В 1979 году случился целый ряд кризисов, которые определяли глобальную и европейскую геополитику вплоть до окончания холодной войны (и даже после). В середине января 1979 года шах Ирана бежал из страны после многомесячных протестов и демонстраций против его репрессивной внутренней политики и дипломатических «заигрываний» с Соединенными Штатами и Израилем. Новая Исламская Республика Иран изначально декларировала свою революционность, ее конституция обязывала «прилагать постоянные усилия к обретению политического, экономического и культурного единства исламского мира».[1355] Вскоре после этого группа студентов взяла штурмом посольство США и захватила в заложники более шестидесяти дипломатов. Через месяц Китай – с одобрения США – начал ограниченную, но крупномасштабную военную операцию на границе Северного Вьетнама в качестве предупреждения Ханою и Москве.[1356] Также нарастала напряженность вдоль китайско-советской границы. В июле Саддам Хусейн присвоил себе абсолютную власть в Ираке, озвучил программу регионального доминирования и год спустя напал на Иран. В середине ноября 1979 года союзник США, богатое нефтью государство Саудовская Аравия подверглось атаке террористов: международная группа ваххабитов захватила Великую мечеть в Мекке в знак протеста против слабости правящей монархии и ее якобы «лизоблюдства» перед Вашингтоном. Саудиты призвали на помощь французских наемников (как военных советников, которые временно приняли ислам), распорядились провести штурм мечети и обезглавить выживших террористов.[1357] Заодно было подавлено спонтанное восстание шиитов в нефтедобывающих районах вдоль побережья.
Совокупный эффект этих событий для геополитики на Ближнем Востоке и для глобального баланса сил оказался поистине апокалиптическим. Тегеран начал поддерживать исламистов в соседних Ираке и Афганистане, а также и в относительно отдаленном Ливане. В Саудовской Аравии привлечение иностранцев для освобождения Великой мечети заставило многих граждан уйти в оппозицию монархии, а некоторые – например, молодой Усама бен Ладен – взялись за оружие против США и их местных союзников. Эр-Рияд отреагировал на эти угрозы тем, что продемонстрировал свою приверженность исламу, оказывая поддержку фундаменталистам у себя дома и за рубежом. Все происходящее вызвало глубокую озабоченность Москвы. Исламская революция в Иране и распространение ваххабизма из Саудовской Аравии начинали сказываться на умонастроениях в советских республиках Центральной Азии. Наибольшее беспокойство при этом вызывала ситуация в коммунистическом Афганистане, куда активно проникали агенты Тегерана, Исламабада и ЦРУ, резидентура которого находилась в Пакистане. «Мы считаем исламское возрождение чрезвычайно важным, – заявил Бжезинский в середине марта 1979 года. – Оно знаменует собой возрождение арабской силы, которая послужит наилучшим оплотом против коммунизма».[1358] В марте 1979 года в городе Герат произошло краткое, но кровопролитное восстание, вину за которое Москва и афганское правительство возложили на иранцев и пакистанцев. Ситуация обострялась на протяжении всего года, и к ноябрю Советский Союз уже считал, что режим Хафизуллы Амина падет в течение нескольких месяцев – или, что еще хуже, перекинется к американцам.[1359] Поэтому в самом конце года СССР вторгся в Афганистан: ненадежного Амина убили, а вместо него сделали главой правительства куда более послушного Бабрака Кармаля. Операция задумывалась как упреждающий удар, чтобы удержать Афганистан в рамках социалистической системы, а не как увертюра к дальнейшему движению в направлении Индийского океана. Москва, однако, ступила прямиком в ловушку, которую расставил Бжезинский. В тот день, когда советские войска официально перешли границу Афганистана, он написал Картеру, что у США появилась возможность «устроить Советам их вьетнамскую войну».
В январе 1980 года президент обнародовал так называемую «доктрину Картера». Картер охарактеризовал «регион, которому ныне угрожают советские войска в Афганистане» как «имеющий стратегическое значение», поскольку он «обладает двумя третями, если не более, мировых запасов экспортируемой нефти». Поэтому «любая попытка извне подчинить себе регион Персидского залива будет воспринята как угроза жизненным интересам Соединенных Штатов» и «подлежит отражению любыми средствами», в том числе военными.[1360] В том же месяце Картер отозвал договор ОСВ II из Сената, прервав процедуру ратификации, и тем самым фактически подписал «смертный приговор» этому соглашению. Крупномасштабную программу увеличения обычных вооружений, которая уже реализовывалась, постарались ускорить. Более 30 000 американских солдат отправили в Европу для постоянной дислокации. От членов НАТО требовали значительного увеличения расходов на оборону. После коротких дебатов было принято решение начать операцию «Циклон», которая подразумевала масштабные поставки оружия афганским моджахедам, воюющим против Советского Союза, через пакистанскую разведку. Истинной целью операции было не столько вытеснить Советы из Афганистана или из района Персидского залива вообще, но подорвать силы СССР – во всем мире и особенно на европейском континенте.
