Столкновение трех утопий – демократической, коммунистической и национал-социалистической – затронуло все континенты. Основной ареной оставалась при этом именно Европа, прежде всего Германия. Рейх виделся призом в схватке между демократами и коммунистами после 1917 года. Немецкие лидеры отреагировали на это попытками компенсировать могущество глобальных империй через стремление к созданию Mitteleuropa в ходе Первой мировой войны, через экономическое доминирование времен Веймарской республики и через геноцид и Lebensraum Гитлера. Нужно признать, что они были близки к успеху. Консолидация европейского «центра» дважды едва не завершилась установлением континентальной и глобальной гегемонии, в 1917–1918 и 1939–1942 годах. Впрочем, в итоге совокупное могущество «Американского союза», Британской империи, СССР и других держав оказалось для рейха неодолимой преградой. Нацистская утопия была наголову разгромлена. Новая европейская геополитика отныне сводилась к противостоянию демократического и коммунистического блоков, и этот конфликт разворачивался во многом на руинах могущества прежнего противника.
Часть седьмаяРазлад, 1945–1973 годы
С поражением рейха и задержкой в развитии азиатского, африканского и, возможно, южноамериканского национализмов в мире останутся всего две великие державы, способные противостоять друг другу, – США и Советская Россия. Законы истории и географии вынудят эти две силы прощупывать друг друга, военными средствами или на арене экономики и идеологии. Те же законы с неизбежностью превращают обе державы во врагов Европы. И не менее неизбежно то, что эти державы рано или поздно сочтут желательным для себя поддержку единственной выжившей великой нации Европы, а именно немецкого народа.
Если не будет никакой реальной европейской федерации и если Германия восстановится как сильная и независимая страна, следует ожидать новой попытки установить немецкое господство. Если же не будет никакой реальной европейской федерации и если Германия не восстановится как независимая страна, нас ожидает русское владычество… В данном случае совершенно очевидно, что отношения Германии с другими странами Западной Европы должны строиться таким образом, чтобы обеспечить механические и автоматические гарантии против любых недобросовестных устремлений воспользоваться перевесом Германии в численности населения и в военно-промышленном потенциале