перника, о котором не имел ни малейшего понятия, а именно более раннее преступление, совершенное «во благо» внешней политики.
В январе 1972 года несколько лет осторожной «обратной» дипломатии Генри Киссинджера привели к прорыву – Никсон встретился с Мао в Пекине. Китайский лидер, озабоченный тем, что «разрядка» в Европе усиливает советское давление на западные границы Китая, отчаянно хотел нормализовать отношения с Вашингтоном. Четыре месяца спустя президент Никсон провел успешную встречу с Брежневым в Москве. Было подписано первое соглашение об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-I). Соглашение по «противоракетной обороне» ограничило использование оборонительных вооружений, тем самым подтверждая, что «гарантированное взаимное уничтожение» по-прежнему гарантируется. Именно благодаря этим блестящим успехам за рубежом, а также откровенно левой программе своего противника Джорджа Макговерна Никсон одержал убедительную победу на президентских выборах в ноябре 1972 года.
Успех «разрядки» побудил Францию, которая отступила на задний план после отставки де Голля в 1969 году, испугаться американо-советского «кондоминиума» в мире, прежде всего в Европе. Париж отреагировал тем, что призвал другие европейские государства, в первую очередь Федеративную Республику, более плотно координировать свои действия с Францией и тем самым «компенсировать» сближение Москвы и Вашингтона. Вопреки французским надеждам, «Европа» не пожелала заполнить вакуум, возникший вследствие ослабления американской «хватки». Казалось, что теперь нет ни немецкой угрозы, которую нужно сдерживать, ни советской, для отражения которой следовало мобилизовываться. Более того, изменилась и политика США. Экономический спад подорвал их уверенность в себе, и они опасались европейской экономической конкуренции. Вдобавок Никсон подозревал, что союзники Америки «столкнутся» между собой в ущерб США, а Киссинджер интеллектуально симпатизировал идее европейского «согласия» или даже «Исполнительного комитета» крупных держав, но не идее союза по американскому образцу.[1317] Вместо этого Вашингтон ныне уделял особое внимание развитию двусторонних отношений с другими странами. «Разрядка», если коротко, затормозила европейскую интеграцию.
Единственным крупным достижением этого периода явилось присоединение Великобритании к ЕЭС.[1318] С уходом де Голля Лондон предпринял третью попытку войти в сообщество в 1969 году. Отчасти это стремление было обусловлено тревогой из-за низких темпов экономического роста Великобритании. Но в основе заявки лежали, конечно же, политические и стратегические цели, прежде всего желание восстановить историческую «стержневую» роль нации в Европе. По всей стране шли ожесточенные споры. На момент начала общественной дискуссии опросы показывали, что примерно 70 процентов населения были против членства в ЕЭС и лишь менее одной пятой поддерживало вступление. Тем не менее лейбористы активно эксплуатировали тему «заблокированной» заявки Великобритании в 1967 году и не преминули воспользоваться ею на выборах 1970 года (Европа на них играла важную, пусть и не решающую роль); по итогам выборов премьер-министром стал убежденный сторонник вступления в ЕЭС консерватор Эдуард Хит.[1319] Более того, благодаря усилиям Европейского движения, департамента информационных исследований Форин Офис, различных депутатов, дикторов и спикеров Би-би-си, а также под давлением неопровержимых аргументов большинство британцев в последующие два года изменили свое первоначальное мнение.[1320] В первый же день 1973 года Великобритания должным образом вступила в ЕЭС; референдума не понадобилось; Ирландия последовала примеру своего географического соседа. Учитывая давние «межправительственные» устремления Лондона, это событие трактовалось как «расширение», а не как «углубление» ЕЭС. Так или иначе, вопрос «поиска роли» продолжал доминировать в британской внутренней и внешней политике.
В начале 1973 года складывалось впечатление, что Никсон и Киссинджер смогут увести Соединенные Штаты из Вьетнама и посвятить внимание восстановлению пошатнувшихся позиций Америки в Европе. В конце января Киссинджер согласовал с Северным Вьетнамом последние детали Парижского договора. США обязались вывести свои войска и содействовать мирному урегулированию во Вьетнаме.
