Европа. Естественная история. От возникновения до настоящего и немного дальше — страница 53 из 62

324.

Лутц Хек решил, что Беловежская пуща – идеальное место для осуществления своего проекта. Нацисты убили или изгнали тысячи людей, уничтожив более 300 деревень. Среди жертв было множество евреев, укрывавшихся в густых лесах. Сегодня Беловежская пуща является объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО, свидетельством существования в старой Европе нетронутых равнинных лесов. Мы забываем о роли нацистов в ее создании и о том факте, что эта территория некогда была плотно заселена и веками использовалась для сельского хозяйства и лесного промысла. Избавившись от людей, Хек выпустил сюда зубра, медведя и своих быков, хотя сомнительно, чтобы у нацистов было много времени на охоту. К маю 1945 года русские войска были в Берлине, и Хек был занят защитой своего зоопарка, который оказался одним из последних редутов нацистов в городе. После войны Советский Союз пытался обвинить Хека в военных преступлениях, однако перед судом он так и не предстал, а умер в апреле 1983 года в Висбадене.

Представление Лутца Хека о том, что Европа была некогда покрыта девственными лесами, частично восходит к книге Тацита «Германия», написанной примерно в 98 году нашей эры. В ней историк утверждает, что Германия ужасает своими лесами – silvis horrida[295]. И Адольф Гитлер, и Генрих Гиммлер, кстати, безуспешно пытались получить единственную сохранившуюся средневековую копию труда – Codex Aesinas – у его владельцев, графов Баллеани, владения которых располагались в итальянском Ези, близ Анконы[296]. Но что подразумевал Тацит под выражением silvis horrida? Была ли Германия сплошь первобытным лесом или там были рощи и чащи из колючих растений, предположительно, созданные крупными стадами травоядных?325

В других местах Тацит не оставляет сомнений в том, что в отдельных частях Германии ландшафты были сильно преобразованы под земледелие, выпас скота и поселения. Но он также указывает, что территория каждого племени была окружена обширными ничейными землями. Легко представить, что такие земли служили охотничьими угодьями, где диких животных в какой-то степени защищал страх одного племени угодить в засаду, устроенную другим. Возможно, для этих районов были характерны отдельные лесистые участки, перемежающиеся с болотами и колючими зарослями. Большое разнообразие европейских светолюбивых растений (включая лещину, боярышник и дуб) лишний раз свидетельствует, что лесной полог не был сплошным. Так что почти наверняка будет ошибкой оплакивать потерю европейской лесной девственности, представляя ситуацию в духе тацитовской тенистой Германии, ужасающей лесами.

Похоже, единственный положительный результат навязчивых идей Лутца Хека – это выживание лошадей Пржевальского из Варшавского зоопарка. Он перевез их из Берлина к брату в Мюнхен. К 1945 году в Европе оставалось всего 13 этих непарнокопытных, поэтому Лутц сыграл ключевую роль для сохранения этого вида, что было признано как минимум в одном музее холокоста 326. Попытки Хека восстановить дикую природу подтверждают очень важный факт: европейцы ныне – разум, управляющий землей. Земля становится такой, какой они пожелают. И если их желания токсичны и опасны, то это обязательно проявится в природе. Европейцам не избежать ответственности за формирование своей окружающей среды. Даже отказ от действий будет иметь серьезные последствия.

Идея, что Древняя Европа была огромным первобытным лесом, оспаривается в одном из величайших проектов по возрождению дикой природы – в заповеднике Оствардерсплассе в Нидерландах. В апреле 2017 года я приехал туда, чтобы встретиться с Франсом Верой – экологом, внесшим огромный вклад в его развитие. Участку земли площадью почти 60 квадратных километров, который помогали разрабатывать Франс и его коллеги, меньше 70 лет: до этого он находился под водой. Я счел это крайне необычным, однако голландцы настолько привыкли создавать себе сушу, что во время моей поездки этот факт едва упомянули. Глядя сквозь утренний туман на обширный участок суши, где не было ничего, кроме призрачных силуэтов современных мельниц и промышленных зданий на горизонте, я ощущал, что попал в прошлое: картина напоминала нетронутую Африку или далекую Арктику.

Побывать на земле Оствардерсплассе – чувственный опыт. Следы и экскременты птиц и зверей настолько плотно покрывали коротко остриженную траву, что между ними было невозможно поставить ногу. Дерн ранней весной был таким тонким, что казалось, будто травы тут меньше, чем голой почвы. Я едва мог поверить, что ее хватает, чтобы поддерживать такую массу живности. На моих глазах десятки тысяч белощеких казарок поднялись с земли, когда над ними промелькнул гигантский орлан, а затем, подобно накидке, снова опустились на траву. Запахи, звуки и виды можно было бы отнести к плейстоцену, богатство которого утеряно так давно, что исчезло из нашего воображения.