Потрясения 1979 года расширили пропасть между Вашингтоном и Западной Европой, которая хотела, чтобы США сосредоточились на советской угрозе в Германии, но поддерживала при этом идею глобальной «разрядки». Когда США, наряду с Китаем, Египтом, Ираном, Израилем, Турцией, Саудовской Аравией и некоторыми другими государствами, бойкотировали Олимпийские игры 1980 года в Москве в знак протеста против вторжения в Афганистан, Бонн последовал их примеру крайне неохотно, а остальные члены НАТО (за исключением Норвегии) приняли участие в этих соревнованиях. Раскол из-за Ближнего Востока стал еще глубже, когда «второй нефтяной шок» 1979-го – взлет цен на нефть вследствие иранской революции – напомнил европейцам, насколько они уязвимы энергетически. В июне 1980 года ЕЭС призвал к созданию палестинского государства и к участию Организации освобождения Палестины во всех будущих арабо-израильских переговорах.
Крах «разрядки» и события на Ближнем Востоке формировали внутреннюю политику. В начале мая 1979 года лидер Консервативной партии Маргарет Тэтчер одержала убедительную победу на выборах в Великобритании. В основном ее успех был связан с экономическими проблемами страны, но также немалую роль сыграла жесткая позиция в отношении Советского Союза. Кроме того, эти два фактора были взаимосвязаны: «черчиллевские» взгляды Тэтчер на международные дела подкреплялись либеральной экономической политикой свободного рынка, призванной остановить спад экономики. После вторжения СССР в Афганистан в конце года и резкого роста напряженности между Востоком и Западом европейская политика поляризовалась еще сильнее. Справа и в центре европейцы выказывали стремление «сомкнуть ряды» с Вашингтоном, тогда как левые разделились на сторонников сохранения нейтралитета, настроенных антиамерикански, и на поборников НАТО. Предстоящее развертывание крылатых ракет и ракет «Першинг II», которое ожидало одобрения в национальных парламентах, стало злободневной темой внутренней политики.[1361] В Германии Шмидт оказался под нарастающим давлением левого крыла СДПГ, а в январе 1980 года появление «зеленых», то есть экологической партии, ратовавшей за превращение Германии в безъядерную зону, дало понять, что былой консенсус рушится. В конце того же года бурные выборы руководства лейбористов принесли тяжелую победу приверженцу одностороннего разоружения Майклу Футу над убежденным «жрецом» НАТО Денисом Хили.
По всей Западной Европе партийные и гражданские активисты мобилизовались против нарастания угрозы ядерной конфронтации. В апреле 1980 года было объявлено об инициативе европейского ядерного разоружения; это объявление сделала в Лондоне коалиция парламентариев, интеллектуалов, людей искусства, церковных иерархов и профсоюзных лидеров. Обращение с призывом остановить развертывание СС-20, крылатых ракет и «першингов» теоретически адресовалось обеим сверхдержавам, но, по сути, отсутствие каких-либо контактов с СССР означало, что НАТО предлагал разоружиться в одностороннем порядке. Москва, усмотрев возможность оторвать Западную Европу (или хотя бы ее часть) от НАТО, начала масштабную кампанию по инфильтрации и финансированию европейского лобби, что призывало к ядерному разоружению.
В Соединенных Штатах внешняя политика также продолжала доминировать над внутренней.[1362] Демократы Джексона – пусть и не сам сенатор – теперь начали объединяться с республиканцами, позиция которых по вопросам национальной безопасности виделась «более здравой». Крах «разрядки», наряду с экономикой, оказался важнейшим вопросом избирательной кампании 1980 года. Попытки Картера выставить Рейгана опасным и неопытным экстремистом в целом провалились вследствие «заразительного» оптимизма соперника и его очевидной решимости «восстановить основы американской экономической и военной мощи». Республиканцы должным образом выиграли – набрав достаточный запас голосов избирателей и одержав сокрушительную победу в голосовании коллегии выборщиков.[1363]
Коллапс «разрядки» сам по себе почти не отразился на внутренней политике Советского блока, чего нельзя сказать о Хельсинкских соглашениях. В июле – августе 1980 года Польшу охватили волнения, начавшиеся на верфях Гданьска; это привело к появлению в сентябре профсоюза «Солидарность», во главе которого встал харизматичный докер Лех Валенса. Профсоюз получал негласную поддержку не только от Вашингтона, где советник президента по национальной безопасности был поляком по происхождению, но и от Ватикана, где правил польский папа. Остаток десятилетия страна пребывала в состоянии латентного национально-религиозного восстания против коммунистического режима и его советских покровителей. Это сулило смертельную угрозу для Москвы, ведь Польша являлась важнейшим стратегическим буфером Советского Союза, служила первым эшелоном стратегической обороны Варшавского договора, на ее территории размещались советские тактические ядерные ракеты и через эту территорию шла линия коммуникаций с Группой советских войск в Германской Демократической Республике. Без Польши позиции СССР в Германии оказывались существенно слабее.