Теперь Никсон и Киссинджер повернулись лицом к давно заброшенной европейской сцене, где Соединенные Штаты все больше и больше начинали играть второстепенную роль после 1966 года. Придуманный Киссинджером «Год Европы» в 1973-м был призван реформировать НАТО и привести через последовательность ритуальных заверений в общей цели к подписанию новой Атлантической хартии.[1321] В начале следующего года прошли переговоры между СССР и НАТО в Вене относительно «взаимного сокращения сил», подразумевавшие прекращение гонки вооружений в Центральной Европе. Увы, надежды на возобновление тесных контактов между Вашингтоном и европейскими столицами не оправдались. У этой неудачи было много причин, и среди них европейское недовольство поведением Киссинджера, которого упрекали в «макиавеллизме» и снисходительности; главным же яблоком раздора стал очередной ближневосточный конфликт, спровоцированный новым президентом Египта Анваром Садатом. Это тем более обескураживало, поскольку Киссинджер предпринял немало попыток заманить Каир в западный лагерь в начале 1970-х; к 1971 году он открыл с Египтом свежий «канал обратной связи». Но Садат не желал прислушиваться к голосу разума. В октябре 1973 года, воспользовавшись еврейским праздником Иом-кипур, египтяне внезапно перешли Суэцкий канал, а сирийцы атаковали оборонительные позиции на северном фланге Израиля.
Этот «заговор» Садата и Хафеза аль-Асада застал еврейское государство врасплох. Но через несколько дней, не в последнюю очередь благодаря быстрому освоению полученного от американцев оружия, израильтяне коренным образом переломили ситуацию, разгромили сирийцев на Голанских высотах и прижали крупные египетские силы к Суэцкому каналу. В итоге региональный кризис превратился в глобальный и затронул Европу. Советский Союз, отчаянно пытаясь избежать полного уничтожения своих союзников, прибегнул к ядерному шантажу.[1322] В ответ Вашингтон объявил атомную тревогу. Организация стран – экспортеров нефти (ОПЕК) приняла меры против поставок оружия США в Израиль, объявила о снижении общего объема добычи нефти и наложении эмбарго на США и европейские государства, тоже поставлявшие оружие. Цены выросли вчетверо; на бензоколонках копились очереди. Европейские правительства впали в панику и попытались «откреститься» от Израиля и Соединенных Штатов. Бельгийцы отказали в использовании своих аэродромов для транспортных перевозок. Великобритания, как утверждалось, временно запретила заход на Кипр, и даже обычно покладистые западные немцы жаловались, что их порты используют для переправки военного снаряжения в Израиль. Американо-европейские отношения резко осложнились. «Меня не волнует, что происходит с НАТО, – сказал Киссинджер, чьи слова широко цитировались. – Меня от них тошнит».[1323] Так или иначе, геополитики Ближнего Востока, Европы и Соединенных Штатов пересеклись, и последствия этого пересечения стали ясны в последующие тридцать лет.
Три десятилетия с 1945 года судьбы мира определяла холодная война между Востоком и Западом. В некоторых регионах этот конфликт привел к прямому военному противостоянию. Соединенные Штаты дважды вступали в войну в Восточной Азии, к примеру, против советских союзников в Корее и во Вьетнаме, и чуть было не втянулись в ядерную конфронтацию из-за Кубы. Реальным «призом», однако, неизменно оставалась Германия. Именно там, особенно в Берлине, готовился и тлел ядерный армагеддон, именно там предстояло развернуться новой общей войне с применением обычных вооружений. Контроль над этой территорией и ее ресурсами наверняка определил бы исход конфликта; поэтому все остальные фронты воспринимались как второстепенные по сравнению с германским. Кто победил, а кто проиграл, пока сказать было сложно. Великобритания и Франция лишились большей части своих заморских владений и утратили во многом то положение в Европе, какое занимали прежде, но они являлись ядерными державами, занимали постоянные места в Совете Безопасности Организации Объединенных Наций и продолжали выступать гарантами выполнения Германией наложенных на нее обязательств. ФРГ добилась многого после окончания войны, а «восточные» договоры ознаменовали ее возвращение в международную систему, но страна по-прежнему пребывала в состоянии «полусуверенитета» и нисколько не приблизилась к воссоединению с Востоком. Соединенные Штаты и Советский Союз, разумеется, доминировали в своих лагерях, пускай по-разному, но вопрос, какая из двух мировых систем, ими олицетворяемых, станет доминировать в Европе, все еще оставался открытым.
Часть восьмаяДемократии, 1974–2011 годы
Немцы должны быть осторожными, потому что они стали относительно сильнее за последние десять или пятнадцать лет… Мы должны быть осторожными, чтобы избежать опасности однажды предстать в глазах других слишком большой и слишком важной страной.
В мире сегодня набирает новую силу демократическая революция… От Штеттина на Балтийском море до Варны на берегу Черного моря режимы, насажденные тоталитаризмом, более тридцати лет укрепляли свою легитимность. Но никто – ни один режим – до сих пор не отважился провести по-настоящему свободные выборы. Режимы, навязанные штыками, долго не живут. Мы должны придерживаться убеждения, что свобода не является исключительной прерогативой немногих счастливчиков, это неотчуждаемое и универсальное право всех человеческих существ