Однако гордость Оствардерсплассе – крупные млекопитающие. Мимо нас легким галопом мчались группы коников: их красивый мышастый окрас создавал иллюзию, что я смотрю на анимированное искусство ледникового периода. Для неопытного глаза польские коники выглядят практически так, как дикие лошади. Предполагалось, что они происходят от тарпана – последней дикой лошади Европы 327. Британские эксмурские пони со своими белыми мордами (этот признак так ясно виден на изображениях лошадей ледникового периода в пещерном искусстве) – еще одна имитация диких лошадей. Но это уже вопрос вкуса, поскольку ни одна из современных пород лошадей не имеет преимущества перед другими с точки зрения генетической близости к диким предкам.

Когда мы проезжали мимо стада благородных оленей, ведомого самцом с великолепнейшими рогами, они подняли головы и сорвались с места. Их кости захламляли землю. Поскольку это неодомашненный вид, туши оленей разрешено оставлять на траве для падальщиков. Вдалеке виднелись крупные звери с устрашающими рогами лирообразной формы. Это заменители туров, выведенные из различных пород крупного рогатого скота. Не у всех равномерный темный окрас, свойственный турам, и, на мой взгляд, это нарушает иллюзию мегафауны ледникового периода.

Оствардерсплассе располагает исключительно плодородными щелочными почвами – о таких местах мечтают земледельцы. Здесь нет валунов, за которыми могли бы укрыться молодые деревца и кустики. Травы на богатой почве кормят множество крупных зверей, которые, в свою очередь, определяют, что тут растет. В результате получается великолепный травяной покров, который отсутствует только в самых низких местах, где образовались плавни. Бросается в глаза нехватка деревьев. Немногочисленные деревья в ужасном состоянии: они обглоданы по кругу оленями, их скелетоподобные остовы рассеяны по огромной территории, придавая ей мрачный вид. Если не считать странных кустов терновника и боярышника, ободранных до полусмерти тысячами ртов, мало какая растительность поднималась выше моей лодыжки. Интересно, могли ли эти колючие бонсаи быть «ужасающими лесами» Тацита?

С экологической точки зрения Оствардерсплассе, где живут 4000 быков, лошадей и оленей, напоминает тундростепь или низкотравную саванну кенийского заповедника Масаи-Мара. Многие считают его неудачным экспериментом. Другие просто ненавидят мертвые деревья. Я прошу этих людей сравнивать Оствардерсплассе не с Европой классической эпохи, а с давно исчезнувшим континентом, где ландшафт формировали не сельскохозяйственные практики, а крупные млекопитающие.

При создании Оствардерсплассе кое-что было утеряно, включая 37 % видов птиц, которые существовали здесь в 1989 году, – большинство из этих утраченных видов были адаптированы к сельскохозяйственной или частично облесенной Европе328. Но достигнуто, на мой взгляд, намного больше. Оствардерсплассе вызывает ассоциации с величественной и дикой Европой, это мини-версия миграции гну в парке Серенгети. Однако есть одно существенное различие. В Оствардерсплассе нет крупных хищников – самыми крупными из псовых в заповеднике являются лисы. Такое исключение хищников имело несколько последствий. Во-первых, неестественно большая плотность травоядных. Во-вторых, замещать волков и крупных кошек приходится людям: егеря перемещаются по территории (особенно зимой) и по санитарным соображениям убивают тех животных, которые сочтены слишком слабыми, чтобы дожить до весны.

В Оствардерсплассе продолжает править природа. Один стервятник обнаружил это место и благоденствовал, пока не погиб, сев на рельсы. Найдут ли сюда путь волки или шакалы? В Нидерландах уже видели трех волков, так что вполне возможно. Ненадолго тут устроилась даже лосиха, сбежавшая из зоопарка. У нее было двое детенышей, но, как и стервятник, она забрела на железнодорожную ветку и погибла, а одного из детенышей застрелили. Возможно, первым крупным млекопитающим, которое своими силами доберется до заповедника, будет дикий кабан, поскольку этих зверей видели уже в Нобелхорсте, всего в нескольких километрах отсюда. В этом случае они найдут себе роскошное угощение из птичьих яиц и других деликатесов. Итак, масштабный эксперимент продолжается. Если бы это зависело от меня, я бы сначала решил вопрос с этой железнодорожной линией-убийцей – либо огородил ее, либо проложил в другом месте.

Когда-то планировалось объединить эту территорию с другими заповедниками в Нидерландах и дикими территориями в Германии – с целью обеспечить естественную миграцию. Нидерландские власти приобрели большую часть требуемых земель, но затем было избрано правое правительство. Фермеры закричали, что богатые почвы расходуются впустую, и некоторым из них позволили выкупить земли обратно, причем по более низкой цене. Такая политическая негативность смутила общественность, и грандиозные перспективы развеялись. Я надеюсь, что замечательный эксперимент под названием Оствардерсплассе продолжится. С каждым годом мы узнаем все больше, поскольку он способствует появлению творческих идей, помогающих разуму управлять землей самыми инновационными способами.